Хорошо, что в средствах массовой информации публикуются материалы на казачьи темы. Плохо, что иногда приходится сталкиваться с невежеством и незнанием темы. Более того, иногда казачий фольклор выдается за исторические истины.

1", "wrapAround": true, "fullscreen": true, "imagesLoaded": true, "lazyLoad": true , "pageDots": false, "prevNextButtons": false }">

Припоминаю случай, как однажды на праздновании Дня Ставрополя один из артистов, играя роль Петра I, произнес фразу: « Казаки, я дарую вам свободу». Но историкам хорошо известно, что именно Петр I после Булавинского восстания казнил несколько тысяч казаков. Многие, в т. ч. казаки-некрасовцы, бежали из России. Он же отменил выборность войсковых атаманов и т. д. В ряде информационных сообщений неправильно трактуются традиции казачьего самоуправления, воинской службы, вопросы о причислении казаков к сословию. Хотелось бы на страницах газеты ознакомить читателей, хотя бы кратко, с некоторыми вопросами, которые касаются казачества.

24 января 2009 года, как известно, исполнилось 90 лет со времени принятия Оргбюро ЦК ВКП(б) циркулярного письма « Об отношении к казакам». В протоколе заседания не отмечены фамилии присутствующих. Не осталось и подлинника постановления. Лишь в Центральном партийном архиве бывшего института марксизма-ленинизма сохранилась копия документа. По всей вероятности, тот, кто составлял и принимал этот зловещий документ, побоялся проклятий потомков.

Маховик репрессий на местах был раскручен так, что его не могли остановить окончательно в течение многих десятилетий. До сих пор вряд ли кто-либо укажет точную цифру уничтоженных, выселенных, умерших от голода казаков.

Прошло уже почти двадцать лет с того времени, когда казачество вновь заявило о себе, стали создаваться общественные организации по его возрождению. За это время написано множество научных статей, учебных пособий, монографий, в которых рассматривались вопросы казачества с различных точек зрения, иногда прямо взаимоисключающих друг друга. Самой злободневной являлась тема о том, являются ли казаки народом или сословием. Разумеется, эта тема сложна и требует научного подхода.

В газетной статье вряд ли возможно полностью раскрыть вопрос о казачестве как культурно-этнической общности – народе. Постараемся кратко остановиться лишь на некоторых архивных и исторических материалах, чтобы с их помощью понять, о чем идет речь, и высказать свое личное суждение.

В 1807 году вышла книга Е. Зябловского « Новейшая география Российской империи», которая была издана для Московского государственного университета. В ней перечисляются славянские народы России. Это « россияне, казаки, кои суть славянские народы, кои суть донские, гребенские, терские, волжские, оренбургские, сибирские, малороссийские, бугские и черноморские, поляки, другие славянские народы».

В учебнике « Русская история» Устрялова, изд. 1845 г., сказано: « Народ казацкий возник от слияния разноплеменных людей, искавших необузданной воли, в состав его вошли: остатки древних половцев, черкесов, переселившихся с Кавказа, русские удальцы, для которых были тягостны законы, беглые поляки, молдаване, татары, не терпевшие самовластия ханов. Чудесная смесь племен отразилась в чертах казаков, их языке, в самом образе жизни. Лица их доселе выражают нечто азиатское. Язык их состоит из слов русских, татарских, польских и др. …Бесстрашие их напоминает детей Кавказа».

Очень интересную трактовку слова « казак» дал известный донской историк начала ХХ века Е. П. Савельев. В своем знаменитом труде « История казачества» за 1915-1916 гг. он отмечал: « Казаки прежних веков, как это ни странно, не считали себя русскими, т. е. великороссами или москвичами: в свою очередь, и жители московских областей, да и само правительство смотрели на казаков как на особую народность, хотя и родственную с ними по языку и вере». Не случайно вплоть до XVIII века общение с донскими казаками русские цари осуществляли через Посольский приказ (читай – Министерство иностранных дел. – П. Ф.).

Великий русский писатель Л. Н. Толстой, прожив некоторое время в терской станице Новогладковской, в своей повести « Казаки» отметил значительную разницу между казаками и русскими людьми. Он писал: « Живя между чеченцами, казаки перероднились с ними и усвоили себе их обычаи, образ жизни и нравы горцев… Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими… Влияние России выражается (для казака. – П. Ф.) только с невыгодной стороны: стеснением в выборах (имеется в виду атаманов и руководящих органов. – П. Ф.), снятием колоколов и войсками, которые стоят и проходят там… Казак по влечению менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтобы защитить его станицу, но который закурил табаком его хату. Он уважает врага-горца, но презирает чужого для него и угнетателя солдата».

В русском языке слово « казак» некоторое время употреблялось как « бездом-ник», « бродяга», или в узком смысле – « одинокий вольный человек, не имеющий своего крова и родины» (читай - бомж. – П. Ф.). Какое же число преступлений надо было совершить, чтобы образовался народ, который сразу же заявил о себе многочисленными положительными качествами?! Невозможно представить, чтобы где-то случайно встретилась громадная масса людей, увидевших впервые друг друга, сговорившись бежать в какие-то неведомые края, чтобы жить воровскими шайками, бродягами. Появившись на Дону, эти « беглые люди» вдруг неожиданно сумели проявить свой ум, смекалку, создать справедливое общество, управляемое самим народом, стать не только защитниками своей территории, но покорителями и стражами новых неизведанных земель. На примере Российского государства можно проследить, какой неоценимый вклад внесли казаки не только в его стабилизацию, но и расширение границ, которые до сего времени остаются самыми большими во всем мире. Так что споры об истинном значении слова « казак» и времени появления его в русском языке, времени появления казачества можно продолжить до бесконечности.

Значительную часть своего существования казачество боролось со степью. Прошло много веков, пока оно стало на путь объединения. К этому времени следует отнести организацию больших общин, появление постоянных поселений. Условия жизни требовали защиты и самообороны околиц своих населенных пунктов.

Запорожские и донские казаки создали самые оригинальные и неповторимые формы казачьей жизни и быта. устройство внутреннего быта и традиций у донских казаков было в духе древнего новгородского вече. Войсковой круг на Дону напоминал и Запорожскую раду. На войсковом кругу каждый казак имел право голоса наравне со всеми. Кругу принадлежала административная, законодательная и судебная власть, он назначал походы и производил межевание земельных угодий и водных ресурсов, ему принадлежало утверждение судебных приговоров и смертной казни. На кругу избирались казачьи начальники, а главным исполнителем решений войскового круга был войсковой атаман.

Многолик и многонационален был казачий народ, но все с воодушевлением пели: « Наша матушка Рассея – всему свету голова». Во время прохождения действительной службы казаков учили: « Не выпячивай грудь, ты не солдат», « Не топочи, ты не в пехоте», « Подбери брюхо, ты не мужик». Все это способствовало умению носить « казачью осанку», а это – широкая и твердая поступь, ловкость движений, смелый глаз.

Казаки, появившись на Кавказе, жили рядом с горскими народами на правом берегу Терека – « на гребнях». Только в начале XVIII века они перешли жить на левый берег, чтобы предотвращать свободные набеги крымских татар не только на самих себя, но и на ставших для них близкими и родными горцев.

Часть ученых отвергает гипотезу « о казаках как о народе» и заявляет, что это военное сословие, пользующееся определенными льготами и привилегиями. Возможны ли они сегодня? А вот этого как раз и не следует делать: в условиях развития демократического общества любые привилегии могут спровоцировать недовольство многих народов России и даже социальный взрыв в обществе.

На мой взгляд, казака следует определять по природному (потомственному) происхождению, по соблюдению им выработанных предками традиций, культуры, обычаев, а не по тому, принял ли он на себя обязанности несения государственной службы. К сожалению, за многие годы советской власти слово « казак» стало почти нарицательным, и многие возмущаются, когда казаки причисляют себя к этносу. И зачастую даже сами природные казаки не имеют смелости открыто заявлять о себе, что принадлежат к казачьему этносу. Последняя перепись служит тому подтверждением.

Для того чтобы возрождать казаков как этническую общность, необходим закон о казачестве, в котором должно быть четко определено, кто такой казак. В этом случае отпадет необходимость определять казака как принявшего обязанность несения государственной службы. К сожалению, по этому закону « казаками» стали представители многих народов. Но ведь никакому представителю чеченского народа не придет в голову стать черкесом или карачаевцем, а вот казаком – пожалуйста. Действительно, в ранние века казаками становились представители других народов. Но на это уходило не одно поколение и при условии принятия казаком веры, традиций, культуры, обычаев, которые становились родными. В свое время, когда казаки-гребенцы стали переселяться на левый берег Терека, часть из них не пожелала этого делать. Они ушли в горы и там приняли ислам, а через несколько поколений стали чеченским родом « гуно», т. е. гуноевцами. Голубоглазость и славянский тип лица до настоящего времени сохранились у многих.

Считаю, что вопрос о казачестве не должен сниматься с повестки дня. И если реестровое казачество (реестр в переводе с польского языка означает список. – П. Ф.) практически согласилось с вариантом служивых казаков, то представители общественных организаций, особенно природных (потомственных) казаков, обязаны продолжать работу по принятию закона о казачестве.

Казачество выжило, должно жить и будет жить, пока будут жить казаки.

П. ФЕДОСОВ. Кандидат исторических наук, член Союза журналистов РФ.

P.S. Газета надеется на то, что существуют и другие мнения, и приглашает принять участие в обсуждении этой статьи.

Почему казачество противопоставляло себя великороссам.
Рубеж конца XX - начала XXI века ознаменовался напряженными поисками казачеством своего собственного, утраченного в горниле революции и «мясорубке» Советов, подлинно казацкого пути. Что есть казак? Кто он - социальный служащий (воин, опричник, пограничник и т. п.) или же казак это прежде всего казак, то есть полноправный, а потому национальнообязанный представитель самобытного казацкого племени?

Вся история России сделана странным народом?
«Фактор этничности казачества» - так для краткости назовем означенную выше проблему - на протяжении всей истории России вызывал непримиримые идеологические столкновения российских интеллектуалов, генетически не имеющих никакого отношения к казачеству.
Наш обзор фактора этничности казачества следует начать с упоминания о научном труде известного историка, научная репутация которого в смысле апологетики казацкой самостийности абсолютно беспорочна, ибо он глубоко, последовательно и по-своему ярко не любил казачества.
Николай Иванович Ульянов, известный историк Русского Зарубежья, создал подлинно антиказацкий шедевр - основательный историографический опус «Происхождение украинского сепаратизма». В этом предельно идеологизированном труде есть немало размышлений о «хищной природе казачества», обильных цитат из польских источников, сравнивающих казаков с «дикими зверями». С особым сладострастием Н. И. Ульянов цитирует путевые впечатления некоего московского попа Лукьянова о землях казаков: «Вал земляной, по виду не крепок добре, да сидельцами крепок, а люди в нем что звери;... страшны зело, черны, что арапы и лихи, что собаки: из рук рвут. Они на нас стоя дивятся, а мы им и втрое, что таких уродов мы отроду не видали. У нас на Москве и в Петровском кружале не скоро сыщешь такого хочь одного».
Таковым описанием поп Лукьянов «наградил» казацкий городок Хвастов - атаманскую ставку прославленного казацкого вождя Семена Палея. Логично домыслить (хотя этого напрямую и нет в тексте Н. И. Ульянова) - уж коль скоро в Хвастове у самого Палея все казаки сплошь «звери и уроды», то что же говорить о более заурядных, так сказать, более близких народу представителях казацких станиц?
Мнение Н. И. Ульянова и попа Лукьянова можно было бы подкрепить еще десятком подобного же сорта цитат из эпистолярного наследия российских интеллектуалов как дореволюционного, так и советского периода истории России (достаточно вспомнить, например, в каком стиле высказывались Лев Троцкий и Владимир Ульянов-Ленин, клеймившие казаков как «зоологическую среду»). Это один полюс мнений.

Другой полюс представлял, например, русский генералиссимус Александр Васильевич Суворов, восторженные суждения которого о казаках общеизвестны.

Именно Суворов вместе с князем Потемкиным сумели убедить Екатерину II прекратить в отношении запорожских казаков политику «тихого геноцида», переселив оставшихся после разгрома Запорожской и Новой Сечи запорожцев на Кубань. Так на Кубани возникло сорок казацких станиц, из которых 38 получили традиционные наименования куреней Запорожской Сечи.
«Казакофилом» был, бесспорно, Лев Николаевич Толстой. Этот выдающийся писатель, идеолог и философ неоднократно высказывал мысль о том, что Россия как государство - в неоплатном долгу перед казаками.
Приведу лишь наиболее известное из высказываний Льва Толстого: «...Вся история России сделана казаками. Недаром нас зовут европейцы казаками. Народ (очевидно, что имеется ввиду русский народ. - Н. Л.) казаками желает быть. Голицын при Софии (канцлер Голицын при правлении царицы Софьи Романовой. - Н. Л.) ходил в Крым - осрамился, а от Палея (тот самый казачий атаман Семен Палий из Хвастова. - Н. Л.) просили пардона крымцы, и Азов взяли всего 4000 казаков и удержали, - тот самый Азов, который с таким трудом взял Петр и
потерял...»

Позитивная или отрицательная оценка казачества тем или иным русским интеллектуалом, по-видимому, зависела от того, насколько позитивно или отрицательно оценивал этот интеллектуал собственно русскую жизнь во внутренних областях страны.
Показательна в этом смысле психологическая реакция на пребывание в среде казачества известного путешественника по Дальнему Востоку Михаила Ивановича Венюкова, уроженца мелкопоместной дворянской семьи из села Никитского Рязанской области. В своей работе «Описание реки Уссури и земель к востоку от нее до моря» М. И. Венюков пишет: «...Во все время моего путешествия по Сибири и Амурскому краю я сознательно пытался уклониться от постоя или даже ночевки в домах здешних казаков, предпочитая всякий раз постоялые дворы, казенные учреждения или, по необходимости, избы русских переселенцев. Пусть в казачьих домах и богаче, и чище, но мне всегда была невыносима эта внутренняя атмосфера, царящая в семьях казаков - странная, тяжелая смесь казармы и монастыря. Внутренняя недоброжелательность, которую испытывает всякий казак к русскому чиновнику и офицеру, вообще к русскому европейцу, почти нескрываемая, тяжелая и язвительная, была для меня невыносима, особенно при более-менее тесном общении с этим странным народом».
Примечательно, что эти строки о «тяжелом и странном» народе писал весьма дотошный и объективный исследователь, который совершил свое путешествие по Уссури в окружении тринадцати казаков и только одного «русского европейца» - унтер-офицера Карманова.
В революционных событиях 1917-1918 годов в казацких воинских формированиях не произошло ни одного случая бессудной расправы рядовых казаков с казацким офицером. В русских же полках в эти годы подобные инциденты исчислялись десятками, если не сотнями. На русском флоте, где казаков вообще не было, офицеров расстреливали, топили, подымали на штыки еще в бóльших масштабах, чем в сухопутной армии.
В свое время замечательный этнолог Лев Николаевич Гумилев ввел в научный оборот понятие этнической комплиментарности (две категории: положительная и отрицательная), которая определялась исследователем как ощущение подсознательной взаимной симпатии (или антипатии) этнических индивидуумов, определяющее деление на «своих» и «чужих».

Если воспользоваться предложенным Л. Н. Гумилевым научным инструментарием, то окажется, что М. И. Венюков (а также другие «русские европейцы») и амурские казаки - суть два различных, причем взаимно отрицательно комплиментарные («чужие») друг другу этносы. Но почему же тогда положительно комплиментарны казачеству, абсолютно «свои» для него такие бесспорно этнически чистые русские как А. В. Суворов, Л. Н. Толстой, А. И. Солженицын?
Причиной столь полярно различных оценок казачества со стороны русских интеллектуалов, вызывавшей в равной степени как восхищение и желание быть с казаками у одних (вспомним, например, первую повесть Толстого «Казаки»), так и искреннее неприятие, отторжение, даже антагонизм у других, стала, как мне представляется, полноценно сформировавшаяся уже к исходу XVI века этничность казаков.
В отличие от казачества, национальное становление собственно великорусских людей, насильственно остановленное, надломленное и во многом исковерканное так называемыми реформами патриарха Никона, а затем пароксизмальной деятельностью Петра I, не могло дать русской интеллигенции единой ментально-идеологической платформы для оценки того или иного общественного или национального явления.
На фоне внутренней ментально-идеологической разобщенности русских казаки поражали всех сторонних наблюдателей (причем как доброжелательных, так и враждебных) прочно укорененным в национальном менталитете собственно казацким мировосприятием, завершенным, полноценно сформированным стереотипом поведения, признаваемым всеми казаками как национальный идеал, отсутствием каких-либо внутренних метаний в пользу смены своей этнополитической идентичности. Как представляется, именно эти цельность, самоценность и непоколебимость казацкого менталитета, завидная монолитность казацкой общественной среды как раз и порождали ту резкую полярность при оценке казачества внешними, в первую очередь русскими наблюдателями.
С точки зрения соответствия теории этничности по ее классической версии в интерпретации Ю. А. Бромлея, казацкое общество в России на рубеже XIX-XX веков обладало всеми признаками, особенностями и только ему присущими социальными свойствами, которые со всей очевидностью свидетельствовали о полноценной, завершенной в своем формировании этничности казаков.

«О, Сечь! Ты верного казачества колыбель!»
В нашем размышлении о «факторе этничности казаков» мы сразу оттолкнулись от среднего периода истории казачества. А как же период древней истории? Может быть там мы найдем неопровержимые доказательства, что казаки представляют собой некую органичную, хотя и весьма своеобычную ветвь русского или украинского народов?
Увы, таких доказательств нет. Вернее доказательства есть, но сугубо противоположные по знаку: в древних и средневековых источниках Евразии есть много сообщений, которые однозначно могут трактоваться как четкие указания на постепенно формирующуюся самобытную этничность казачества, начиная с XIII века. В известном, и на сегодняшний день, пожалуй, самом обстоятельном труде Е. П. Савельева «Древняя история казачества» подробно проанализирована фактура и достоверность абсолютного большинства древних и средневековых источников о процессе формирования казачьего этносоциума.
Предваряя свое, еще раз подчеркиваю, - весьма авторитетное с точки зрения научной аргументации исследование, - Е. П. Савельев пишет: «Казаки прежних веков, как это ни странно звучит для историков, не считали себя русскими, то есть великороссами или москвичами; в свою очередь и жители московских областей, да и само правительство смотрели на казаков, как на особую народность, хотя и родственную им по вере и языку. Вот почему сношения верховного правительства России с казаками в XVI и XVII веках происходили чрез Посольский Приказ, то есть по современному - чрез Министерство иностранных дел, чрез которое вообще сносятся с другими государствами. Казацких послов или, как их тогда называли, „станицы“ в Москве принимали с такою же пышностью и торжественностью, как и иностранные посольства...»
В качестве общего контекста всех более-менее древних источников можно привести, например, сведения «Гребенской летописи», составленной в Москве в 1471 году. Здесь говорится следующее: «...Там, в верховьях Дона, народ христианский воинского чина зовомии казаци, в радости сретающе (встречающие. - Н. Л.) его (великого князя Дмитрия Донского. - Н. Л.) со святыми иконами и со кресты поздравляюще ему о избавлении своем от супостатов и, приносящее ему дары от своих сокровищ...»

Не только в большинстве, а, пожалуй, и во всех без исключения источниках по истории Руси-России XIV-XVII веков мы не найдем упоминаний казаков в контексте «русскости»; даже отмечая, что «казаци» - народ христианский и православный, русские источники тем не менее никогда не отождествляют их с собственно великорусским, московским людом. Описывая деяния казаков, русский исторический хронограф в десятках деталей находит возможность подчеркнуть наличие принципиальных различий в природе коренной русскости, вернее, великорусскости и казачества.
Первый отечественный энциклопедист В. Н. Татищев, обладавший, в отличие от всех прочих историографов, уникальным собранием древнейших русских манускриптов, погибших затем в пожаре Москвы в 1812 году, уверенно выводил родословную донских казаков от запорожцев, которые во главе с гетманом Дмитрием Вишневецким сражались вместе с войсками Ивана Грозного за Астрахань. Татищев допускал вместе с тем, что еще одним компонентом при формировании первичного этносоциального массива донского казачества выступали, возможно, так называемые мещерские казаки, то есть принявшие православие тюркоязычные мангыты («татары»), которых Иван Грозный перевел на Дон. Важно подчеркнуть, что с этногенетической концепцией В. Н. Татищева в целом был солидарен бесспорно крупнейший историк XIX века по проблеме казачества В. Д. Сухоруков.
Таким образом, становится понятным, что по крайней мере донские казаки - альфа и омега российского казачества - как прямые потомки генетического альянса запорожцев и мещерских татар имели, в силу этого факта, весьма мало общих генетических корней с великорусским этносом.

Столь же незначительна была, по-видимому, генетическая связь самих запорожцев с собственно украинским (или как писали до 1917 года - малорусским) народом. Упоминавшийся уже последовательный борец с казацкой идеей Н. И. Ульянов размышлял по этому поводу так:
«Здесь (в Запорожской Сечи. - Н. Л.) существовали свои вековечные традиции, нравы и свой взгляд на мир. Попадавший сюда человек переваривался и перетапливался, как в котле, из малоросса становился казаком, менял этнографию, менял душу. Фигура запорожца не тождественна с типом коренного малороссиянина (то есть украинца. - Н. Л.), они представляют два разных мира. Один - оседлый, земледельческий, с культурой, бытом, навыками и традициями, унаследованными от киевских времен. Другой - гулящий, нетрудовой, ведущий разбойную жизнь, выработавший совершенно иной темперамент и характер под влиянием образа жизни и смешения со степными выходцами. Казачество порождено не южнорусской культурой, а стихией враждебной, пребывавшей столетиями в состоянии войны с нею».
Можно было бы поспорить с автором этих строк о степени взаимовлияния казачества и носителей южнорусской культуры, однако им бесспорно точно отмечен факт весьма малой генетической связи запорожцев с окружающей, генетически весьма далекой от казаков, украинской средой. Это указание тем более важно, что именно родовые запорожцы, переселившиеся под водительством атаманов Захара Чепеги и Антона Головатого на Кубань, стали этнической основой как для кубанского, так и для терского казачества.
Механизм довольно быстрого этнического растворения украинских выходцев в казачьей среде лаконично, но достоверно описан все тем же Н. И. Ульяновым.
«В Запорожье, как и в самой Речи Посполитой, хлопов (украинских крестьян. - Н. Л.) презрительно называли „чернью“. Это те, кто убежав от панского ярма, не в силах оказались преодолеть своей хлеборобной мужицкой природы и усвоить казачьи замашки, казачью мораль и психологию. Им не отказывали в убежище, но с ними никогда не сливались; запорожцы знали случайность их появления на Низу и сомнительные казачьи качества. Лишь небольшая часть хлопов, пройдя степную школу, бесповоротно меняла крестьянскую долю на профессию лихого добытчика. В большинстве же своем, хлопский элемент распылялся: кто погибал, кто шел работниками на хутора к реестровым...».
Итак, мы можем признать, вслед за В. Н. Татищевым, В. Д. Сухоруковым, Е. П. Савельевым, Н. И. Ульяновым и другими крупными историками России и Украины, что казацкое сообщество издревле формировалось как бы из самого себя, путем постепенного прочного слияния небольших частей разнородных этнических элементов, включая великорусов, украинцев, представителей некоторых тюркских народностей, которые постепенно и разрозненно, в разные исторические периоды наслаивались на некий весьма мощный в генетическом плане, издревле сформировавшийся в междуречье Днепра и Дона этнический стержень.

Казаки произошли от казаков
Отношение казаков начала ХХ века к вопросу о своем происхождении с гениальной лаконичностью описано Михаилом Шолоховым в «Тихом Доне». Поистине хрестоматийна даже для современного казачества сцена, где на реплику комиссара Штокмана о том, что казаки, дескать, от русских произошли, - казак пренебрежительно, даже с вызовом бросает: «Казаки произошли от казаков!». Этот гордый девиз всего казачества - от запорожского войска до семиреченского - сохранился незыблемым доныне. Только эта фундаментальная платформа казацкого мироощущения обеспечила физическое выживание казацкого этнического сообщества, несмотря на многие десятилетия большевистских гонений.

Свою этническую отделенность, в хорошем смысле - самостийность от кого бы то ни было казачество остро чувствовало во все времена. В отношении великорусов это чувство самостийности диктовалось отнюдь не желанием противопоставить себя русскому народу как некий недостижимый для последнего образец. Со времен борьбы с польским шляхетством казак был чужд этнического высокомерия, и его отношение к русским людям в целом всегда было благожелательным и уважительным. Однако чувство самостийности все же всегда было и определялось только одним: желанием сохранить свой самобытный казацкий остров в безбрежном великорусском море, которое неудержимо накатывалось с севера на земли казацкого народа.
В недавнее время двумя российскими издательствами был переиздан любопытный сборник материалов-размышлений по проблемам казачества, впервые вышедший в свет в 1928 году в Париже по инициативе атамана А. П. Богаевского. В этом сборнике есть ценные наблюдения по этничности казачества, причем сделанные как самими казаками, так и близко знающими этот народ инонациональными наблюдателями.
«У казаков было, да и есть еще, выраженное сознание своего единства, того, что они, и только они, составляют войско Донское, войско Кубанское, войско Уральское и другие казачьи войска... Мы совершенно естественно противопоставляли себя - казаков - русским; впрочем, не казачество - России. Мы часто говорили о каком-либо чиновнике, присланном из Петербурга: "Он ничего не понимает в нашей жизни, он не знает наших нужд, он - русский". Или о казаке, женившемся на службе, мы говорили: "Он женат на русской"». (И. Н. Ефремов, донской казак)

«Я знаю, что в глазах простого народа воин идеальный, воин по преимуществу мыслим всегда как казак. Так было в глазах как великороссов, так и малороссов. Немецкое влияние на строй и народные понятия всего менее отразились на нравах казачества. В начале еще ХХ века, когда я спрашивал одного юнкера Константиновского училища, участвуют ли юнкера-казаки в их ночных похождениях, он отвечал: "Не без того, но казаки никогда не хвалятся друг перед другом своим распутством и никогда не кощунствуют"». (Митрополит Антоний [Храповицкий], русский)
«Нам, русским, нечего распространяться о казачьих доблестях. Мы знаем историческую колонизационную и окраинно-оборонительную миссию казачества, его навыки к самоуправлению и воинские заслуги на протяжении многих веков. Многие из нас, жителей северной и центральной части России, ближе познакомились с укладом казачьей жизни, найдя вместе с белым движением убежище в казачьих областях юго-востока России. В эмиграции мы оценили солидарность и спаянность казаков, выгодно отличающих их от общерусской "людской пыли"». (Князь П. Д. Долгоруков, русский)
« всегда едино, цельно в разрешении и понимании своих внутренних казачьих вопросов. Во мнениях же, взглядах, отношениях к вопросу внешнему для него - русскому, казачья интеллигенция разделяется, распыляется, забыв о главном, единственно незыблемом - об интересах своего народа, народа казачьего. У русской интеллигенции здесь, за рубежом, и у советской власти там, в СССР, получилась удивительная согласованность в устремлениях внедрить в сознание казачества (у первой - в эмиграции, у второй - в родных наших краях) убеждение, что казаки являются русским (великорусским) народом, а "казак" и "крестьянин" - тождественные понятия. Заботы советской власти о подобном "воспитании" казачества вполне понятны: они преследуют практические цели: затемнением национального самосознания у казачества, внедрением психологии великоросса ослабить сопротивление советскому строительству. Однако казаки никогда себя не осознавали, не ощущали и не считали великороссами (русскими), - считали русскими, но исключительно в государственно-политическом смысле (как подданные Русского государства)». (И. Ф. Быкадоров, донской казак)

Казачество сознавало себя как отдельный, не сводимый к статусу субэтноса русских, самобытный народ и в чисто политическом плане: социополитические интересы казачества осознавались (и, при возможности, отстаивались) казацкой интеллигенцией именно как этнические (национальные) интересы, а не как интересы некоего умозрительного военно-служилого сословия.

Материал из Юнциклопедии

Казачество - особое военное сословие в царской России (см. Классы и сословия в России). Слово «казак» - тюркского происхождения и переводится как «вольный человек». В XIV в. на окраинах Руси в степных районах стали селиться люди, которые не мирились с системой феодального подчинения и эксплуатации в русских княжествах. Смелые, отважные, спаянные воинским братством, они успешно отражали набеги воинственных степных кочевников. В свои общины, возникшие на побережьях Дона, Днепра, Яика, казаки (так их стали называть с начала XVI в.) принимали тех, кто готов был жить с ними одними интересами, не придавая значения ни сословному происхождению, ни национальности вновь прибывших. Вот почему среди них было много татар, башкир и представителей других народов. Так сформировалось казачество - особое военно-служилое сословие в царской России. Его история тесно связана с развитием феодального государства и движением протеста против крепостной зависимости (см. Крепостное право).

Жизнь и быт казаков определялись тем, что они находились во враждебном окружении и вооруженная борьба была главным условием их существования. Они нападали на соседей, грабили купцов, совершали далекие походы в пределы Турции и Персии. Немало беспокойства доставляли казаки и царскому правительству, особенно во время крестьянских войн, пополняя ряды восставших (см. Крестьянские войны в России XVII-XVIII вв.). Во время мирных передышек они занимались скотоводством, охотой, рыболовством и другими сезонными промыслами (земледелие получило у них развитие в XVIII в.).

Среди казаков бытовало предание, что земли им пожаловал царь Иван Васильевич и существовали царские грамоты, которые якобы хранились в Черкасске, но сгорели при пожаре в XVIII в. Эта легенда, распространенная среди донских, уральских и терских казаков, ничем не подтверждалась, но никогда и не опровергалась правительством. Фактически они владели своими землями значительно раньше, но ссылка на пожалование соответствовала официальной версии царизма, что казачество с самого начала возникло как служилое сословие. Упоминание Ивана IV подчеркивало древность казачьих войск. Казаки очень гордились своим «старшинством». Самым старым считалось Донское войско, которое в 1870 г. торжественно отметило свое 300-летие.

Русские цари довольно быстро оценили военные достоинства казаков и, используя их независимое положение, не раз подталкивали казаков к военным действиям против своих восточных соседей - Турции и Персии, открыто не объявляя им войны. На стороне России казаки принимали участие во многих войнах, но государево жалованье, часто символическое, стали получать только с 1570 г.

До начала XVIII в. внутреннее устройство казачества и служба были вольными. Все важнейшие дела обсуждал общий сход казаков - круг. Здесь же избирали войскового атамана и других старшин. Официальных указов из Москвы казачество не признавало. В переговорах с правительством старшины всегда ссылались на «оскудение людьми», стараясь выставить наименьшее число служилых казаков.

На Украине в первой четверти XVII в. сформировалась особая казачья военно-политическая организация - Запорожская Сечь. Она была своеобразной казачьей республикой с верховным органом - радой. Все казаки считались свободными и равными в правах, хотя ведущая роль принадлежала казачьей верхушке. Запорожская Сечь сыграла выдающуюся роль в национально-освободительной борьбе украинского народа против Речи Посполитой.

Большую известность приобрели азовские походы казаков. Первый раз донские казаки заняли турецкую крепость Азов в 1637 г. «Сидение» в Азове продолжалось пять лет. В Москве взятие казаками Азова специально обсуждал Земский собор, который во избежание войны с Турцией обратился к казакам с предложением покинуть крепость. В 1695 - 1696 гг. казаки принимали участие в азовских походах под командованием Петра I, завершившихся очередным взятием крепости (см. Русско-турецкие войны XVII-XIX вв.).

После создания в начале XVIII в. регулярной армии значение казачества несколько уменьшилось. Этому способствовало и недоверие Петра I к прежним служилым сословиям. Казаки были включены в состав армии в качестве иррегулярных войск. Они должны были нести в первую очередь местную сторожевую службу. Одновременно шаг за шагом правительство ограничивало казачьи вольности, сокращая внутренюю автономию казаков. Установление новых порядков на Дону вызвало восстание казаков под предводительством К. Булавина. Восстание было подавлено, а казачьей вольнице нанесен сокрушительный удар: теперь войскового атамана назначало правительство, как обычного командующего. Окончательно ее ликвидировала Екатерина II, когда в 1775 г. уничтожила Запорожскую Сечь. Это обернулось для царизма неблагоприятными последствиями: в знак протеста значительная часть запорожских казаков ушла за Дунай, в пределы турецких владений. Через год казакам объявили амнистию, призывая вернуться на военную службу. Они переселились в междуречье Южного Буга и Днестра, а позднее им отвели земли вдоль восточного побережья Азовского моря. Началось формирование Черноморского казачьего войска, управление которым полностью подчинялось правительству. Черноморское казачество все глубже проникало в Кубанские степи и предгорья Кавказа. В середине XIX в. оно было переименовано в Кубанское войско, по численности и значению почти не уступавшее Донскому. К XIX в. казачество в результате целенаправленной политики властей превратилось в замкнутое привилегированное военно-служилое сословие, доступ в которое для инородцев был закрыт.

В начале XX в. насчитывалось 11 казачьих войск: Донское, Кубанское, Терское, Астраханское, Уральское, Оренбургское, Семиречинское, Сибирское, Забайкальское, Амурское и Уссурийское. Они представляли собой мощную боевую силу, в их рядах насчитывалось более четверти миллиона человек.

В конце XVIII - первой половине XIX в. каждое казачье войско имело свое относительно самостоятельное управление, но в то же время четко регламентировавшееся государством. Полностью преодолеть традиции казаков правительству, однако, не удалось. Так, в Уральском войске старшины не смогли добиться для себя значительных привилегий, все вопросы управления решались с общего согласия. Службу казаки отбывали не по очереди, как везде, а путем «наемки». Нанимавшемуся добровольцу казачье общество платило «подмогу», составлявшую по тем временам внушительную денежную сумму. Во всех остальных войсках утвердился «очередной» порядок службы, когда по очереди служили все взрослые казаки. Но и здесь сохранялись общинные порядки: например, все казаки начинали служить рядовыми. Во время похода в казачьем полку существовала строжайшая дисциплина, но по возвращении домой любой казак имел право выдвинуть требования своим командирам. По сравнению с регулярной армией, с ее беспощадным подавлением личности солдата и плац-парадной муштрой казачьи войска имели более благоприятные условия службы, что оказывало благотворное влияние на их боевой дух.

В ходе военных реформ 60-70-х гг. XIX в. порядок службы казаков изменился. Теперь и на них распространялась всеобщая воинская повинность. Общий срок службы составлял XX лет, в том числе 3 года в приготовительном разряде; 4 года - на действительной службе; 8 лет - «на льготе», т. е. по домам, с периодическими лагерными сборами, и 5 лет в запасе. Казак по-прежнему являлся на службу со своим конем, снаряжением и холодным оружием. Казачьи полки формировались отдельно и не сливались с армией.

Казачество было привилегированным сословием, с хорошим земельным обеспечением и личной свободой. Пользуясь своеобразной кастовой замкнутостью казачества, царизм не раз опирался на него для решения карательных задач, как, например, при подавлении революции 1905-1907 гг. Ставшая традиционной преданность казачества царю, крайне сложная политическая обстановка в конце 1917 - начале 1918 г., неприязненное отношение к казакам Советского правительства подтолкнули большинство из них к вступлению на службу в белогвардейские части (см. Белое движение). Упорное сопротивление казаков Красной Армии привело к тому, что одни из них вынуждены были покинуть Россию и пополнить ряды эмиграции, другие, вернувшись домой, столкнулись с жестокими репрессиями: В 1920 г. по постановлению Советского правительства казачество как сословие было упразднено. Сама по себе эта мера была обоснованна, но последующая жесткая политика ликвидации казачества на Дону и Кубани, когда десятки тысяч казацких семей были лишены земли, усадеб, имущества и сосланы на Север и в Сибирь, породила у потомков прежнего казачества иллюзии о возможности полного его возрождения в наши дни.

История помнит имена казаков-землепроходцев: Ермака, В. В. Атласова, С. И. Дежнёва, В. Д. Пояркова, Е. П. Хабарова и других, положивших начало освоению огромных просторов Сибири и Дальнего Востока (см. Освоение Сибири и Дальнего Востока).

В походе. Владимиров И.А. 1914 год

В многоликой истории Российского государства портрет казачества , как одной из социальных групп населения страны, всегда привлекал особое внимание. В последние десятилетия этот интерес, не смотря на крутые повороты в истории нашей страны, не только не угас, но и ещё более обострился. Это нашло отражение не только во всевозможных публикациях и исследованиях, но и в попытках на практике возродить это сословие в социальной структуре Российской Федерации. Причём в обществе эти попытки имеют далеко не однозначную оценку. Одни с радостью и взахлёб говорят о возрождении славных традиций прошлого. Другие с грустью и ухмылкой смотрят на то, как вполне взрослые и солидные мужики, очевидно не нашедшие в жизни для себя более достойного проявления или просто с неутолённым тщеславием, рядятся в ставшую из-за древности уже нелепой ферму, обвешиваются незаслуженными старинными крестами и другими царскими наградами и старательно играют роли давно ушедших исторических персонажей. «Ряженные» - вот самая распространённая, наиболее безобидная и краткая оценка всего этого действа. Именно это обстоятельство и вызвало реплику по этому вопросу автора настоящей статьи.

Действительно, возможно ли в современных условиях России возродить и утвердить в прежнем виде сословие, зародившееся в давно ушедшей в глубь истории феодальной социально-экономической формации? Для анализа этого вопроса из-за крайней ограниченности объёма журнальной статьи воспользуемся лишь наиболее популярным и доступным для широкого читателя справочным материалом.

Так, в энциклопедических справочниках отмечается, что казачество , как одна из социальных групп населения России представляло собой военное сословие в дореволюционной России XVIII - начала XX вв. Но зародилось оно значительно ранее, ещё в XIV - XVII вв. Рост феодальной эксплуатации и крепостничества в этот период в русском и польско-литовском государствах, усугубившийся на захваченной Польшей Украине национально-религиозным гнётом, привёл к массовому бегству крестьян и посадских людей за пределы этих государств, главным образом на незанятые земли на юге. В результате со второй половины XV в. за линией сторожевых укреплений на южных и юго-восточных окраинах России и Украины, в основном по рекам Днепр, Дон и Яик (Урал) и их притокам поселяются беглые крестьяне 1л посадские люди, которые и стали называть себя вольными людьми - казаками. Они не облагались налогом и работали по найму, главным образом на различных промыслах, а также несли военную службу на окраинах страны. Служилые казаки разделялись на городовых (полковых), использовавшихся для защиты городов и сторожевых постов и вольных (станичных) казаков. Они, как социальная группа, были близки к стрельцам, пушкарям и другим категориям русского войска. Позже, в XVIII - XIX вв., большая часть их была переведена в податное сословие и вошла в категорию однодворцев, другие вошли в состав казачьих войск (Сибирского, Оренбургского и др.)

С самого начала постоянная борьба против соседних феодальных государств и полукочевых народов потребовала объединения казачества в военные общины. Общины были независимы друг от друга, но поддерживали между собой и с правительствами близлежащих государств тесные торговые, политические и военные связи. До XVII в. некоторые общины имели политическую независимость, большая их часть пользовалась автономией в области управления, суда, внешних сношений. Например, общины решали вопросы о войне и мире с соседями, вступали в борьбу с ними. Все важнейшие дела обсуждал общий сход казаков (рада, круг), на решения которого рядовая масса оказывала некоторое влияние.

Основу хозяйственной жизни казачества вначале составляли промыслы - охота, рыболовство и бортничество; сравнительно рано появилось скотоводство. Земледелие как правило, стало распространяться позднее, примерно со второй половины XVII в. В XVI - XVII вв. важными источниками существования казачества были военная добыча и жалование от государства. Казачество быстро освоило огромные пространства плодородных земель Дикого поля и других окраин России и Украины. В XVI - XVII вв. казаки во главе с Ермаком, В.В. Атласовым, СИ. Дежнёвым, В.Д. Поярковым, Е.П. Хабаровым и др. активно участвовали в освоении русскими Сибири и Дальнего Востока. В XVI - первой половине XVII вв. царское правительство не имело достаточных сил, чтобы подчинять своей власти «вольное» казачество, но стремилось использовать его для защиты границ государства, посылая казакам жалование, боеприпасы, хлеб. Это способствовало постепенному превращению казачества в особое привилегированное военное сословие (окончательно утвердившееся в XIX в), положение которого определялось тем, что за службу государству за каждым казачьим войском закреплялась занятая им земля, которую войско передавало в пользование казачьим станицам . Эта феодальная форма землепользования сохранялась вплоть до Октябрьской революции.

В XV - начале XVI вв. возникли общины донских, волжских, днепровских (черкасских), гребенских и яицких казаков. В первой половине XV в. возникает Запорожская Сечь, во второй половине XVI в. - общины терских казаков и служилое сибирское казачество. Польское правительство во второй половине XVI в., пытаясь использовать верхушку украинского казачества в своих интересах, создало категорию реестровых казаков, состоящих на жаловании, а остальных стремилось перевести в податные сословия и закрепостить. Но быстро возраставшее украинское казачество, не смирившись с этим, в конце XVI - первой половине XVII в.в. и особенно в освободительной войне украинского народа 1648-1654 гг. под руководством Богдана Хмельницкого составило ведущую силу народных восстаний на Украине против польского господства. В середине XVII в. на территории восставшей части Украины, отошедшей к России, образовалось Слободское казачество . К началу XX века в России существовало 11 казачьих войск : Донское, Кубанское, Терское, Астраханское, Уральское, Оренбургское, Семиреченское, Сибирское, Забайкальское, Амурское, Уссурийское. Кроме того, было небольшое количество красноярских и иркутских казаков, образовавших в 1917 г. Енисейское казачье войско и Якутский казачий полк Министерства внутренних дел.

Царское правительство, опираясь на зажиточное казачество и старшину, постепенно (особенно с начала XVIII в.) стало ограничивать автономию казачьих областей, стремясь к полному подчинению казачества центральной власти. Поэтому в XVII - XVIII вв. широкие слои казачества упорно отстаивала свою свободу от посягательств со стороны царского правительства. Вольнолюбивое казачество было одной из главных движущих сил крестьянских войн и восстаний этого периода, выдвинув из своей среды таких крупных руководителей антифеодальной борьбы, как СТ. Разин, К.А. Булавин и Е.И. Пугачёв. К тому же казачество с самого начала было неоднородным. В процессе социальной дифференциации увеличивалось количество бедных казаков («голытьба», «нетяги» и др.), которые принимали активное участие в крестьянских войнах и восстаниях. Одновременно из среды так называемых «домовитых» выделялась богатая верхушка, которая захватывала руководящее положение в казачьих общинах, образовав группу старшин. К началу XIX в. старшина вошла в состав дворянского сословия России.

В конце XIX - начале XX вв. царизм, опираясь на экономическую зажиточность казачества, его привилегированность как военного сословия и политическую отсталость, широко использовал казачество для несения полицейской службы и подавления национально-освободительного и революционного движения, особенно в период революции 1905 - 1907 гг.

Как уже отмечалось, в основе привлечения казачества к военной службе и выполнению полицейских функций лежала сложившаяся окончательно в XIX в. система землевладения в казачьих областях. Положение 1869 г. закрепляло общинное владение станичными (юртовыми) землями, из которых производилось наделение казаков «паем» в 30 десятин на казака (на практике же наделы составляли в среднем от 9 до 23 десятин, что всё равно было много больше, чем у основной массы крестьян европейской части России). Остальные земли составляли войсковой запас, предназначавшийся главным образом для пополнения станичных участков по мере роста казачьего населения. В 1916 г. казачество располагало 63 млн. десятин на 474 тыс. служилого состава (всё казачье население составляло свыше 4,4 млн. человек). Земли казачьего дворянства в 1848 г. были объявлены потомственной собственностью. Всеми этими мерами царизм стремился законсервировать экономический и общественно-политический уклад казачества, что обусловило сохранение в хозяйстве и быте казачества многих феодальных черт.

Вместе с тем развитие капитализма втягивало казачество в товарно-денежные отношения, подрывая устои его сословной обособленности. В виду слабости в казачьих областях помещичьего землевладения капиталистические отношения стали довольно быстро проникать в экономику казачьих станиц, чему способствовал приток пришлого населения (иногородних), особенно после отмены крепостного права. Дон, Кубань и другие регионы становятся районами торгового земледелия, развивается аренда войсковых земель, возникает антагонизм между казачеством и «иногородними». В самом казачестве происходит процесс классового расслоения. Хозяйство зажиточной верхушки приобретает капиталистический характер. Вместе с тем росло число бедняцких казачьих хозяйств, хотя в целом обеспеченность казаков землёй по прежнему оставалась значительно выше, чем крестьян в европейской России. К началу XX века в некоторых казачьих областях развилась промышленность (Дон, Кубань, Сибирь), разорившиеся казаки вливались в ряды рабочего класса. В то же время царизм, опираясь на зажиточное казачество, поддерживал привилегированное положение казачества, всё шире использовал казачьи войска для полицейских функций.

Тем не менее, в начале XX века в казачьей среде происходило обострение классовой борьбы. В 1906 - 1907 гг. в ряде казачьих частей (2-й Урупский полк, пластунские батальоны и др.) произошли революционные выступления и волнения. Но вследствие особенностей военно-сословной организации казачества классовая борьба ещё не приобрела широкого размаха. Большинство казачества оставалось в основном реакционной массой. Однако быстро развивавшиеся различия в размерах землевладения, в платежах, в условиях средневекового пользования землёй за службу и т.д., а также влияние обнищания и общей революционизации масс в годы Первой мировой войны 1914-1918 гг. привели к тому, что к 1917 г. именно классовый, а не сословный антагонизм стал главным противоречием в казачьих областях. Во время Февральской революции 1917 г. казачьи части перешли на сторону восставшего народа. На Дону, Кубани, Тереке, в Сибири возникли Советы казачьих депутатов. При поддержке Временного правительства был создан Совет Союза казачьих войск, руководство которого поддерживало генерала Л.Г. Корнилова. В марте - мае 1917 г. в казачьих областях были проведены войсковые круги (на Кубани - рада) и созданы контрреволюционные войсковые правительства во главе с атаманами. Однако казачьи массы не поддержали корниловщину.

В период Октябрьской революции, когда два знаменитых Декрета Советской власти - о мире и о земле - сыграли роль Золотого ключика, открывавшего на просторах России все двери для новой власти, казачья беднота и массы фронтового казачества поддержали новую революцию, что явилось одной из причин быстрого разгрома мятежа Керенского и Краснова. Трудовое казачество участвовало в разгроме контрреволюционных мятежей в казачьих областях и установлении там Советской власти. В марте - мае 1918 г. были образованы Донская, Кубано-Черноморская и Терская советские республики в составе РСФСР.

Развитие социалистической революции в деревне в 1918 г. обострило классовую борьбу и вызвало серьёзные колебания среди казачества. На сторону контрреволюции встали кулацкая прослойка и среднее казачество. Значительная часть казачества оказалась в рядах белогвардейских армий.

Но противоречия между казачеством и помещичье-буржуазной контрреволюцией обусловили переход масс трудового казачества в конце 1919 г. на сторону Советской власти. В рядах Красной Армии сражались казачьи части и соединения под командованием П.В. Бахтурова, М.Ф. Блинова, СМ. Будённого, Б.М. Думенко, Н Д. Каширина, Ф.К. Миронова и других. Переход казачества на сторону Советской власти был закреплён на 1-м Всероссийском съезде трудовых казаков (февраль-март 1920 г.), на основе решений которого 25 марта 1920 г. был издан декрет об учреждении в казачьих областях местных органов власти, предусмотренных Конституцией РСФСР. В 1920 г. постановлением ВЦИК на казачьи области были распространены все действующие в РСФСР общие законоположения о землеустройстве и землепользовании. Эти акты положили конец существованию казачества как особого военного сословия.

Таким образом, проанализировав эту энциклопедическую справку можно подвести некоторый итог и, сравнив его с современной ситуацией в этом вопросе, попытаться дать ответ на вопрос: казачество - это реальная перспектива возрождения одного из сословий феодальной эпохи или не более, чем условная игра взрослых дядек в ряженых «казачков».

Итак, во-первых, в период позднего средневековья немалое число крестьян России и Украины ради обретения свободы и избавления от крепостного гнёта и других мерзостей порабощения бежало в неосвоенные и «ничейные» края, о которых речь уже шла в энциклопедической справке, расселяясь и обживаясь там. Сегодня основной мелкобуржуазной массе Российской Федерации, к коим с полным основанием можно отнести всех кто стремится восстановить свои былые казачьи привилегии, государством гарантированы свободы и права в рамках буржуазного права. В этих условиях говорить о свободе как одной из составляющей комплекса привилегий казачества уже не приходится.

Во-вторых. Ещё одной составляющей образа жизни казачества являлось образование общин, жалование за царскую службу землёй, деньгами и другими привилегиями. Но в современном XXI веке с его урбанизацией, условиями рентабельности сельскохозяйственного производства, не престижностью сельскохозяйственного труда, а потому и сокращением сельского населения, маловероятно, что найдётся достаточное количество охотников получить в собственность земельный надел с целью его использования в сельскохозяйственном производстве. Тем более, сегодня широко известно, что зона рискованного земледелия в России занимает подавляющую часть национальных сельскохозяйственных угодий. Поэтому без солидной помощи и внимания государства развитие фермерских хозяйств в массовом масштабе в России, а на этой основе и формирование нового сословия не возможно, ибо просто земля без субсидий государства - сплошное разорение. Кроме того, фермерское хозяйство подразумевает окончательное забвение такой важной и традиционной для российского крестьянства и во все века спасительной для него сельской общины. Да, конечно, место общины в современной России может занять какая-то специальная, по-видимому, государственная организация, но в современных условиях это не реально: нет не только какой-либо законодательной основы, но и хоть какой-то мало-мальски продуманной концепции развития сельскохозяйственного производства, нет денег, нет специалистов, нет заинтересованности и стремления кого-то этим заняться, да и много ещё разных «нет».

В-третьих, вопрос о привилегиях как таковых. Дело в том, что в свете последних тенденций в нашей стране этот вопрос отпадает сам по себе. Да, конечно, привилегии в государстве социального неравенства, особенно рабовладельческого, феодального всегда имели тенденцию к образованию сословий. Но, в то же время, капиталистические отношения, кои являются реалиями сегодняшней России, в рамках официальной общественной структуры не оставляют места для прежних сословий. Сословные отношения прочно замещаются отношениями классового характера.

В-четвёртых, что касается вопроса использования вновь возрождённого казачества для выполнения полицейских функций. Вот здесь больше перспектив, однако тоже с серьёзными оговорками. Царизм не случайно стремился всячески втянуть казачество в выполнение полицейских функций. Аристократия прекрасно понимала, что по своей сути при всех своих привилегиях казачество оставалось в основной своей массе трудовым крестьянством. И как трудящимся им были гораздо более близки интересы всего крестьянства России: то есть классовые интересы оставались более сильными, нежели сословные. Это со всей убедительностью мы видим даже из приведённой энциклопедической справки о периодах крестьянских войн, двух революций и Гражданской войны в России. Поэтому царизм, в строгом соответствии с бандитскими принципами, стремился как можно крепче повязать казачество пролитой ими кровью своих крестьянских и рабочих собратьев.

Сегодняшняя власть в России, не смотря на наличие Внутренних войск по численности и оснащению превосходящих даже Сухопутные войска Министерства обороны, тоже не прочь была бы найти казачеству применение в системе МВД. Но пока нет денег и нет ещё устоявшейся формы для реализации этой идеи. Вполне возможно, что решение этой проблемы найдёт своё выражение в виде Национальной гвардии по типу североамериканской. Но это уже совсем иная песня.

Казаки - национальность или сословие?

Казаков хоть и называли ВОЙСКОВЫМ (а не военным) СОСЛОВИЕМ, но были в казачьей среде и отнюдь не военные люди, которые относились к другим имевшимся в Российской империи сословиям. Были среди казаков и дворяне (все казачьи офицеры и чиновники), купцы (торговые казаки), духовенство (священнослужители разного уровня). А собственно казаки как таковые, жившие в донских станицах и хуторах, да в немногих донских городах, по роду своих повседневных занятий соответственно могут быть соотнесены с крестьянами среднерусских сёл и деревень и с мещанами уездных городов.

Небезызвестный донской писатель Фёдор Крюков, например, был учителем словесности и перемещался по службе в гимназии различных среднерусских городов. Он имел чин надворного советника (что соответствовало подполковнику), то есть был дворянином и получал соответствующее этому чину казённое жалованье. Но на Дону у него был выделяемый станицей, к которой он был приписан, земельный пай, который сдавался станичным обществом в аренду, а получаемая за него арендная плата пересылалась владельцу этого земельного надела.

Приписка же к войсковому сословию в этот период была весьма затруднена. Ведь это было связано с наделением каждого претендента паем земли из войскового запаса, который был небезграничен. Достаточно сказать, что офицеры-неказаки, служившие преподавателями в Донском кадетском корпусе и в Новочеркасском казачьем военном училище, могли получить такое право лишь после пяти лет службы в них. Но вот всем известный генерал Мамантов, когда он ещё командовал казачьим полком, в котором проходили службу казаки нескольких казачьих станиц (1-го Донского округа) за свою отеческую заботу о них стал почётным казаком сразу двух донских станиц.

Но во всех дореволюционных документах слово "казак" фигурировало лишь в отношении рядовых казаков. Те же из них, которые имели унтер-офицерское звание либо военный (офицерский) или статский (чиновничий) чин, казаками уже не назывались, а именовались лишь в соответствии с имевшимся у них званием либо чином. А члены их семьи упоминались исключительно как жёны, сыновья и дочери носителей этих званий либо чинов. Вот пример одного из таких документов.

Какой-то одной национальностью казаков считать нельзя по той простой причине, что были они смесью самых различных наций и народностей. Это можно проследить хотя бы по носителям таких фамилий, как Греков, Литвинов, Поляков, Хохлов, Черкасов, Калмыков, Татаринов, Мещеряков (из мещерских татар), Жидков, Юдин, Грузинов, Турчанинов, Персианов... А вот предки казака Москаленкова проделали следующий путь. Его далёкий пращур попал на Украину из Московии и был прозван там "москалём". Его потомки получили фамилию Москаленко. Затем кто-то из потомков как-то попал на Дон и тут был причислен к войсковому сословию (в 1805 году, например, было такое многочисленное причисление для поселения вдоль ведшего на Кавказ тракта с целью его охраны). А войсковой писарь, в соответствии с требованиями того времени, добавил в конце его украинской фамилии букву "в". И получился в итоге донской казак Москаленков.

В метрических книгах дореволюционной России не было графы "Национальность". Там была лишь графа, в которой указывались звание и вероисповедание родителей. Если у отца было звание рядового казака, то сын его до совершеннолетия звался сыном казака такого-то такой-то станицы. Если же отец был урядником, то его сын звался уже не сыном казака, а сыном урядника. И так далее - в соответствии с имевшимися у их отцов унтер-офицерскими званиями либо классными чинами офицеров и чиновников.

Так что казаки - это исторически сложившаяся общность вольных поселенцев из числа наиболее вольнолюбивых и отважных представителей самых разнообразных наций и народностей. Разумеется, что собирались они не на пустом месте, так как народонаселение в таком благодатном крае, как Дон, было всегда. Но представители этих (проживавших на Дону в момент зарождения там казачества) народов настолько ассимилировались с более поздним казачьим населением, что говорить о каком-то одном народе, составляющем стержень исторической общности людей, звавшихся до 1920 года донскими казаками, в наши дни уже не приходится.