Итак, долгожданный мир не принес полного удовлетворения ни одной из сторон, однако внешнюю войну надо было заканчивать во что бы то ни стало, поскольку нельзя было долее тянуть с урегулированием внутреннего конфессионального вопроса, над решением которого советники Генриха IV бились с момента его отречения от протестантизма. Победоносно овладев Амьеном, Генрих взял инициативу в свои руки, добившись от ассамблеи, заседавшей в Шательро, чтобы она направила для консультаций к нему четверых депутатов, «наделенных всеми полномочиями для ведения переговоров и принятия решений».
Эти переговоры, посвященные поиску трудного компромисса между требованиями представителей двух конфессий, продолжались несколько месяцев и завершились составлением документа, вошедшего в историю под названием Нантского эдикта. Этот документ состоял из нескольких отдельных частей: общие статьи числом 98, подписанные 13 апреля 1598 года, были дополнены 2 мая особыми статьями, еще больше расширявшими свободы, предоставленные протестантам. Прилагавшиеся к эдикту две королевские привилегии от 13 и 30 апреля регулировали статус крепостей; эти привилегии так и не были зарегистрированы парламентом и держались исключительно на королевском слове.
Нантский эдикт был очень близок по содержанию к эдикту, принятому в Пуатье в 1577 году, но еще более либерален: в нем расширялись свободы, касавшиеся отправления протестантского культа, и делалось гораздо больше фактических уступок протестантам. Теперь они пользовались теми же гражданскими правами, что и католики; они должны были допускаться в университеты, а католическим проповедникам запрещалось подвергать нападкам их веру. Чтобы юридически гарантировать их права, эдиктом предусматривалось учреждение в Парижском парламенте палаты, в которую входили на паритетных началах католики и протестанты. Аналогичные палаты создавались в Руане, Ренне, Бордо, Кастре и Гренобле. Помимо этих правовых гарантий, которые в гражданском отношении уравнивали их с католиками, протестанты получили ряд привилегий: они оставались организованными в партию, сохраняли свои синоды, получали на восемь лет 100 крепостей, в том числе и такие важные, как Монпелье, Ла-Рошель и Монтобан. Таким образом, католическое государство брало на себя бремя расходов по обеспечению гарантий, направленных против него же самого: создавалось государство в государстве, более мощное, чем королевская власть, по крайней мере в военном отношении, ибо протестанты могли собрать армию в 25 тысяч человек, тогда как регулярная королевская армия не превышала десяти тысяч. Поэтому не удивительно, что Нантский эдикт натолкнулся на активное сопротивление католического большинства. Однако в период первоначальной эйфории, которой сопровождалось оглашение этого документа, его удалось подписать без особых затруднений.
Главные трудности начались после того, как отшумели торжества по случаю подписания Нантского эдикта: мало было подписать этот документ, предстояло еще зарегистрировать его парламентами - Парижским и провинциальными. В частности, один весьма примечательный случай осложнил эту процедуру.
Екатерина Бурбон, сестра Генриха IV, никогда не отрекалась от протестантизма и открыто отправляла реформатский культ в Лувре, собирая при этом до 1500 присутствующих и тем самым грубо нарушая пределы, установленные Нантским эдиктом. Но что можно было сказать сестре короля? И все же она была далеко не столь свободна в других отношениях. Как мы помним, царственный брат решительно воспротивился ее браку с графом Суассоном. Он обрек ее на то, чтобы жить в тени Габриели д’Эстре, и, в конце концов, решил выдать ее замуж за Генриха Лотарингского, герцога Бара. Сорокалетняя старая дева Екатерина не стала противиться этому браку, заключавшемуся из соображений государственного интереса. Единственным препятствием было различие в вере. Она решительно отказалась отрекаться от протестантизма, а на смешанный брак требовалось специальное разрешение папы. Вызывало возражение и близкое родство жениха и невесты. Однако Генрих IV пренебрег всеми этими обстоятельствами. Бракосочетание совершил его брат по отцу, незаконнорожденный Карл Бурбон, которого сделали архиепископом Руанским. Правда, тот отказался проводить обряд бракосочетания в церкви, поскольку Екатерина не была католичкой. Тогда Генрих IV предложил своему брату-бастарду совершить таинство брака в кабинете его охотничьего замка Сен-Жермен. Скорее для формы, нежели по существу архиепископ пытался было протестовать, заявив, что это - не освященное место. «Мой кабинет является освященным местом, - возразил король, - и мое присутствие стоит мессы». Не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться, и прелат соединил узами брака Екатерину и герцога Бара.
Столь грубое нарушение правил католической церкви спустя всего несколько месяцев после опубликования Нантского эдикта тяжело оскорбило католиков и сделало их оппозицию еще более ожесточенной. Во главе оппозиционного движения был Парижский парламент, который, несмотря на многочисленные письменные королевские распоряжения, раз за разом откладывал регистрацию эдикта, что препятствовало практическому применению его положений. Решив покончить с этим, Генрих IV приказал парламенту 7 февраля 1599 года явиться к нему в Лувр, дабы выслушать его волю, и членам парламента не оставалось ничего иного, как подчиниться: 25 февраля 1599 года Нантский эдикт был зарегистрирован Парижским парламентом.
Оставалось сломить сопротивление провинциальных парламентов. Это потребовало от короля большого терпения: последним зарегистрировал эдикт парламент Ренна лишь 23 августа 1609 года. Несколько раньше, в первые месяцы того же года, после долгих объяснений по поводу своего нежелания регистрировать эдикт, это сделали парламенты Тулузы, Бордо и Экс-ан-Прованса.
Как видим, религиозное умиротворение осуществлялось не одной только силой оружия, но и благодаря авторитету короля - не столько моральному (о морали умолчим), сколько опиравшемуся на ту же самую силу. Поскольку Генрих IV мог непосредственным образом воздействовать на общество своим авторитетом, мир, хотя и несколько искусственный, воцарился в королевстве, позволяя осуществить его возрождение.
Предстояло еще решить множество проблем: у короля не было законного наследника, страна лежала в руинах, соседние государства были враждебны или недоброжелательны, государственная казна пребывала в катастрофическом состоянии. Для их решения в распоряжении Генриха IV было 12 лет. За этот короткий срок он заслужил имя, которым много позднее наградили его апологеты династии Бурбонов, - Генрих Великий.
НАНТСКИЙ ЭДИКТ 1598 года - закон, подписанный французским королём Генрихом IV 13 августа 1598 года в городе Нант; за-вер-шил Ре-ли-ги-оз-ные (гу-ге-нот-ские) вой-ны во Фран-ции .
Нантский эдикт явил-ся пер-вой по-пыт-кой соз-да-ния сво-его ро-да дек-ла-ра-ции прав под-дан-ных французской мо-нар-хии не-за-ви-си-мо от их кон-фес-сио-наль-ной при-над-леж-но-сти. Из-дав Нантский эдикт, Ген-рих IV про-дол-жил по-ли-ти-ку ре-лигиозного при-ми-ре-ния, ко-то-рую без-ус-пеш-но пы-та-лись вес-ти по-след-ние ко-ро-ли из ди-на-стии Ва-луа (эдик-ты Кар-ла IX, Ген-ри-ха III и др.). Нантский эдикт объ-яв-лял официальной ре-ли-ги-ей ка-то-ли-цизм, воз-вра-щал ка-то-лической церк-ви кон-фи-ско-ван-ные за вре-мя вой-ны зем-ли, но вме-сте с тем пре-дос-тав-лял французским гу-ге-но-там сво-бо-ду ве-ро-ис-по-ве-да-ния. В Нантском эдикте дек-ла-ри-ро-ва-лись пра-ва про-тес-тан-тов на рас-по-ря-же-ние иму-ще-ст-вом, об-ра-зо-ва-ние, суд, медицинская по-мощь, за-ня-тие государственных долж-но-стей. В то же вре-мя Нантский эдикт ог-ра-ни-чи-вал воз-мож-но-сти от-прав-ле-ния куль-та про-тес-тан-та-ми : в круп-ных го-ро-дах, епи-скоп-ских ре-зи-ден-ци-ях и их ок-ре-ст-но-стях (Па-риж, Ту-лу-за, Ди-жон, Реймс, Шартр и др.) бо-го-слу-же-ние бы-ло за-пре-ще-но, при-чём спе-ци-аль-но ого-ва-ри-ва-лось, что под «ок-ре-ст-но-стью» по-ни-ма-ет-ся тер-ри-то-рия от 2 до 5 лье. На про-тес-тан-тов на-ла-га-лось обя-за-тель-ст-во вы-пла-чи-вать де-ся-ти-ну в поль-зу гал-ли-кан-ской церк-ви (смотри Гал-ли-кан-ст-во), не ра-бо-тать во вре-мя ка-то-лических празд-ни-ков; слу-жи-тели про-тес-тант-ских церк-вей (как и ка-то-лич. ду-хо-вен-ст-во) ос-во-бо-ж-да-лись от не-се-ния во-енной служ-бы и та-льи. Для су-деб-ных раз-би-ра-тельств по де-лам пред-ста-ви-те-лей ре-фор-ми-ро-ван-ной ре-ли-гии соз-да-ва-лись специальной па-ла-ты при пар-ла-мен-тах в Па-ри-же, Ту-лу-зе, Бор-до и Гре-ноб-ле, со-сто-яв-шие на-по-ло-ви-ну из про-тес-тан-тов. Со-глас-но Нантскому эдикту, в го-ро-дах, где бы-ло раз-ре-ше-но от-прав-ле-ние куль-та, по-зво-ля-лось от-кры-вать про-тес-тант-ские шко-лы и ака-де-мии (Мон-то-бан, Се-дан, Ним и др.). Важ-ной ча-стью эдик-та ста-ли сек-рет-ные ста-тьи, пре-ду-смат-ри-вав-шие со-хра-не-ние за гу-ге-но-та-ми за-ни-мае-мых ими со вре-мён ре-лигиозных войн го-ро-дов-кре-по-стей и ук-ре-п-лён-ных мест (Ла-Ро-шель , Мон-то-бан, Мон-пе-лье, Ним, Ньор и др.), мно-гие из ко-то-рых яв-ля-лись пор-та-ми. Это пра-во жа-ло-ва-лось на 8 лет с воз-мож-но-стью про-дле-ния.
Нантский эдикт встре-тил рез-кую оп-по-зи-цию со сто-ро-ны рим. ку-рии, ка-то-лич. ду-хо-вен-ст-ва и пар-ла-мен-тов, ко-то-рые за-тя-ну-ли его ре-ги-ст-ра-цию на несколько де-ся-ти-ле-тий. Па-риж-ский пар-ла-мент за-ре-ги-ст-ри-ро-вал Нантский эдикт толь-ко по-сле сме-ны пре-зи-ден-та в 1599 годду, Ру-ан-ский пар-ла-мент - в 1610 году. Нантский эдикт не удов-ле-тво-рил так-же гу-ге-но-тов, счи-тав-ших ус-туп-ки со сто-ро-ны ко-ро-лев-ской вла-сти не-дос-та-точ-ны-ми. Од-на-ко на не-ко-то-рое вре-мя Нантский эдикт обес-пе-чил внут-ри-по-ли-тическую ста-биль-ность во Фран-ции.
Отмена Нантского эдикта
Семнадцатого октября 1685 года Людовик подписывает в Фонтенбло указ об отмене Нантского эдикта. Это окончательно создаст ему в Европе репутацию тирана.
Он всегда относился к протестантам с недоверием и терпел их лишь скрепя сердце. Он считает их по меньшей мере «республиканцами», так же как и янсенистов, по причине провозглашения ими права на свободу суждений. И хотя их лояльность по отношению к монархии не подлежит сомнению, образцами для них всё же являются Женева и Амстердам. А посему окружение короля, чтобы доставить ему удовольствие, уже не первый год убеждает его, что почти все они, если не все, обратились к католической вере своих предков, из чего с очевидностью следует, что Нантский эдикт более не нужен.
И он подписывает документ, отменяющий Нантский эдикт, искренне убежденный, что действует как истинно христианский король, исполняющий пылкое желание своего народа. И тому есть основания. По мнению Птифиса, если бы этот вопрос был задан на референдуме, большинство французов поддержали бы своего монарха.
К моменту отмены Нантского эдикта протестантов во Франции насчитывается около 800 тысяч. Они уже не первый год терпят несправедливые притеснения, ибо население Франции в массе своей, так же как и король, настроено антикальвинистски. В Пуату, например, с конца 1660-х годов начали разрушать протестантские храмы, возведенные после обнародования Нантского эдикта. Король не всегда об этом знает, но, даже будучи в курсе, не препятствует происходящему. Ликвидированы смешанные суды, включавшие магистратов, принадлежащих к обоим вероисповеданиям. Протестантам закрыт доступ ко многим профессиям: они не могут быть врачами, адвокатами, печатниками, книготорговцами… Им также закрыт доступ к большинству государственных должностей. Им остаются армия, флот и торговля, где их успехи вызывают жгучую зависть. Католикам запрещено обращаться в протестантскую веру и жениться на кальвинистках. Еще в 1681 году мадам де Ментенон писала: «Если Господь продлит дни короля, через 20 лет не останется ни одного гугенота». Драгонады - принудительные размещения на постой у частных лиц солдат - начались именно в этом году, то есть за пять лет до отмены Нантского эдикта.
Лувуа восторженно пишет интенданту Пуату Марийяку: «Его величество желает, чтобы вы лично дали соответствующие распоряжения мэрам и эшевенам на местах, не указывая при этом на то, что его величество хочет таким образом принудить гугенотов к обращению в католическую веру».
Марийяк тотчас же начинает действовать самым гнусным образом, присылая ко двору длиннейшие списки обращенных. Не в силах выносить это, жители Пуату эмигрируют тысячами и находят приют в Англии, Дании и Амстердаме. Маркизу де Рювиньи, полномочному представителю реформатских Церквей, удается добиться аудиенции у короля. Любезно выслушав его, Людовик заявляет, что полагает своим высшим и священным долгом обратить в истинную веру своих заблудших подданных и искоренить среди них ересь, а посему, если бы для достижения этого его правая рука должна была бы отсечь левую, он сделал бы это, ни секунды не колеблясь.
Однако после этого визита король всё же отозвал Марийяка, поставив на его место Ламуаньона де Бавиля, который будет соблюдать предписание не прибегать к насильственным действиям, коим пренебрегал его предшественник.
В это же время король вступает с папой Иннокентием XI в конфликт, связанный с вопросом о регалии. Регалия - это старинное королевское право получать доходы с вакантных бенефициев до тех пор, пока вновь назначенные епископы не будут зарегистрированы в Счетной палате. В этом споре с понтификом Людовик должен был опереться на французское духовенство, питающее неискоренимую ненависть к гугенотам и каждые пять лет высказывавшее на своих ассамблеях парадоксальное требование уничтожить «пагубную свободу совести, разрушающую свободу чад Господних». И поддержка эта требовала ужесточения мер против гугенотов.
Первого июня 1682 года ассамблея духовенства обращается к протестантам с торжественным предупреждением, в котором грозит им несчастьями, гораздо более страшными и гибельными, чем те, что они уже навлекли на себя своей непокорностью и неприятием католического культа.
Возмущенные протестанты Лангедока и Юго- Запада начинают вооружаться. В 1683 году в Виваре они открывают стрельбу по королевским войскам. Командующий герцог де Ноай получает от Лувуа следующее распоряжение: «…одним словом, учинить в этом краю как можно большее опустошение, дабы пример сей остановил прочих реформатов, показав им, сколь опасно выступать против короля».
Что касается Людовика, то он предпочел бы покончить с протестантизмом иначе, мягко, как можно меньше прибегая к насилию; но его представления о самом себе и своем долге не позволяют ему оставаться в рамках сих благих намерений. «Король мнил себя апостолом, - напишет Сен-Симон, - он полагал, что возвращает апостольские времена, когда крещение давалось тысячам людей одновременно, и сие опьянение, поддерживаемое бесконечными восхвалениями в стихах и в прозе, торжественными речами и упражнениями в красноречии риторов, непроницаемой пеленой скрывало от него Евангелие и не позволяло ему видеть, сколь отлична его манера проповедовать и обращать в истинную веру от того, что делал Христос со своими апостолами».
Вопросы веры стали особенно важны для Людовика после того, как в 1683 году он женился на мадам де Ментенон. Она была очень благочестива, и сам король решил, что нужно заставить всех забыть о его прошлых греховных увлечениях.
Людовик XIV, король Франции. Г. Риго. 1701 г.
Въезд Людовика и Марии Терезии в Аррас.
А. ван дер Мулен. 1667 г.
Осада Кортрейка французским и войсками.
А. ван дер Мулен. 1667 г.
Злейшие враги Людовика.
Слева - Великий пенсионарий Ян де Витт. Я. де Баен. 1670 г.
Справа - Вильгельм III Оранский. Т. Мюррей. Конец XVII в.
Монастырь Пор-Рояль - гнездо янсенизма.
Отмена Нантского эдикта. 1685 г.
Адмирал де Турвиль. XVIII в.
Фаворитки Людовика XIV.
Слева - Луиза де Лавальер. Ж. Петита.
Справа - Мария Анжелика де Фонтанж.
Внизу - Франсуаза де Монтеспан с детьми.
Франсуаза де Ментенон, морганатическая жена Людовика ХIV. П. Мильяр. 1694 г.
Архитектор Луи Лево. Вторая половина ХVII в.
Версаль к концу царствования Людовика XIV.
Ландшафтный архитектор Андре Ленотр. К. Маратта. 1678 г.
Версальский парк.
Версальский дворец и оранжерея. Ж. Мартен. 1695 г.
На втором этаже здания в глубине Мраморного дворика располагалась спальня короля.
Зеркальная галерея Версальского дворца.
Салон войны.
Королевская семья. В центре - Анна Австрийская в образе богини Деметры и Людовик XIV В образе Аполлона. Ж. Нокре. 1670 г.
Людовик XIV с семьей. Н. де Ларжильер. 1710 г.
Воспитанницы пансиона в Сен-Сире играют перед Людовиком и мадам де Ментенон трагедию Расина «Эсфирь»
Аллегория «Людовик XIV - покровитель наук и искусств». Ж. Гарнье. 1667 г.
Семья Великого дофина. П. Мильяр. 1687 г.
Сыновья Великого дофина. Слева - Людовик герцог Бургундский, отец будущего Людовика ХV. Ж. Вивьен.
Справа - Филипп V Испанский. М. Мелендес.
Похороны Людовика XIV
«Король умер! Да здравствует король!» 1 сентября 1715 года на престол Франции взошел пятилетний правнук Людовика ХIV.
Статуя Людовика XIV в Версале.
В Беарне в 1685 году - этот год стал решающим - интендант Никола Жозеф Фуко прилагает неимоверные усилия, чтобы добиться как можно большего числа обращений в католичество и угодить королю. Он приходит к Людовику с длиннейшими списками и, развернув перед ним карту своей провинции, показывает, как близко один к другому стоят протестантские храмы. Он предлагает провести своего рода «прополку», оставив только пять храмов, а другие пять, в связи с обвинением в нарушении эдиктов, разрушить, и получает одобрение короля. Месяц спустя в Беарне уже не остается протестантских храмов.
Тот же Фуко вскоре придумывает «обращения в результате публичных обсуждений». Видных представителей так называемой Religion Pretendue Reformee («религии, именующей себя реформированной») собирают в каком-нибудь зале, где представители власти, сам Фуко или местный епископ, или, в отсутствие последнего, главный викарий, или командующий местными военными силами, оглушают их обещаниями и угрозами. Если еретики упорствуют, к ним посылают драгунов. Таким образом, Фуко может заявить, что с июля добился двадцати двух тысяч обращений и теперь, по его расчетам, в Беарне остается не более тысячи гугенотов.
Вдохновленные «успехами» Фуко, все прочие интенданты начинают действовать теми же методами. Уведомленный о том Версаль запрещает это подражание ему. Бесполезно… Благодаря поддержке подстрекаемых духовенством фанатически настроенных масс они чувствуют себя неуязвимыми. И происходит невероятное: приказания Людовика, первого из абсолютных монархов, не исполняются. Административная машина не отвечает на команды.
Подтверждение тому - удивительное письмо Лувуа от 8 ноября, адресованное Фуко, где всесильный министр, перед которым трепещет вся Франция, вынужден притвориться кротким ягненком: «Король получает каждый день прошения дворян вашего департамента с жалобами на то, что вы, не ознакомившись с их грамотами и даже не потребовав представить оные, включаете их в список облагаемых тальей. <…> В связи с этим я получил от его величества распоряжение потребовать от вас объяснений касательно сделанного вами в отношении этих жалоб и еще раз напомнить вам о том, что государь неоднократно просил меня уведомить вас от его имени о запрете что бы то ни было предпринимать без его разрешения. <…> Если сие не заставит вас быть более сдержанным, я буду вынужден умолять его величество поручить написать вам о его требованиях тому, кто внушает вам больше доверия и кого вы дадите себе труд в подробностях уведомить о своих действиях».
А в этот момент эдикт Фонтенбло, отменяющий Нантский эдикт, уже рассылается по провинциям.
Вот уже 300 лет историки пытаются выяснить, кто подтолкнул короля к этому решению, ибо известно, что Людовик не один год консультировался со своими советниками, прежде чем решиться на этот шаг. Сейчас главным виновником считают старого канцлера Мишеля Летелье, отца Лувуа. Предполагают, что отец и сын действовали заодно и Лувуа скрывал от своего господина информацию, которая могла бы заставить его задуматься. «В королевстве всё идет прекрасно, протестантов больше нет», - твердило на все лады ближайшее окружение короля, однако никто не верил в искренность этих принудительных обращений в католичество.
Еще Сен-Симон писал по этому поводу: король «…поминутно получал списки отрекающихся и принимающих причастие; он утопал в бесчисленных святотатствах, полагая, что они есть результат его благочестия и его власти, и никто при этом не осмеливался сказать ему, что все об этом думают на самом деле».
Конде, удалившийся к себе в Шантийи, знал о ситуации много больше, чем его кузен Людовик.
Эдикт Фонтенбло провозглашал: поскольку протестантство «угасло» во Франции, запрещается отправление протестантского культа в королевстве. Храмы будут разрушены. У пасторов имеется две недели, чтобы сделать выбор между отречением и эмиграцией. Последним приверженцам протестантства запрещено покидать королевство; после задержания мужчины, нарушители этого приказа, будут отправлены на галеры, а женщины - в монастырь.
Популярность Людовика в это время выше, чем когда-либо. Волны всеобщих восхвалений бьются о стены Версаля. Тон задает мадам де Севинье: «Никогда ни один король не совершал и не совершит ничего более славного». Всех оставил позади Боссюэ, когда в январе 1686 года в надгробной речи, посвященной памяти канцлера Летелье, умершего 30 октября предшествующего года, произнес, что Людовик превзошел Константина, Феодосия, Марциана и Карла Великого. Парижская чернь устремилась в Шарантон, чтобы разрушить храм и выкинуть из могил тела умерших, покоящихся на прилегающем к нему кладбище.
По приблизительным оценкам, между 1679 и 1730 годами около двухсот тысяч протестантов тайно выехали из Франции в Соединенные провинции, Пфальц, Англию, Швейцарию, Померанию, Бранденбург и Капскую колонию в Южной Африке. Эта эмиграция затронула преимущественно элиту королевства, то есть большинство предпринимателей и опытных ремесленников, отъезд которых нанес большой урон нации. Самые непримиримые из тех, кто остался, измученные преследованиями, объединяются для борьбы. Севенны опустошаются, и репрессии усиливаются. По-прежнему безжалостный Лувуа требует «брать поменьше пленных, большинство убивать на месте, не щадя ни мужчин, ни женщин». Провал «объединения» - Людовик называл «объединившимися» якобы обратившихся в католичество протестантов - очень быстро становится очевидным. Несмотря на все старания приближенных скрыть от короля реальность, ему довольно быстро всё становится ясным; но похоже, он смиряется с происходящим, хотя и не одобряет творимых от его имени жестокостей и неоднократно рекомендует выказывать снисходительность к непокорным. Спустя достаточно много времени после принятия ошибочного решения, в 1698 году, за два года до конца века, он вновь обратится к интендантам с призывом воздерживаться от жестокостей по отношению к «новым католикам», которые отказываются слушать мессу.
Вобан, и не он один, задолго до 1685 года понял, к чему приведет эмиграция гугенотов. Выступая по поводу углубления канала Двух Морей, уже в 1679 году он с досадой указывает на значительное уменьшение числа специалистов и квалифицированной рабочей силы и дестабилизацию обстановки в этом до недавнего времени спокойном краю. Он составляет «Мемуар о необходимости возвращения гугенотов», где предлагает вернуться к Нантскому эдикту и сожалеет о бегстве людей и капиталов.
Провал очевиден, несмотря на неиссякаемый энтузиазм духовенства и большей части населения. Вплоть до конца этого царствования Франция дает впечатляющую картину единения вокруг нации своего короля, и историки считают, что отмена Нантского эдикта в 1685 году многократно оное усилила. Соответствующее духу времени стремление каждой страны к религиозному единству требовало этой отмены. Исходя из принципа Cujus regio, ejus religio, некоторые из них считают, что протестанты признали бы легитимность этого принципа, если бы им позволили уехать.
Из книги Моя жизнь автора Ганди Мохандас КарамчандXI Отмена системы контрактации рабочих Покинем на время ашрам с его внутренними и внешними бурями и вкратце коснемся другого вопроса, который привлекал мое внимание. Законтрактованными назывались рабочие, эмигрировавшие из Индии для работы по контракту, заключенному на
Из книги Микеланджело Буонарроти автора Фисель ЭленОчередная отмена заказа 10 марта 1520 года кардинал Джулио пригласил Микеланджело во дворец Медичи. Атмосфера была грустной, они встретились на выходе из часовни, где кардинал проводил поминальную мессу в первую годовщину смерти юного Лоренцо Урбинского152, который
Из книги Протяжение точки автора Балдин АндрейОТМЕНА НАКАЗАНИЯ Часто присутствие в нашей жизни некоего незаметного правила (мы живем «правильно», но сами того не замечаем) подтверждается задним числом. Мы не задумываемся о том, что наша жизнь подчинена определенному закону, и различаем его действие только после
Из книги Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1. автора Михайловский Георгий НиколаевичОтмена Лондонской декларации 1909 г. Однако наша Юрисконсультская часть была законодательной лабораторией в вопросах, касавшихся не только неприятельских подданных, но и военного законодательства в международно-правовом смысле слова. Так, например, область
Из книги Воспоминания (1915–1917). Том 3 автора Джунковский Владимир ФёдоровичОтмена наступления. Переход наш опять в 10-ю армию Вечером совершенно неожиданно получили известие, что 35-му корпусу приказано срочно выступить – оказалось, его передвинули на юг на поддержку наступавшей южной армии, нас же оставили на месте и перевели из 4-й опять
Святослав Горбунов В последние дни всё чаще и чаще приходится наблюдать растущее непонимание между людьми, превращающееся на глазах в подлинную трагедию нравов. Так или иначе, конфликты мировоззрений, привлекающие в свидетели события прошлого и обретшие волей судьбы и обстоятельств самую неразумную — слепую и бескомпромиссную, нетерпимую — форму, проявляют себя и в стенах академических институтов, и на лестницах научных библиотек, и в кафетериях, на улицах, даже в личных разговорах близких людей. Быть может, такое обострение отношений когда-нибудь сочтут особой приметой нашего времени, но хотелось бы надеяться, что мы все-таки запомнимся потомкам чем-то иным. Прогуливаясь жарким июньским днем по старинным галереям Лувра и рассуждая о судьбах современного мира, я пытался вспомнить, было ли в давней истории место настоящей терпимости. Неужели история строилась лишь на насилии и нескончаемых конфликтах? В какой-то момент на глаза мне попались две картины, похожие друг на друга, словно отражения в зеркале. На полотнах кисти Франса Пурбуса Младшего (Frans Pourbus II) был изображен Генрих IV Наваррский — старый добрый король Анри (le
bon
roi
Henri
)
, как до сих пор называют его французы. И вот что показалось мне примечательным: на обоих портретах король изображен поразительно схоже, отличие лишь в цвете завесы на заднем плане и в том, что на одной из картин Генрих предстает перед зрителем в военном доспехе, а на другой — в скромном «штатском». Подобный дуализм не мог не занять моего разума, и память тут же выдала знакомую по многочисленным романам и историческим книгам формулу: «король по праву завоевания и по праву рождения, примиритель Франции». Именно это примирительное значение фигуры короля Генриха показалось мне особенно значимым в контексте той самой проявляющей сегодня себя нетерпимости, о которой я думал в то время. 
Франс Пурбус Младший. Портрет Генриха Наваррского в доспехах. 1610 год. Лувр, Париж Наверное, ни один профессиональный историк, да и просто человек, знакомый с историей Франции XVI века, не станет сомневаться, что роль, выпавшая на долю Генриха, была весьма непростой. Общество накалилось до предела, губительные религиозные войны между католиками и гугенотами разрывали страну, вспыхивая с новой силой то тут то там. На этом фоне известная всем трагедия Варфоломеевской ночи была лишь ярким, но непродолжительным эпизодом тех волн насилия, которые вновь и вновь захлестывали территорию некогда вполне мирной державы. Религиозный конфликт, политическая нестабильность, противостояние Католической лиги, ведомой Гизами, королевского двора и протестантов, обретших немалую силу, превратили «жемчужину Европы», как некогда отзывался о Франции Эразм Роттердамский, в вечно пылающий лагерь насилия и всеобщей вражды. 
Нантский эдикт. Редакция документа, представленная в парламент Парижа в феврале 1599 года. Национальный архив Франции Конец этой вражде, истощавшей народ и губившей лучших представителей государства, смог положить лишь Генрих IV, издав в 1598 году знаменитый примирительный Нантский эдикт. Будучи политически весьма опытным и разумным человеком, ко-роль понимал, что разрешение накопившихся и осевших в душах людей противоречий силой оружия невозможно. По крайней мере, сделать это пытались до него не однажды, но с каждой подобной попыткой вражда лишь усиливалась. Религия смешалась с политикой, а политика стала идеологией. Важнейшим звеном, способным вновь связать нацию, стала терпимость — простое понимание общечеловеческого единства, которого так не хватало и простым людям, и представителям высших сословий. Сам Генрих, как известно, относился к вопросам религиозной идеологии весьма утилитарно: достаточно вспомнить, что в угоду высшей целесообразности (а порой и просто ради сохранения своей жизни) он несколько раз менял свою конфессиональную принадлежность, становясь то католиком, то гугенотом. Приписываемые ему слова «Париж стоит мессы», относящиеся к периоду восшествия на престол и очередного обращения к католической вере, стали в народе пословицей (хоть слов этих Генрих, по-видимому, никогда и не говорил). 
Франс Пурбус Младший (1569−1622).
Портрет Генриха IV. 1610 год. Лувр, Париж В любом случае осудить Генриха за подобную «непоследовательность» с позиции сегодняшнего дня сложно, если вспомнить, что основой его «сделки с совестью» было стремление к миру, по которому, словно по юноше, ушедшему в дальний поход, так истосковалась страна. И, конечно, новый король, успевший повоевать на стороне разных партий, понимал, что залогом мира может стать лишь терпимость и относительное равноправие.
В результате появился Нантский эдикт — замечательный исторический документ, так отличавшийся по своему стилю от всех прочих предшествовавших ему договорных примирительных соглашений. Вот уже не первое столетие его текст приковывает к себе внимание исследователей всего света. Его анализу посвятили свои работы многие именитейшие историки, социологи и религиоведы, и почти все они сходятся в одном: именно Нантский эдикт — эдикт о терпимости — положил конец кровавой эпохе религиозных войн и вновь направил страну на путь процветания.
Но всё же какова была программа Генриха? Как он мог избавить общество от копившихся десятилетиями ненависти и предрассудков? Ответ мы находим в самом тексте эдикта, насчитывающем 93 общие статьи и еще 36 секретных постановлений. И наиболее примечательной в кон-тексте нынешних дней мне представляется самая первая статья исторического документа, гласящая: «Прежде всего воспоминание обо всем , что произошло с той и с другой стороны с начала марта 1585 года до на шего коронования и в течение дру гих предшествовавших тому смут , будет изглажено , как будто ничего не происходило . Ни нашим генераль ным прокурорам , ни иным лицам , го сударственным и частным , не будет дозволено никогда и ни по какому поводу упоминать об этом или пресле довать судебным порядком в каких бы то ни было трибуналах и юрисдикци ях » (цит. по: Хрестоматия по истории Средних веков. М., 1950. Т. 3. С. 173). Таким образом, «изглаживалась» память обо всем, что разделяло французское общество на протяжении почти целого предшествующего тому века. Никому официальным порядком не разрешалось упоминать о былом и трактовать произошедшие трагедии в рамках текущего дня, дабы не возрождать погашенные эдиктом конфликты. И это решение представляется с позиций современности весьма мудрым. Ведь, как мы все знаем, старая обида всегда может быть использована в качестве мощного оружия для будущего конфликта. Словно катализатор химического процесса выступает она, распаляемая случайно или целенаправленно злыми или недалекими умами, коими всегда полон мир. И лишь ее благостное забвение способно предотвратить этот «вооруженный конфликт». И не случайно именно об этом забвении говорится в эдикте с добавлением «прежде всего» (premièrement). Эдикт прежде всего расчищал умы и тем самым охлаждал страсти. Возможно, именно в этом заключалась его скрытая действенность.
Остальные статьи эдикта, как общей, так и секретной части его, разбирают частные вопросы. Так, католическое богослужение вводилось всюду, где оно было прекращено в результате войны, реформатская религия переставала считаться преступной, и никому не дозволялось учинять гонения на кальвинистов, где бы они ни проживали. Конечно, ошибочно полагать, что документ устанавливал полное равноправие между конфессиями. Так, реформатская религия не допускалась ко двору, запрещены были протестантские собрания, богослужения в Париже и других важных для короля землях. Но главный его мотив — свободы совести, вероисповедания и забвение прежних распрей ради грядущего мира — был, несомненно, самым важной и дорогой частью королевского волеизъявления.
Неудивительно, что изначально общество оставалось недовольным положениями изданного документа. Католиков не устраивали широкие уступки протестантам, протестанты же, напротив, видели в нем недостаточную поддержку своих прав, но главная цель — примирение нации, основанное на свободе, — им осуществлялась. И вот, по словам эдикта, подписанного в апреле 1598 года при Нанте, над Францией впервые за многие десятилетия распростерся долгожданный и благостный мир, который стал почвой для развития общества и государства.
Позднее эпоху правления Анри IV и действия Нантского эдикта французы назовут «добрым веком в истории Франции». Основой же этой эпохи можно считать согласие внутри общества, которое всегда является важнейшим элементом человеческого развития. И даже политическая драма у Ла-Рошели 1627−1628 годов воспринималась, вероятно, уже совсем по-другому, как часть чего-то совершенно чужого, непохожего на внутреннюю вражду прошлого столетия.
Фактически же действие Нантского эдикта продолжалось до времен правления Людовика XIV, бывшего ревностным и последовательным католиком. В 1661 году, когда значение его начало умаляться, в стране вновь возобновились гонения на протестантов, а с его полной отменой в 1685 году Франция потеряла за счет эмиграции несколько сотен тысяч людей, многие из которых были настоящим цветом своей страны.
И всё же память о веке спокойствия, о короле Генрихе и о том судьбоносном эдикте сохранилась до наших дней, ведь именно благодаря основам терпимости общество смогло восстановить свое положение и забыть о кошмаре внутренних распрей и войн хотя бы на один век. А потому закономерно и уже не так саркастично звучат слова старинной французской песни, прославляющей мирные времена Генриха: « Vive Henri Quatre ! Vive ce roi vaillant !.. «
Быть может, и нашему, современному обществу предстоит когда-нибудь сделать подобный примирительный шаг, оставляющий за бортом все распри и столкновения — важнейший шаг терпимости, открывающий дорогу к эпохе подлинного общественного, цивилизационного и нравственного развития.
Век Нантского эдикта , утвержденного в 1598 году и даровавшего французским протестантам равные права с католиками, оказался недолог — в 1685 году отменил его.
Почти всю вторую половину XVI века Францию сотрясали религиозные войны (всем известная Варфоломеевская ночь, открывшая четвертую из них, как раз относится к этой эпохе). Краткие периоды затишья сменялись военными действиями, по стране бродили армии католиков и гугенотов (так здесь называли кальвинистов), никто не хотел уступать, народ изнемогал.
Принятие Нантского эдикта
К концу столетия всем стало ясно, что это противостояние превращается в дурную бесконечность, и король Генрих IV, в недавнем прошлом один из лидеров гугенотов, в 1593 году принявший католицизм, в 1598 году подписал в Нанте эдикт о веротерпимости, по условиям которого кальвинисты оказались уравнены в правах с католиками, получивший у историков название Нантский Эдикт , по названию города где был принят.
По условиям Нантского Эдикта гугенотам разрешалось иметь собственные военные силы; король оставил в их руках около 200 крепостей и замков — как он сам заявил, на случай, если его преемникам вздумается вновь притеснять гугенотов.
Генрих IV как в воду смотрел. Ибо чем хороша абсолютная власть для ее носителя? Правильно: тем, что монарх вправе как принимать любые законы, так и отменять их. Впрочем, положения Нантского эдикта с большим или меньшим успехом действовали почти на протяжении столетия.
Отмена Нантского эдикта
Статьи договора последовательно отменялись или переписывались — до тех нор, пока король в 1685 году не объявил о том, что отныне Нантский эдикт утрачивает свою правовую силу — под тем предлогом, что «лучшая и большая часть наших подданных, называвших себя реформатами, с радостью вернулась в лоно католической Церкви» (это была ложь).
Эдикт об отмене Нантского эдикта подготовил канцлер Мишель Летслье, убежденный противник протестантизма. Начался массовый исход гугенотов из Франции.
