LI Жизнь первенствующих христиан. Чистота и святость семейной жизни. Положение женщин и детей. Рабы и господа. Любовь к ближним Вера первенствующих христиан не была лишь внешним исповеданием, а проникала своей животворящей силой во всю жизнь их, делая их «святыми и

Поучительные черты домашней и семейной жизни древних христиан Смысл слов христианского писателя II века, что христиане ни в чем не отличались от нехристиан. - Молитва: как понимали учение о непрестанной молитве? - Дневная и ночная молитва, определенные часы для молитвы,

Благоче́стие – 1) образ жизни подлинного христианина, выражаемый в любви к и деятельном стремлении к Нему, соблюдении Его , истинном ; 2) добродетельность; 3) деятельность Бога как Источника и Подателя , направленная в мир ().

Противоположное значение – нечестие.

Благочестивая душа знает Бога – ибо быть благочестивым значит исполнять волю Божью, а это означает знать Бога, т.е. когда кто старается быть независтливым, целомудренным, кротким, щедрым по силе, общительным, не любопрительным (склонный к словопрению), и делать все что угодно Богу
прп.

Благочестие ложное, когда внешнее исполняется, а внутреннее пренебрегается.
свт.

Благочестие показное и подлинное

Благочестие – добродетель, к которой стремится каждый православный христианин. Тем не менее, некоторые люди, как правило, новички в Церкви, не совсем правильно понимают‚ что включает в себя это понятие. Обратимся к словарю: благочестие – это истинное богопочитание, благоговейное признание божественных истин и исполнение их на деле (Толковый словарь В. Даля). Но что необходимо для достижения такой высокой добродетели? В чем она выражается? Что наполняет смыслом это понятие? На эти и другие вопросы мы попытались найти ответы в беседе с игуменом Исидором (Минаевым), настоятелем Коневского Рождество-Богородичного мужского монастыря.

— Частенько ловишь себя на мысли: а правильно ли мы понимаем, что такое благочестие? Отец Исидор, можете ли Вы объяснить, что такое благочестие, простыми, не книжными словами?

– Каждый, кто ставит перед собой вопрос о благочестии, должен понимать, что любое явление имеет две категории: форму и содержание. У нас, православных христиан, внешние формы очень пышные – в архитектуре, в песнопениях, в иконописи, в церковных обрядах – и порой за внешним исполнением обрядов мы теряем внутренние нравственные ориентиры. Мне кажется, что истинно благочестивый человек – это тот, который и внешне может проявить свои чувства: встать на колени, поцеловать икону, соблюсти пост, возжечь лампаду, – но он и внутренне должен уметь соответствовать этому понятию: уметь слушать других людей, заботиться о ближних, не быть равнодушным к чужой беде.

В Священном Писании упоминается один святой, о котором написано буквально несколько строк, но это очень великий святой, потому что он живым был взят на Небо. Это Енох. Про него написано: «И ходил Енох пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его» (). Что такое ходить пред Богом? Это значит каждое свое слово, каждый поступок или отсутствие поступка мы должны соизмерять с Богом, т.е. всегда думать: а как Бог на это посмотрит?.. И если мы постоянно будем это иметь в виду, то у нас появится устойчивый навык благочестивой жизни.

— Существует такое мнение, что благочестие можно приобрести с помощью дисциплины и организованности. Вот и Вы сейчас говорите, что в состоянии «ходить пред Богом» нужно долго упражняться. Т.е. опять же себя заставлять, дисциплинировать. Так вот как Вы считаете, дисциплина – это необходимое условия в процессе стяжания благочестия?

– С одной стороны, да, но это такое дежурное слово, которое я бы не стал употреблять. У нас в армии дисциплина, в школе дисциплина, а в пришли – опять то же самое? Я думаю, тут ключевое слово другое – ответственность. Если у человека будет ответственность перед другими, перед собой, перед Богом – то это и будет внутреннее благочестие. И еще очень важен вопрос навыков. Это как в профессии. Помню, мы школьниками были на заводе, помогали ящики сколачивать, – и там был один парень, немножко больной, он всю жизнь работал в этом цехе. И вот за ним было очень интересно наблюдать: он делал ровно столько движений, сколько нужно на сколачивание одного ящика, ничего лишнего. А человек, не имеющий такого навыка, тратит на этот простой ящик намного больше, чем надо, движений, времени, сил и даже материалов. Так вот благочестие – это тоже вопрос духовного навыка, как и навык к молитве, как и навык к покаянию, к этому человек должен приучить себя.

— Пишут, что существуют два аспекта христианского благочестия – деятельное и созерцательное. Евангельский пример этому – Марфа и Мария. Условно православных можно разделить на тех, кто предпочитает сидеть дома и молиться, и на тех, кто занимаются какой-то активной деятельностью. Как Вы считаете, какой путь более верный?

– Тут не может быть какого-то однозначного ответа, в мире ведь нет ничего в чистом виде, всегда какие-то примеси. Смотря какой деятельностью занимается человек. Если он для других старается – это похвально. А если только себе побольше урвать – это совсем другое. Мне кажется, что здесь для ответа примером можно взять монастырь, как образ христианского жития. В монастыре установлено: труд и молитва. Молитва не должна мешать труду, т.е. не быть такой длинной и утомительной, что человек после нее только спать может. И труд должен не мешать молитве, а то как бывает: ой, молиться некогда, сократите службу, цемент привезли! Все должно быть равномерно: труд и молитва. И у каждого, к тому же, свой склад: кто-то будет чуть больше трудиться, кто-то – больше молиться. Но, к сожалению, сейчас я вижу очень много бездеятельных людей, которые свою лень, инфантильность, боязнь что-то предпринять прикрывают якобы молитвенным благочестием. Вот, говорят, давайте акафисты почитаем… а ведь ничего не наладится! Иди, ищи работу, хорошо трудись, чтобы тобой дорожили, чтобы тебе давали премию. А акафисты – само собой, они не отменяются. К сожалению, людей, в основном, перевешивает в ту или иную сторону: либо работа – и человеку даже лба перекрестить некогда; либо молитва – когда он постоянно читает, молится, ходит на службы, зато у него дома хоть шаром покати, ни детям конфетки, ни родителей пожилых на отдых не отправить. Поэтому во всем нужно искать золотую середину.

— Давайте поговорим подробнее о внешних признаках, которые считаются признаками благочестия. На первом этапе вхождения в храм человек очень легко принимает все внешние приметы религиозности и считает, что это очень важно. Более того, он часто начинает открыто осуждать других, которые разговаривают, одеваются неправильно, на его взгляд, не так православно, как он. Что опасного в такой ситуации?

– Материальное всегда легче принять. Отрастить бороду и повязать платок легче, чем запретить себе осуждать, даже в помыслах. Я сейчас вижу многих священнослужителей и мирян, и мне нравится, и когда они носят длинные бороды и волосы, и когда современные стрижки и гладко бреются. Я думаю, что и то, и это хорошо, но ни в коем случае нельзя то или иное догматизировать. Ни догмата о платке, ни догмата о бороде у нас нет. Все это может меняться со временем. Да, действительно, мы читаем в Библии, что мужчина не должен носить женскую одежду, а женщина мужскую. Но какая была тогда мужская одежда? Длинные хитоны, как рясы у священника. Получается, сегодня каждый мирянин-мужчина нарушает библейский кодекс, потому что не ходит в длиннополой одежде, как ходили апостолы. Поэтому когда меня спрашивают: женская это одежда или мужская, – я отвечаю: пойдите в Дом моделей, купите журнал и посмотрите, чем мужские брюки отличаются от женских. Речь в этом библейском отрывке идет о том, что люди рядятся в одежду противоположного пола, подчиняясь греховным инстинктам нетрадиционных сексуальных отношений. И сегодня ясно, что если женщина придет в храм в настоящих мужских брюках, – то это будет странно. Но если женщина придет в женских брюках – что в этом странного? Это современная женская одежда. И про платок: как говорит Священное Писание, женщина должна носить покрывало на голове в знак смирения перед своим мужем. Но почему у нас десятилетние девочки в платках, как старушки, стоят, я не понимаю.

Внешние признаки воцерковленности должны присутствовать, но они не так уж сильно отличаются от нормативов вежливости. Когда человек идет на похороны, будет странно, если он наденет пляжный костюм. Так же и в театр вас не пустят в шортах. И потому неказисто выглядит, когда человек приходит в храм Божий – где он кается в грехах, молится, просит у Бога помощи и вразумления – в полупляжном одеянии. Это странно, даже не по церковным, а по светским правилам. Но если женщина приходит в храм в красивом строгом брючном женском костюме – что в этом плохого, когда сказано главное: «Сын Мой, отдай мне сердце твое» (). То есть Господь сердце наше просит, а не юбки и платки.

На Востоке не только мусульманском, но и христианском – войти в храм в обуви считается ненормальным. А у нас, представьте, если люди будут босиком в храме стоять, что им скажут. У восточных людей мужчина должен быть всегда с покрытой головой в храме. У нас, православных, – с открытой головой. Женщины востока всегда носили шаровары и, при этом, были очень религиозны. И так далее. Это все национальные, временные, традиционные нормы. Никакого они к подлинному христианству не имеют отношения. Единственное правило, что люди должны в храм одеваться так, чтобы не соблазнять друг друга. Приходит в храм новый человек – это же видно, что он новоначальный, – может быть, как-то себя угловато в храме ведет, может быть, слишком громко разговаривает. Так он впервые пришел, а ты-то уже в Церкви полжизни, почему ты его просто с любовью не примешь и не обучишь по-доброму? А все это выливается в скандалы, оскорбления и, в общем-то, теряет этих новых людей, потому что кто-то их обидел из-за пустяка. Кто-то не может простить зашедшему в храм человеку неправильную форму одежды, зато себе прощает осуждение и агрессию, которые просто запрещены в Евангелии.

— Если продолжать примеры внешних признаков религиозного человека, можно вспомнить особенный лексикон православных людей. «Спаси Господи» вместо «спасибо», «передай поклон» вместо «передай привет» и многое другое. С одной стороны, это очень хорошие выражения, с другой – тут тоже может начаться некий перегиб. Как вы считаете, должен ли человек менять что-то в своей речи, когда он становится христианином, или это неважно?

– Что-то должен, конечно, менять, но это нужно менять умно. Ведь суть неофитства в том, что человек всем пытается продемонстрировать, что он теперь другой – и в словах, и в одежде, и в поведении. Это тоже некая духовная патология. Ну, уверовал ты в Бога – и слава Господу, молодец. Что ты всем это демонстрируешь? Представьте, какой-нибудь известный артист, например, Басилашвили, ходит по Питеру и говорит всем: здравствуйте, я Басилашвили, не хотите у меня взять автограф? Ну что люди подумают? И так же видно, что ты Басилашвили, что тут еще можно демонстрировать? То же делает неофит. И так видно, что у него борода, крестик, четки на руку намотал, хоть и не монах, – что еще-то демонстрировать? Те, кто не с детства воспитывался в православных семьях, а пришел к вере в зрелом возрасте – обычно обязательно проходят этот период неофитства, который длится год, два или три. Такое состояние – как болезнь, оно потом проходит. Но у некоторых не заканчивается и всю жизнь.
Что такое «передать поклон»? Ведь еще сто лет назад это было нормальное явление, так все здоровались. И тогда фраза «передать поклон» была нормальной и в церковном, и в светском употреблении. Сейчас «привет» – тот же самый поклон. Но, конечно, передать привет митрополиту было бы странно. А когда друг другу – почему бы нет? Хоть приветы передавайте, хоть поклоны – главное, с любовью. «Спаси Господи» – тоже хорошее выражение, но почему «спасибо» нельзя сказать, когда это то же самое выражение «спаси Бог», только немножко редуцировано? Можно сказать «приятного аппетита», можно – «ангела за трапезой». Смотря где. Прийти в бар и сказать, подросткам, пьющим коктейли, «ангела за трапезой» – это вызовет ряд насмешек над тобой и над религией. Но если ты пришел в монастырь на братскую трапезу, там сказать по-французски «Bon appetit» тоже было бы странно. Просто нужно соизмерять, где говорить, что и кому. Ведь когда человек становится православным христианином – совершенно не отменяются ни нормы вежливости, ни нормы рассудительности.

— Хотелось бы еще разобраться с такой добродетелью как смирение. Часто православные смешивают это глубокое духовное понятие с… внешним видом человека. Тот же платок на голове женщины считается безусловным признаком смирения. Особенные манеры поведения: глаза долу, приглушенный голос – все это тоже как-то соотносится со смирением. Так что же такое смирение на самом деле? И может ли оно как-то внешне выражаться?

– Ошибка, прежде всего, состоит в том, что люди пытаются это все инсценировать. Смирение – это такое глубоко внутреннее состояние души, которое диктует тебе определенные поступки. Смирение настоящее проявляется, когда мы можем сделать что-то плохое другому, отомстить, унизить, упрекнуть, но по собственной воле отказываемся от этого деяния. Или когда пришла беда – и мы ее нормально, без ропота принимаем. Смирение – это жить в мире с Богом, с людьми, со своей совестью, с самим собой. Каждый спокойно, тихонечко живет – как мы просим в ектеньях: «да тихое и безмолвное житие проживем во всяком благочестии и чистоте».

О смирении можно говорить очень долго. Еще смирение проявляется в том, что человек должен верно давать себе оценку, т.е. видеть все свои многочисленные несовершенства и падения. Но чаще всего люди неправильно себя оценивают, поэтому и начинаются разного рода отклонения от нормы поведения.

Смирение – это очень высокая добродетель, до нее сразу не доберешься. Здесь платком и бородой делу не поможешь. Например, если ребенок хочет играть на скрипке – замечательно. Купили ему скрипку, ноты. Он взял в первый раз в руки скрипку – и что, сразу же сможет играть Чайковского? Да ему несколько лет только нужно учиться, как держать в руках инструмент, как находить нужные лады, как играть гаммы. До того как он сыграет полноценное произведение, пройдут годы. А в духовной жизни почему-то человек считает, что все достигается сразу. За месяц небритость превратилась в бороду, с платком еще проще… вот и все, теперь я уже смиренный религиозный человек. А нужно к этому по чуть-чуть приближаться. Иначе получается нелепая греховная инсценировка христианской добродетели. Хотя Господь все равно для каждого путь устраивает, многие из этих людей потом приходят в себя и видят свои ошибки. Но кто-то и всю жизнь продолжает инсценировать благочестие…

— А можно быть веселым и жизнерадостным и благочестивым одновременно?

– Почему нет? Священное Писание нам говорит: «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите:» (1-е Фессалоникийцам 5: 16-18). А когда постишься, не будь унылым, помажь главу свою, т.е. следи за собой, будь опрятным, приведи себя в порядок, будь добрым и радостным. Вообще, плохое настроение – это от уныния. У верующего человека должны всегда светиться глаза. Что касается смеха – опять же, смотря где, когда и что. Если это Страстная Пятница, а люди вдруг решили поехать на шашлыки, и у них там хохот – это очень странно. Но если у людей свадьба – почему бы не пошутить, не порадоваться? Шутить и смеяться, конечно, в меру, без богохульства, пошлости, злости. Я знаю, что даже и в монастыре, где хорошая внутренняя атмосфера, – очень часто и шутки бывают, и дружеский смех. Шутка и солдату на фронте помогала, как рассказывали ветераны войны.

— Как же не спутать показное и подлинное благочестие?

– Если у человека есть хороший опытный духовник – он его научит. Надо чтобы обязательно кто-то на человека смотрел со стороны, потому что самому порой многого не видно. Наши красивые православные девушки замотаются в платок, как схимницы, а когда им уже под 30, приходят к батюшке и жалуются, что замуж не выйти. Так ты оденься, чтоб видно было, что ты молодая девушка! А если ты себя обряжаешь, как пожилая монахиня, какое уж тут замужество. Был бы духовник – он бы подсказал в свое время. Поэтому самое главное, чтобы не запутаться, – нужен взгляд со стороны.

— Но часто жалуются на то, что духовников не хватает.

– На самом деле духовников очень много, любой священник может быть духовником. Как и любой врач, закончивший мединститут, может лечить людей. Другое дело, что гениальный из них не каждый, а один на тысячу. И духовники так же – высокодуховный, святой жизни старец тоже на тысячу может быть один. Но ведь зачем нам врач-гений, если у нас просто грипп. И билет на поезд мы покупаем не у министра транспорта, а у простой кассирши. Подсказать что-то человеку вполне может любой священник. Часто люди по своей гордыни ищут какого-то супердуховника.

— Так должно ли как-то внешне проявляться истинное благочестие или оно заметно только по делам человека?

– Как я сказал вначале, хорошо, когда благочестие проявляется и внутренне и внешне. И прежде всего, когда оно проявляется в поступках. Идет человек домой, на первом этаже живет одинокая бабушка. Занесет он ей подарочек перед Рождеством? Или просто спросит – может, вам деньги нужны? И даст денег. Вот это уже поступок.

Хочется еще сказать, что у меня с самого начала моего пути в Церкви и до сих пор какое-то неодолимое желание, чтобы наша вечная христианская вера, которая существует вне времени и вне пространства, для нас, для наших близких была приведена к современному пониманию и звучанию. Чтобы люди, которые еще не пришли к вере, глядя на нашу Церковь, не говорили: это все архаика. Я не за то, чтобы мы изменили догматы и каноны, архитектуру или песнопения. А за то, чтобы выражаться современными понятиями, доступными и близкими нашим соотечественникам, и мыслить современными категориями. Для мирян это распространяется и на одежду, и на стиль поведения. Мне кажется, смешно и безвкусно выглядит, когда человек в XXI веке ведет себя так, как будто он живет во времена Иоанна Грозного. Это дискредитация Церкви. Он не видит, как мимо него идут люди и показывают на него пальцем, говоря: «о, верующий!» с подтекстом «о, болящий». Поэтому такие псевдоблагочестивые люди ни себе, ни Церкви пользы не приносят. Внешнее выражение благочестия должно быть очень корректным. И самое главное благочестие – это когда тебя обидят, найди в себе силы, чтобы не отомстить, простить, пережить, благословить врага и успокоиться. Найди в себе силы быть неравнодушным к чужой беде. Найди в себе силы выслушать и понять другого человека, а не жить по принципу, что мнений существует только два: мое и неправильное.

Анна Ершова
(Интервью из «С.-Петербургского Церковного вестника», 2005 г.)

Благочестие

протоиерей Андрей Панков

Что такое благочестие?

– Благочестие – это широкое понятие. Если кратко сформулировать, это твердое и неуклонное следование заповедям Божиим и церковным уставам. Апостол Петр в 1-й главе своего II Cоборного Послания, рассуждая о благочестии, говорит, что вера рождает добродетель, добродетель рождает разумение, разумение рождает терпение, терпение рождает благочестие. Благочестие – это образ жизни, образ мыслей, внутреннее состояние человека, его мировоззрение, которое имеет внешнее выражение в поведении, одежде, оборотах речи, в тех словах, которые мы произносим.

Имеет ли благочестие что-то общее с честью?

– Слово «благочестие» – это калька с греческого языка (εὐσέβεια), оно означает «благая честь». В древности, в дохристианский период, было другое понимание чести человека: честь прежде всего выражалась правильным отношением к Богу, к родителям, к предкам. Именно религиозное восприятие чести называлось благочестием. Это несколько отличается от ныне общепринятого современного разумения слова «честь» как некоего болезненного отношения к оскорблениям. Это понятие более глубокое, религиозное, духовное.

То есть с честолюбием благочестие ничего общего не имеет?

– Опосредованно. У благочестия есть как внутренние выражения, так и внешние. К сожалению, бывает, что люди, не имея внутреннего благочестия, являют благочестие внешнее, руководствуясь честолюбивыми помыслами и стремясь получить в награду одобрение окружающих.

Тогда, может, стоит сравнить благочестие и праведность? Что у них общего и насколько это понятия одного уровня?

– С моей точки зрения, благочестие – это путь. Он не может быть коротким. А праведность – это финал пути. То есть можно утверждать, что благочестие есть путь, приводящий к праведности. Праведность – его плод. И чтобы достигнуть праведности, необходимо добродетелью стяжать благочестие. Но повторюсь, оно взращивается в душе человека постепенно и с великими трудами.

Честолюбие возможно в сочетании с мнимым благочестием. Соответственно, благочестие может быть без праведности?

– Благочестие может быть без праведности, поскольку оно – путь. Человек, не достигший праведности, но стремящийся к ней, может проводить жизнь достаточно благочестивую.

У нас почему-то под благочестием подразумеваются внешние атрибуты: манера поведения, стилистика речи. Но ведь фарисеи, распявшие Господа, по тем временам были образцом благочестия…

– Да, к сожалению, такое понимание присутствует в Церкви.

Благочестие как настрой, как внутреннее состояние человека иногда Промыслом Божиим подвергается тем или иным испытаниям. В жизни человека складывается такая ситуация, когда проще, безопаснее поступиться какими-то христианскими принципами, преступить заповедь. Именно в эти моменты, которые можно назвать кризисными, определяется, подлинно ли человек благочестив или это у него только наносное, внешнее. Легко казаться праведным, когда тебе ничего не угрожает. Но вот возникает ситуация, когда приходится чем-то жертвовать; именно в эти моменты проясняется, каков человек на самом деле, имеет ли он неуклонное стремление быть делателем заповедей Божиих. Без этого сказать что-то определенное о человеке затруднительно.

Благочестие у нас часто относят к выполнению разных предписаний, канонов, каких-то внешних вещей. Делание любви остается в стороне. Правильно ли это? Как можно это исправить?

– Безусловно, неправильно. Человек – это цельное существо, состоящее из души и тела. Правильно, когда внутреннее соответствует внешнему.

Это настоящая душевная драма, если внешность создается благочестивая, а внутри человек исполнен тех или иных страстей: ненависти, неприязни и тому подобного. Должно быть цельное внутреннее устроение: однажды человек уверовал в Господа, и это должно означать, что он будет неуклонно стремиться к исполнению заповедей Божиих, как выражению через это его любови ко Христу.

Казалось бы, что может быть естественнее: «Возлюби ближнего, как самого себя»? А когда ты пытаешься это исполнять, то понимаешь, насколько это непросто в реалиях нашей жизни. Апостол Петр говорит нам о благоразумии, то есть способности отличать добро от зла. И человек, вступивший на путь исполнения заповедей Божиих, понимает, что невозможно сразу научиться правильно жить, есть много препятствий даже внутри тебя самого, которые мешают этому. Чтобы стяжать плод добродетелей, требуется терпение. Терпением созидаются великие дела любви. Когда человек созидает свой внутренний мир, он стремится к подлинному благочестию, которое наипервейшее свое выражение обретает в любви, как главной заповеди Христа; без нее все внешнее теряет смысл и в Церкви, и в душе человека.

А правильное внутреннее устроение, безусловно, найдет внешнее выражение. Таковым может стать исполнение уставов церковных. Это так же очевидно, как то, что сосуд способен держать воду: разбей сосуд – вода разольется. Есть внутреннее и есть внешнее; должно быть правильное внутреннее духовное устроение, основанное на стремлении на деле исполнять заповеди Божии, и должно быть внешнее – послушание уставам церковным. Одно не должно противоречить другому, второе органично проистекает из первого. Такое положение вещей является нормой. И если это не так, это болезненный внутренний разлад, драма человека.

Я хотел бы предостеречь от коротких путей к благочестию. Порой человеку кажется, что если он воспринял ряд внешних атрибутов, уверовал в них, проникся ими, то он обрел право подходить с тем же мерилом к другим людям. Если они соответствуют – это благо, а если не соответствуют, то зло. Это подделка, короткий путь к благочестию, который на самом деле не таков. Благочестие – это довольно длительная внутренняя работа. К сожалению, люди, мерящие всех вокруг себя мерою своих благочестивых правил, страдают некой формой гордости, считая себя способными видеть внутренний мир других людей и судить их от имени Церкви. На самом деле это банальнейшая форма гордыни, ничего общего не имеющая с подлинным благочестием.

Вопросов по благочестию много, часто они касаются конкретных правил: соблюдать пост так или иначе, поститься в понедельник – благочестиво или неблагочестиво? Как возникают подобные «планки» благочестия?

– Есть общепринятые церковные традиции, связанные с внешним деланием, например Великий и Петров посты, молитвы утренние, вечерние, правила подготовки ко Причастию, Исповедь, посещение богослужений, чтение слова Божия – то, что не оспаривается никем. Но жизнь человека значительно шире. Возникает множество нюансов, которые вызывают различные недоумения и вопросы. Решение этих вопросов не очерчено строго церковным уставом и требует от нас духовного разумения. Самый безопасный путь – это молиться Господу о даровании духовника, чтобы с такими вопросами подходить к батюшке, которому доверяешь, и получать ответ. Это наиболее безопасный путь, ведь иногда человеку кажется, что он имеет духовный разум, а на самом деле он ублажает свою гордыню. Это трагедия, этого нужно избегать.

Вопрос телезрительницы Татьяны из г. Екатеринбурга: «Когда на Литургии диакон возглашает: «Господи, спаси благочестивыя и услыши ны», это он о ком? Я, например, не чувствую себя благочестивой».

– Этот возглас в древних чинопоследованиях Литургий был обращен к императорам, правителям, которые присутствовали на богослужении. Но в ходе исторических изменений в христианском обществе этот возглас сейчас обращен ко всем молящимся в храме.

То, что мы не ощущаем себя благочестивыми, нормально. Хуже было бы, если бы мы чувствовали в себе великие духовные дарования; если они в нас и есть, благоразумнее было бы их скрыть. Господь часто укрывает наши дары даже от наших собственных глаз.

Церковь – это собрание святых, так об этом говорят апостолы. Стоя в храме, мы понимаем, что мы далеки от святости. Обращение к нам как к святым, как к благочестивым – это призыв, чтобы мы изменили свою жизнь, устремились к высокому благочестию, стали таковы, какими нас желает видеть Церковь на Божественной литургии.

Может ли благочестие входить в коллизию с любовью? Как, например, нередко бывает: человек недавно воцерковился, начал вести церковный образ жизни, а дома родные негативно реагируют на внешние ее проявления: молитву, пост. Как найти золотую середину между любовью и соблюдением правил?

– Приход человека в Церковь, обращение его ко Господу есть событие глубоко личное, оспаривать которое было бы равнозначно унижению и попранию свободы человека. Если человек избрал Господа – это его право, это его путь. Поэтому если домашние негативно реагируют на сам факт обращения человека ко Господу, то я думаю, что к этому нужно относиться с терпением, во всяком случае, не с агрессией.

Хуже бывает, когда человек, придя к вере, вдруг ощущает в себе некое «пророческое призвание», в ироничном смысле. Вместо того чтобы благовествовать Евангелие в семье в первую очередь своим примером, человек обращается к домашним с обличительными речами. Вся миссия его к этому сводится. В финале это приводит к глубочайшей неприязни и конфронтации внутри семьи. Это драматично, и так не должно быть.

Нужно понимать, что нельзя подталкивать человека в Церковь, к вере. Можно молиться за него, можно примером своих дел, проявлением участия, любви обращать домашних ко Господу, но в наименьшей степени это должно принимать форму обличительных пророческих воззваний.

Благочестие может противоречить любви? Иногда ведь можно ради любви какие-то благочестивые предписания отодвинуть?

– Безусловно. Любовь – высшая добродетель. Если все прочие добродетели совершаются ради чего-то, то любовь всегда бывает даром. Любовь, являясь высшим законом, иногда может отменять внешние предписания. Ради любви старцы оставляли пост, если к ним приходили гости. Ради любви можно пожертвовать внешними церковными предписаниями, чтобы оказать любовь ближнему, когда он в ней нуждается. Высшее отменяет низшее. Любовь, как главнейшая заповедь христианства, является безусловным приоритетом в жизни христианина. Любовь ведь нужно стяжать, это не то, что дается сразу. Это многолетний труд, связанный с научением себя жертвовать своими интересами ради тех, кого ты любишь. Жертвовать всегда трудно и мучительно. Часто мы склонны в отношении жертвы рассуждать следующим образом: я пожертвую вот настолько, и не больше. А ведь любовь не терпит этих границ, она простирается до бесконечности. Поэтому человек в своей жизни должен учиться любить, стремиться к этой добродетели. Безусловно, возможны внутренние конфликты, связанные с исполнением внешних предписаний. Но до того, пока человек не стяжал любовь, внешние предписания являются законом.

Всегда ли благочестие однообразно? То есть все ли благочестивые ведут себя одинаковым, раз и навсегда определенным образом?

– Человек, стремящийся ко Господу, который всем сердцем старается устроить свою жизнь так, как этого хочет Господь, распознает в ближнем сходный образ мыслей, хотя в деталях и конкретных проявлениях он может иметь другое выражение. Но если само внутреннее стремление ко Господу остается обязательным для всех, вне зависимости от возраста, места рождения, то внешние церковные предписания с течением времени изменяются. Если, скажем, в древности христианская жизнь была по своим правилам намного строже нынешней, то теперь в соответствии с нашими немощами все несколько проще. Образ благочестия претерпел некоторые изменения.

Вопрос от телезрительницы Ольги: «Как избавиться от злопамятства, когда плохие воспоминания о близком человеке не дают покоя?»

– Это очень распространенная ситуация. В нашей жизни нередко бывает так, что мы терпим незаслуженные обиды от наших ближних (бывает, что и заслуженные, но и это все равно больно). Очень тяжело избавиться от болезненных мыслей, ведь это все равно душевная травма, которая долго беспокоит человека.

Чтобы уврачевать это, необходимо поступать в соответствии с наставлением . Он предлагал молиться об обидчике: «Помяни, Господи, во Царствии Твоем раба Божия… , и по его святым молитвам прости мне мои прегрешения». Это молитва смирения. Молиться ею трудно. Но если человек прилагает к тому усилия и смиряет себя, Господь дарует ему великую благодать в сердце. А когда благодать приходит, прощать легко. Все эти обиды, травмы затягиваются очень быстро. Когда приходит благодать, человек становится щедрым, у него становится широкая душа. Ему нетрудно забыть то или иное оскорбление.

Вопрос от телезрителя: «Не лицемерие ли, если священнослужитель в храме носит богослужебную одежду, а за его пределами одевает светскую, мирскую одежду?»

– Важен мотив. Если это связано с желанием найти компромисс с миром, то, безусловно, это грех. А возможно, это имеет иное основание в неких реалиях нашего времени. Здесь необходимо еще раз вспомнить те вещи, о которых мы говорили в начале, рассуждая о подлинном и ложном благочестии. Дело в том, что, будучи христианином, и в частности – священнослужителем, невозможно найти некий удобный компромисс с миром, христианство и мир – это две противоборствующие стороны. Невозможно подружиться с тем и с другим. Поэтому в данном случае нужно смотреть на внутреннее устроение человека. Если он в храме священнослужитель, а вне храма – светский человек, безусловно, это неправильно.

Здесь, наверное, еще поднимается вопрос разных традиций благочестия в разной местности: в Петербурге практически все духовенство вне храма ходит в светской одежде, а в южных регионах страны – нет.

– Действительно, в Санкт-Петербургской епархии это так. У меня нет оснований считать, что этот факт выражает внутреннее лицемерие поголовно всех священнослужителей, которые здесь служат.

Если Церкви раскалываются по причине греховности, какое значение имеет в расколе образ благочестия, то есть та или иная манера внешнего поведения? В расколе 1054 года как раз имели большое значение, к примеру, ношение бороды, неношение бороды и прочие формальные вещи.

– Христианство распространилось на огромных территориях. Большинство народов восприняли Христа. Внешнее выражение благочестия, безусловно, может отличаться в различных регионах, и это нормально, когда народ служит Господу в некотором соответствии со своими местными обычаями, которые не противоречат Евангельскому духу. Мне легко принять, когда в одном народе внешнее выражение молитвы может иметь форму танца, а у нас это неприемлемо и не допускается. Одни православные народы считают благочестивым скрывать свои эмоции во время молитвы, а у других, например в наших южных краях, считается добродетелью их проявлять. Я слышал проповеди греческих священников; они значительно более эмоциональны, нежели наши. И то и другое считается благочестием, и это нормально, мы ведь разные. Это не может быть препятствием в общении. Главный фактор, объединяющий христиан, – это внутренняя устремленность к исполнению заповедей Христовых, первейшая из которых любовь. Люди, рожденные в разных эпохах и выросшие в разных культурах, безусловно способны понимать друг друга. Главным фактором раскола, как уже говорилось, становится властолюбие, которое свидетельствует об отсутствии подлинного благочестия, несмотря на наличие всей его внешней атрибутики. Это глубочайшая драма, которая до сих пор переживается Церковью.

Кто должен быть образцом благочестия для мирян? Должны ли они подражать, например, духовенству?

– Безусловно, духовенство должно быть образцом благочестия для мирян.

А если говорить о делении на белое духовенство и монашествующих?

– Монах, как человек, принявший в своей жизни серьезное решение об отречении от мира, безусловно, будет достойным примером. Не каждому это под силу.

Лично я всегда отношусь с глубоким уважением к людям, которые сочли для себя возможным отречься от мира ради Господа. Безусловно, монашеское делание по высоте своего служения, по тем возможностям, которые оно предоставляет человеку, это очень высокий образ жизни. Но это некое общее утверждение. Дело в том, что в деталях все бывает по-разному. И простой священник тоже должен быть образцом благочестия для мирян. Таково безусловное правило.

По этому поводу мне вспоминается такая благочестивая история. Один епископ часто путешествовал по северным монастырям, собирая древние церковные распевы. Однажды в одной из обителей он встретил епископа, пребывающего там на покое, который обладал незаурядными музыкальными данными и пел вместе с братией на хорах. В один из моментов богослужения, когда читалась кафизма, братия села, и только Владыка стоял. Тогда рассказчик, подойдя к старенькому епископу, сказал: «Владыка, сейчас кафизма, можно сидеть». И Владыка ему на ухо тихонько ответил: «Если я сяду, они лягут». Поэтому если батюшка не пример благочестия для мирян, это драма, – духовенство должно быть образцом.

Часто люди, которые начинают вести благочестивый образ жизни, стремятся себя ограничивать в получении информации. Большой пласт культуры оказывается за рамками благочестия. Как быть с этим?

– Общим правилом, которое избавляет человека от множества ошибок, становится наличие духовника – опытного священника, который направит тебя и предостережет от ложных шагов, неправильного образа мыслей. И вообще, духовник – это возможность оценить свою жизнь, свои отношения с Богом с помощью стороннего взгляда: со стороны некоторые вещи видны лучше, чем изнутри.

Когда человек вступает на путь веры, первые ростки духовности у него очень слабы. Чтобы они пустили корни, на первых порах нужно обезопасить себя от некоторых источников информации, могущих, как сорняки, заглушить благое семя, которое Господь всеял в человека. Но со временем по мере духовного взросления он приобретает навык различения добра и зла, и когда он достигает некоторой духовной зрелости, то может лучше оценивать информацию, скажем, произведения культуры, поэзии, живописи. Он видит, что в этом соответствует заповеди Божией о любви, а что ей противоречит, и, соответственно, к одному стремится, а от другого отказывается. Я думаю, это некий процесс внутреннего возрастания в вере, на начальных этапах требующий самоограничения, а в дальнейшем допускающий расширение своего кругозора на основании способности определять, что есть добро, а что зло.

Какой вопрос должен себе задать каждый человек, каждый христианин на пути правильного устроения своего благочестия?

– Задать вопрос, куда направлена его жизнь. Направлена ли она ко Господу и хочет ли он устроить ее таким образом, чтобы она была угодна Христу? Готов ли он претерпеть различные ограничения, лишения и труды для того, чтобы исполнить заповедь Божию по отношению к Богу и ближнему? Я думаю, что честный ответ на этот вопрос определяет, благочестива ли жизнь человека или она пока еще далека от благочестия.

Расшифровка:
Наталья Маслова

Недавно зашел у меня разговор с сотрудниками о темах для следующего номера нашего журнала, и предложена была в числе прочих такая: «Внешние проявления благочестия - подлинного и ложного». Сначала я по инерции было согласился, что да, дескать, стоит лишний раз об этом поговорить. Потом решил все же свериться с автором идеи - а одинаково ли мы понимаем, о чем идет речь. Выяснилось, что думали мы примерно об одном и том же. Например, о храмах, на дверях которых висят объявления: «Женщинам в брюках и без платков вход воспрещен». Или о «шиканье» уже в легенду превратившихся «бабушек» на молоденькую девушку, в чрезмерно короткой юбке зашедшей в церковь. Или о людях, которые так истово крестятся в храме и так низко и сосредоточено кланяются, что и службы самой не слышат, и, упади кто рядом в обморок, не заметят, не говорю уже, не помогут.

И я тоже уже готов был согласиться: с примерами такими сталкиваться, конечно, приходилось, слов нет, и сколько раз! Только вот...

Только вот лично мне кажется, что эта проблема больше в прошлом или постепенно отходит туда. А в настоящем куда актуальней другая. , о которых речь, внешних то есть, стало настолько меньше, что уже об этом впору задуматься, а не о том лишь, подлинные они или ложные. Да и то - кто, кроме Господа, в подлинности и ложности разберется и верно рассудит?

Было время, когда для православной девушки нормой казались юбка до пят и платок, надвинутый на лоб, а для молодого человека - засаленные нечесаные волосы и всклокоченная борода. Время, когда, входя в храм, правилом было трижды в пояс поклониться, а оказавшись среди людей, подкрепляющихся пищей, всем бодро пожелать: «Ангела за трапезой!» и услышать в ответ такое же бодрое и жизнерадостное «Невидимо предстоит!». И после этого придирчиво исследовать упаковку с печеньем на предмет того, есть ли в нем яичный порошок или маргарин или что-то еще, чего нельзя в среду-пятницу-пост и чего не заметил благословивший трапезу священник. Была пора, когда на исповеди человек со слезами каялся в том, что поторопился при чтении правила или по болезни не все свои обычные поклоны положил.

Да, нередко приходилось доказывать, что не столь важна форма, сколь содержание, что случайно съеденный пряник с яичным порошком или пирог с сухим молоком вкупе с ароматизатором, «идентичным натуральному», это не самый ужасный грех, не предательство по отношению к Богу и своей вере, что куда страшней такие гнездящиеся в сердце и то и дело высовывающиеся наружу змеи, как лицемерие, коварство, злоба, зависть... И казалось, что это вправду очень плохо: такое фарисейское «отцеживание комара и проглатывание верблюда». Но вот сегодня... Сегодня комарами уже мало кто занимается, а с верблюдами ситуация тем не менее не исправилась.

Я не спорю: и сейчас можно встретить определенное число людей, для которых буква неизмеримо выше и значимей духа: потому хотя бы, что дух не увидишь и руками не ощупаешь, а буква - такая зримая и читаемая. Иногда это служит свидетельством новоначалия, младенчества в жизни церковной, иногда же, напротив, является признаком укоснения в подобном взгляде на христианство, причем чаще всего уже вполне сознательного. Ведь жизнь по букве куда проще, здесь не требуется «дать кровь», чтобы «принять Дух», а тем паче нет нужды отдавать Богу все свое сердце.

И все же: нынче немного, и чем дальше, тем меньше. А между тем, сами по себе они не то, что не плохи, они просто необходимы. Конечно, «телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно», как говорит апостол Павел (1Тим.4:8), однако общий принцип христианского подвига таков: вначале деяние, потом вИдение, на первых порах делание более телесное, и затем уже в большей степени душевное. Одно неразрывно связано с другим: где найдешь святого, который никак внешне своего благочестия не проявлял? Если только в лике Христа ради юродивых. Но вряд ли мы к этому лику себя причисляем.

А между тем свобода - удел совершенных, мы же, немощные и грешные, нуждаемся в законе, в том числе и в «законе внешнего благочестия». С чего прежде начиналось, помимо наставлений о смысле и содержании жизни иноческой, пребывание новоначального послушника в монастыре? С преподания ему целого свода правил . У святителя Игнатия (Брянчанинова) - уж насколько он был чужд всякого формализма и фарисейства! - целая глава об этом в «Приношении современному монашеству». Преподобный Паисий Величковский, опытнейший наставник делания не внешнего, а внутреннего, как-то раз увидел идущего по двору не в меру разбитного послушника, размахивающего при ходьбе руками, и тотчас вызвал к себе для разбирательства старца, которому тот был поручен, чтобы сделать ему строгий выговор. И не надо думать, что это лишь к иноческому чину отношение имеет. Не к иноческому чину, а к общему для всех нас новоначалию. Есть «внешнее», наполненное внутренним смыслом, носящее характер сложившейся традиции, и пренебрегать им нельзя, ни к чему хорошему это не приведет.

Суть не в том, что ходить надо по струнке и руки по швам держать, взор обязательно устремлять либо горе, либо, наоборот, до лу, подолом юбки пол подметать, на шее четки вместо галстука носить. Это, на самом деле, и не благочестия проявление, а чудачества. Нет. Суть в другом.

Ну, например, тот же пост. Считается сегодня признаком «духовной культуры», «мудрости», «зрелости» разрешать себя от него - не по болезни, а по случаю прихода гостей или в гости, праздника на работе и т.п. Если же кто-то не хочет этого делать, но держится по силе устава, то рискует со стороны своих же собратий - православных - нарваться на критику: «Фарисей!».

И креститься с глубокими поясными поклонами, войдя в храм сегодня как-то не модно - не в интенсивности поклонов ведь благочестие заключается! И на священника, который рискует девушке подсказать (не приказать, нет!), что лучше бы не в джинсах в храм (да и вообще) ходить, а в юбке, все чаще смотрят как на ничего в подлинном христианстве и жизни духовной не понимающего ретрограда.

Зачем так отмахиваться от внешнего, которое не является определяющим само по себе, но формирует, тем не менее, определенное направление нашей жизни, влияет на наш настрой, а самое главное - смиряет? Ведь в борьбе против ложно понимаемого «фарисейства» можно далеко зайти, пытаясь максимально «деформализовать» свою христианскую жизнь.

Та же дилемма - юбка или джинсы, те самые, которые вроде бы не мешают спасению. Или платок… Это вопрос послушания Церкви, простоты детского, не прекословящего мудрования и снова - смирения… Можно сотню доводов привести в пользу того, что «все это на самом деле неважно», а можно - принять то, что для Церкви всегда было нормой, правилом, и смириться.

И это касается не только мирян, но и нас, священников. Скажем, вопрос о духовном платье и волосах. Можно ли стричься коротко или брить бороду, можно ли ходить в светской одежде? Имеет ли этот вопрос какое-то отношение к нашему внутреннему миру? Известна ведь поговорка: «Борода как у Авраама...» и далее - про хама. А все-таки имеет.

Есть традиционный образ священника, который подчеркивает его определенную инаковость. Инаковость не как то, что сообщает пастырю особое достоинство, важность, а как то, что, с одной стороны, делает его всегда узнаваемым для тех, кто имеет в нем нужду, а с другой, заставляет его самого помнить о том, кто он, не забываться, не «смешиваться» с имеющими все же немного иной закон и правила жизни мирянами. И если священник отступает от этого образа, становится «непохожим» на пастыря внешне, то за редким исключением это бывает обусловлено именно желанием «не бросаться в глаза, быть как все» - с разными целями, редко с богоугодными.

Сюда же отчасти можно отнести и разговоры о нужности-ненужности поста перед Причастием и исповеди перед ним же. Вроде бы «и так, и так на самом деле можно». Можно, только результат разный. Потому что в одном случае Причастию предшествует определенный подвиг - воздержания и самоиспытания, а в другом нет.

Вообще, какую традицию, сложившуюся на протяжении многих поколений жизни церковной, ни возьми, однозначно можно сказать: отход от нее в сторону «большей мягкости», «большей легкости», «большей демократичности» не будет вполне безопасным. Особенно - в наше время, время всеобщей расслабленности, когда мы так легко освобождаемся от того, что кажется нам неудобным, прощаем себе свои недостатки, оправдываем собственные страсти и грехи. Мне кажется, что нам, наоборот, стоило бы сейчас быть к себе потребовательней и построже, пока мы не растеряли окончательно того, что у нас есть. Вреда от этой строгости не будет, только польза…

…Впрочем, ключевое здесь - «строгость к себе», а не к окружающим. В сущности, и отталкивает, и от Церкви отгоняет чья-то жесткость не по отношению к себе, а по отношению к другим, тем, кто к ней не готов и, более того, смысла ее не понимает. Более того, опыт свидетельствует о том, что строгий к себе человек чаще всего милостив и терпелив к окружающим его. Ни от кого ничего не требует, но просто являет собой пример того, как можно и как должно. Пример благочестия. Внутреннего и внешнего, связанных друг с другом неразрывно.

В день памяти родителей великого святого русской земли поговорим о воспитании детей. Императрица Александра Феодоровна Романова писала: «Родители должны быть такими, какими они хотят видеть своих детей – не на словах, а на деле. Они должны учить своих детей примером своей жизни».
Ниже приводим главу из книги «Православное воспитание детей» Пестова Николая Евграфовича.

Древо познается по плоду своему…

Понимают ли родители, насколько формирование характера и склонностей ребенка зависит от них самих? И знают ли они, когда начинается влияние их на душу ребенка? Ответом на второй вопрос является следующий рассказ. В семье одного почтенного священника было 14 человек детей. Невеста одного из сыновей, также готовившегося стать священником, спросила однажды свою будущую свекровь: «У вас все дети такие хорошие, но почему М. (ее жених) - один какой-то особенный?» «Это не случайно, - ответила матушка, - перед зачатием М. батюшка надел на себя епитрахиль и особенно усердно помолился о будущем ребенке».

Вот когда начинается духовная забота родителей о своих детях. После того как произошло зачатие, жизнь ребенка неотделима от жизни матери не только в физическом отношении, но и всецело в душевном.

Образ жизни матери во время плодоношения, а также и во время кормления грудью накладывает глубокий отпечаток и на духовный лик будущего ребенка. Это хорошо знали в старину особо благочестивые матери. Так, мать прп. Сергия Радонежского после того, как младенец три раза вскричал в ее утробе во время торжественных мест литургии, перестала употреблять мясо, вино, рыбу, молоко и питалась хлебом, зеленью и водою.

По мнению одного старца, плотское невоздержание кормящей грудью отражается на развитии сладострастия в ребенке, которое может проявиться даже в очень раннем возрасте.

И, наблюдая в детях развитие дурных наклонностей, пусть спрашивают себя матери, не отразилась ли на их детях та духовная слабость и погрешности, которые владели ими во время беременности и кормления.

Следует отметить, что в благочестивых семьях особенно высокодуховные дети рождались уже в зрелом и даже престарелом возрасте родителей, когда у последних преодолевались страсти и дух был мирен. Так, детьми престарелых родителей была Божия Матерь - Дева Мария, Иоанн Креститель Господень, патриарх Исаак и многие из великих святых.

Дух семьи - это то, что в первую очередь формирует душу подрастающего ребенка. Отсюда существует теснейшая связь души родителей и детей. Епископ Феофан Затворник пишет: «Есть непостижимая для нас связь души родителей с душою детей».

Яблочко от яблони недалеко падает - так гласит о том народная мудрость.

Оптинский старец Леонид при выборе жениха и невесты давал такой общий совет: о женихе судить по его отцу, а о невесте - по матери, считая, что у родителей уже в полной мере выявлены склонности те, которые еще недостаточно ясны в детях.

О глубокой связи между родителями и детьми говорится в Библии. В книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова, написано: «Умер отец его - и как будто не умирал, ибо оставил по себе подобного себе» (30, 4). И далее: «Человек познается в детях своих» (11, 28).

Сам Господь в обличениях фарисеев говорит: «Вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков» (Мф. 23:31). В Нагорной проповеди Господь говорит: «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые» (Мф. 7:16-18). Но по отношению к родителям детей следует рассматривать как их плоды, выращивать которые поручено им Самим Богом.

Многочисленные примеры прямой зависимости детей от достоинства родителей находятся в истории Вселенской Церкви. Глубокое благочестие родителей обычно имело следствием высокие духовные достоинства детей. История рассказывает о целых семьях, в которых все дети отличались высоким благочестием.

Такими были, например, в Ветхом Завете семья семи мучеников Маккавейских (2Мак. 7), в Новом - семья мученицы Фелицаты (память 25 января), все семь сыновей которой умерли как исповедники Христа; три дочери мч. Софии (память 17 сентября); семья родителей Василия Великого, давшая из числа десяти детей трех святителей (Василия Великого, Григория Нисского и Петра Севастийского), преподобную Макрину и двух святых во втором и третьем поколении; семья родителей Григория Богослова; семья московского купца Путилова, давшая игуменов трех монастырей; семья схимонаха Филиппа, трое сыновей которого последовали за отцом в Троице-Сергиеву Лавру, и многие другие.

Можно найти примеры, что благочестивые дети были и от нечестивых родителей (например великомученица Варвара), но вряд ли можно найти случаи, когда благочестие обоих родителей не имело бы следствием высоких достоинств для их детей.

Следует учитывать, однако, что степень благочестия может быть разная и может случиться, что духовная слабость одного из супругов ослабит в какой-то мере всех или некоторых из детей.

В Деяниях св. апостолов рассказывается, как благочестивому язычнику - сотнику Корнилию, снискавшему милость у Бога молитвой и милостыней, является ангел, повелевает призвать ап. Петра и обещает: словами последнего «спасешься ты и весь дом твой» (Деян. 10:6). Итак, милость Божия и залоги спасения распространяются не только на праведника, но и на весь дом - его семью и его детей.

Поэтому для родителей главной заботой должно явиться снискание милости Божией и Его помощи и благословения. И это будет условием непременного успеха многолетней работы и борьбы за спасение душ детей, подверженных греху вместе со всем падшим человеческим родом.

«Праведник ходит в своей непорочности: блаженны дети его после него!» - свидетельствует премудрый Соломон (Притч. 20:7). А епископ Феофан Затворник пишет: «Дух веры и благочестия родителей должно почитать могущественнейшим средством к сохранению и воспитанию и укреплению благодатной жизни в детях» («Путь ко спасению»).