Ж изнь этой удивительной подвижницы связана и с нашей обителью, где была настоятельницей ее духовная мать игумения Ювеналия (Ловенецкая). Схиигумения Фамарь с юных лет возлюбила Христа и монашескую жизнь. Она пережила много испытаний, страдала за веру в заключении и ссылке, сохранив и преумножив духовное наследие своей старицы. Предлагаем вниманию наших читателей первую часть ее жизнеописания.

По страницам книги епископа Арсения Жадановского "Воспоминания"

С хиигумения Фамарь, в миру Тамара Александровна Марджанова, рано лишилась родителей, сначала отца, а потом - девятнадцати лет - и матери.

Тамара Александровна осталась вместе с младшей сестрой в своем родовом имении. Обладая прекрасным голосом и музыкальными способностями, она готовилась поступать в Петербургскую консерваторию, да и вообще ей намечался путь светской жизни. Но от Господа человеку стопы исправляются. Так было и с ней.

Как-то раз ее родная тетя, единственная сестра матери, долго не видя племянниц, пригласила их к себе. Она писала: "Вы забыли о нас и не хотите навестить; тогда, по крайней мере, приезжайте посмотреть на открывшийся русский женский монастырь у святой Нины; из Москвы сюда присланы монахини".

Известие это соблазнило молодых благонравных девиц. Они быстро собрались и через два дня были уже у родных, живших в городе Сигнах, в двух верстах от означенной обители.

На второй день по приезде обе сестры поспешили отправиться в монастырь ко всенощной. Служба шла в маленьком домовом храме; пели три инокини; только что назначенная игумения Ювеналия читала канон. В такой обстановке и в таком обществе Тамаре Александровне никогда не приходилось бывать.

Как только вошла она в церковь, моментально явилась у нее мысль: «И я поступлю в монастырь». В душе молодой девушки произошел какой-то внезапный переворот: ехала в обитель светской, а домой возвратилась по настроению инокиней.

Во время службы Тамара Александровна тихонько подпевала клиросным. На приехавших юных богомолиц обратила внимание игумения. Прежде всего, она спросила, почему они в трауре. Те объяснили: «У нас недавно умерла мама». Потом, весьма удивляясь почти детскому их наружному виду, задала вопрос: «А где вы учитесь?» - и получила ответ: «Мы уже окончили курс».

Итак, Тамара Александровна вернулась из монастыря с твердым намерением непременно туда попасть. Сказать же об этом своим близким (родным) боялась, потому что они, будучи людьми светскими, едва ли могли понять ее стремление; не решалась она и заговорить с настоятельницей, думая, что от нее потребуется большой вклад.

Но вот прошло некоторое время, и рвущейся в обитель девушке выпал благоприятный случай ближе подойти и познакомиться с инокинями.

Как-то раз ее родственники большой компанией собрались поклониться равноапостольной Нине, а вместе с тем совершить прогулку. Приветливо принятые гости с игуменией и старшими сестрами ходили вокруг монастыря и любовались красотами природы. Была здесь и Тамара Александровна. Улучив минуту, она высказала свое желание присутствовавшему тут письмоводителю, прося его передать о ней матушке, причем выразила сожаление, что в данный момент по несовершеннолетию не может сама распорядиться денежными средствами для взносов в обитель.

Благие результаты этой беседы сказались очень скоро. В тот же день Тамара Александровна получила от настоятельницы ответ, что ее поступление весьма желательно, даже без всякого взноса. Тут же последовало и личное объяснение с игуменией, обласкавшей молодую, стремящуюся к Богу девушку. Последней осталось только съездить домой, привести в порядок дела и затем окончательно перебраться на жительство в обитель, однако исполнить это оказалось не так легко.

Когда матушка Ювеналия вела переговоры с Тамарой Александровной, рядом стояли и все слышали два ее брата - родной и двоюродный, мальчики лет четырнадцати. Вернувшись домой, они объявили, что Тамара собирается поступить в монастырь. Сначала все обратили это в шутку, но, заметив в девушке большую перемену - серьезное отношение к данному вопросу, постоянное стремление бывать на церковных службах, склонность к уединению, нежелание показываться в обществе, - сильно запротестовали и старались всячески уговорить Тамару Александровну отказаться от принятого ею решения; даже знакомые считали своим долгом разубедить ее.

При всем этом Тамара Александровна проявила полную самостоятельность и твердость. Устроив домашние дела, она в октябре 1889 года направилась в монастырь с намерением окончательно остаться в нем.

Не дремали и родные, не сочувствовавшие такому ее жизненному шагу. Они послали ей деловое письмо, сообщая следующее: «Мы ничего не имеем против твоего поступления в обитель святой Нины, но прежде ты должна лично явиться в Тифлис к нотариусу для составления доверенности по передаче прав наследства».

Тамара Александровна, поверив родным, быстро собралась и уехала в город, где скоро убедилась, что попала в ловушку: ее вызвали не столько по делам, сколько для того, чтобы отвлечь от монастыря.

Жизнь Тамары Александровны теперь так обставили, что она не только не могла вернуться в обитель, но и иметь с ней какие-либо сношения, так как все ее письма перехватывались.

В то же время игумения Ювеналия, не получая долго никаких известий от своей новой послушницы, просила одну тифлисскую знакомую, дочь которой жила в Бодбийском монастыре, разыскать Тамару Александровну и узнать, что с ней сталось. Та, исполнив поручение, рассказала матушке об осадном положении девушки и предложила сделать ее посредницей в передаче писем.

Дело скоро окончилось тем, что наша юная подвижница вырвалась наконец из оков ненужной для нее опеки.

В один прекрасный день упомянутая выше особа подъехала к дому, где жила Тамара Александровна, с целью взять ее с собой. Предупрежденная пленница, одетая, ожидала условного момента и только на минуту забежала проститься к спящей двоюродной сестре. Та, испуганная, вскочила, недоумевая, что случилось, а Тамара Александровна, поцеловав ее и сказав ей два слова: «До свидания, уезжаю», быстро выбежала из дома, села в экипаж и помчалась в монастырь.

Вслед уехавшей посылались телеграммы, письма; начались новые уговоры, но ничто уже не могло вернуть Тамару Александровну - она навсегда осталась в обители.

Большое значение в жизни Тамары Александровны имела игумения Бодбийского монастыря Ювеналия, которая стала для нее не только духовной матерью, но заменила ей и родную, недавно потерянную.

Старица поместила юную послушницу в своей келии, взяла под строгую опеку и хранила ее, как некую голубицу, «паче зеницы ока», приучая постепенно к разным послушаниям - клиросному, канцелярскому и прочим, а вместе знакомя с монастырскими делами, прозревая, очевидно, в способной и энергичной новой насельнице обители свою будущую преемницу. С той же целью подготовки Тамары Александровны к настоятельству брала она ее с собой при поездках в столицу.

Но вот Тамара Александровна начала пропадать по целым часам. Сначала игумения Ювеналия думала, что ее послушница задерживается на спевках или других занятиях. Когда же исчезновение стало подозрительным, решено было за нею проследить. И что же оказалось? Тамара Александровна, подобрав себе сообщниц, таких же, как она, пылких сестер, затеяла с ними в прилегающих к обители горах рыть пещеры с намерением перейти туда жить и спасаться.

Приняты были меры пресечь подобное увлечение. Посылались просьбы дать окончить начатое дело, полились обильные слезы, но мудрая начальница настояла на своем и запретила юным своим духовным чадам продолжать опасные для них подвиги.

Двенадцать лет прожила Тамара Александровна под попечением старицы Ювеналии и за это время успела принять рясофор, а около тридцати лет - мантию, по настойчивому желанию Преосвященного Флавиана, Экзарха Грузии, лично постригшего ее с именем Ювеналии.

Молодая монахиня думала до конца жизни не разлучаться с духовной матерью, но «человек предполагает, а Бог располагает»...

В 1902 году Бодбийскую игумению перевели в Москву настоятельницей Рождественского монастыря. Наша матушка, как самая к ней близкая, также собиралась ехать. Уже были уложены вещи и намечен день отъезда. Хотелось все сделать тихо, незаметно, но слухи о готовящейся перемене все же распространились по монастырю. Все сестры собрались в игуменскую, вызвали нашу матушку и, поклонившись ей до земли, начали упрашивать остаться у них настоятельницей. Поблагодарив их за любовь и доверие, матушка решительно отказалась принять такое послушание, утешая насельниц обители тем, что им пришлют из Москвы опытную игумению.

Этим, однако, дело не окончилось. Вскоре из Петербурга от одного высокого духовного лица была получена на имя старицы Ювеналии следующая телеграмма: «Поздравляю Вас с исполнением Вашего желания, с переходом в Москву, а молодую Ювеналию - с назначением настоятельницей Бодбийского монастыря».

Это известие как громом поразило обеих игумений, нарушив их планы и отняв спокойствие духа. Они немедленно же стали думать, как изменить и отстранить неожиданное назначение; послано было несколько телеграмм в Петербург с отказом, а на другой день младшая Ювеналия выехала в Тифлис и подала о том же официальное заявление Экзарху Грузии.

Последний сначала уговаривал и успокаивал приехавшую, а когда та категорически отказалась, пригрозил, что не выпустит ее из Бодбийского монастыря и за непослушание оставит ее в нем рядовой монахиней.

Возвратившись домой ни с чем, матушка с большой горечью рассказала обо всем духовной матери. Пошли новые планы, как выйти из создавшегося положения. Думали опереться на высоких духовных лиц, друзей и покровителей, а они-то как раз и настаивали на необходимости принять предложенное назначение. Были получены одна за другой телеграммы.

М.Ф. из Петербурга сообщал: «Знаю, что трудно, но, как монахине, нужно покориться воле Божией».

Вслед за этим прислал длинное письмо К.<онстантин> П.<етрович> П.<обедоносцев> (?), приводя разные доводы, почему желательно задержать в Бодбийском монастыре молодую Ювеналию. Последняя еще раз съездила к Экзарху, но безрезультатно.

Усмотрев в совершившемся небесное желание равноапостольной Нины, наша матушка несколько успокоилась и прекратила всякие хлопоты. Вскоре за тем нарочито приехал из Тифлиса Экзарх Грузии архиепископ Алексий и 12 октября 1902 года возвел младшую Ювеналию в игумении, а старшая стала собираться в путь.

До ее отъезда матушка не так тяжело переживала происшедшую с ней перемену, но когда она проводила старицу до Бодби и вернулась в монастырь уже как настоятельница, ею овладела такая тоска, что она не находила себе места, ничего не ела и не спала. Но Господь помог Своей избраннице. Прошло некоторое время, и новая игумения с честью стала управлять Бодбийской обителью с ее многоразличными учреждениями.

Значительное влияние на матушку имел еще и отец Иоанн Кронштадтский примером благодатного настроения, а главное, молитвенным общением и наставлениями, немало способствовавшими развитию в ней духа ревности по Бозе.

"Впервые увидела я отца Иоанна в Петербургском Воскресенском монастыре, где мы постоянно останавливались, приезжая в столицу по разным делам, а в данном случае со специальной целью - поблагодарить Кронштадтского светильника за оказанное им внимание нашей обители.

Дело в том, что Бодбийский монастырь, переделанный из мужского в женский, на первых порах крайне нуждался в материальных средствах. Бывало, ни денег, ни провизии недоставало, а в долг не давали. И вот однажды, когда особенно ощущался во всем недостаток, мы с матушкой, скорбные, пошли в храм помолиться о ниспослании нам свыше помощи. Стоим и плачем... Вдруг отправляющаяся на почту сестра подает для засвидетельствования повестку на двести рублей. Деньги оказались от батюшки отца Иоанна, который писал матушке: «Приимите, посылаю, родная, на крайние нужды двести рублей».

Это случилось тем более неожиданно, что до сего времени у нас не было ни знакомства, ни переписки с отцом Иоанном. Очевидно, он сам провидел духом, что где-то далеко на Кавказе, во вновь формируемом женском монастыре сестры бедствуют, и для поддержки их послал свою лепту...

После этого игумения Ювеналия в первую же свою поездку в Петербург <в 1892 году> решила во что бы то ни стало повидаться с добрым всероссийским пастырем и лично поблагодарить его за участие.

Итак, мы с матушкой в Воскресенском монастыре, сидим в келии и размышляем, как совершить путешествие в Кронштадт. Едва только успели наметить маршрут, как из игуменской прибежали келейные с известием, что к ним приехал батюшка отец Иоанн и, если желаем, сейчас же можем получить у него благословение. Мы поспешили туда, причем у меня сильно билось сердце. В волнении и духовном трепете я спрашивала самое себя: «Неужели мне придется увидеть того отца Иоанна, о котором я так много слышала еще в детстве от своих близких, с восторгом называвших его великим чудотворцем и прозорливцем?»

Когда мы вошли в гостиную, великий пастырь сидел на диване и о чем-то оживленно говорил. Сперва приняла у него благословение моя матушка, затем несколько монахинь; наконец с другой нашей послушницей подошла и я.

При словах матушки: «Батюшка, благословите - это мои келейные Ксения и Тамара» - отец Иоанн перекрестил меня, поцеловал в голову и сказал: «Тамара-Тамара, благую часть избрала». Я была точно во сне от полученного благодатного утешения. Батюшка представился мне необыкновенно веселым, радостным и не простым священником, каких мы привыкли видеть, а одухотворенным, неземным...

Скоро все перешли в столовую. Тут он, между прочим, обратился к игумении Бодбийского монастыря с таким требованием: «Дайте мне свои кресты». Та сняла с себя три креста и подала ему, а он стал надевать их на мою шею, причем, держа меня за плечи и поворачивая во все стороны, шутливо говорил: «Вот какая ты у меня игумения - посмотрите на нее!»

От таких слов батюшки я смутилась, а он все продолжал повторять: «Ну посмотрите же на нее!» Глядя на веселое настроение отца Иоанна, я сама сделалась какой-то радостной.

Пошутив, приласкав и благословив всех, Кронштадтский пастырь «улетел» от нас. Говорю «улетел», потому что это так и было: он, как ангел, как метеор, не ходил, а поистине «летал», внося всюду небесную, светлую струю...

Долго потом сидели мы вокруг обеденного стола, вспоминая каждое словечко дорогого пастыря. На мой счет все говорили: «Недаром отец Иоанн надел на тебя кресты - знать, быть тебе игуменией, и понесешь три креста», что действительно спустя много лет и случилось: мне пришлось быть настоятельницей трех обителей и таким образом подъять три тяжелых подвига.

Свиданием с отцом Иоанном в Петербурге мы с матушкой не удовлетворились, а поехали еще в Кронштадт и остановились в номере Дома трудолюбия. Ранним утром, в «сущей тьме», отправились в Андреевский собор, где народу собралось уже множество. Нас провели за решетку к алтарю и поставили на солее. Стоим и с трепетом ждем, как вдруг «влетает», потирая руки, батюшка, быстро становится к приготовленному против царских врат аналою и начинает читать канон.

Чтение его было особенное: он как будто требовал у Господа и Царицы Небесной помилования себе и другим... Страшно делалось вблизи столь великого молитвенника...

Перед обедней он предложил общую исповедь. Тут происходило что-то невообразимое, неописуемое: все кричали, плакали, в храме стоял гул и стоны, а я, как упала ниц на колени, так и не смела поднять головы до окончания этого всенародного вопля к Богу...

На литургии, прошедшей в том же духовно приподнятом настроении молящихся, мы причащались. Помню - батюшка кого-то не допустил к Святой Чаше, кто-то неистовствовал и бесновался, кто-то громко рыдал...

По окончании службы мы постарались поскорее пробраться сквозь толпу к выходу, так как прошел слух, что из церкви отец Иоанн приедет прямо к нам. Так и случилось: едва успели мы приготовить все к водосвятию и накрыть стол к чаю, как батюшка уже «прилетел».

Приветливо поздоровавшись со всеми, он отрывисто заявил: «Буду служить молебен кратко по недостатку времени».

Непродолжительная, но горячая молитва батюшки захватывала наш дух; кажется, никогда не приходилось переживать такого нравственного удовлетворения, как во время этого молебна.

Дав облобызать крест и окропив нас святой водой, отец Иоанн снял епитрахиль, присел на диване, вынул из бокового кармана несколько писем и стал их читать, предварительно обратившись к матушке со словами: «Ты меня прости, я быстро просмотрю, бывает очень нужно».

Мы с Ксенией, подав чашки, отошли в сторонку. Батюшка заметил это и сказал: «Дорогие сестры, садитесь, пожалейте свои ножки». Затем, спрятав письма, приступил к трапезе. Ел очень мало, а больше говорил с матушкой о монастыре и разных делах, мне же дал такое поручение: «Тамара, запиши адрес вашего монастыря». Быстро исполнив это, я подала ему записку, а он, просмотревши ее, улыбнулся и заметил: «Ты хорошо пишешь, только я не разберу, что у тебя стоит: «г» или «ч», Сигнах? На-ка, перепиши вновь». Я переписала, и отец Иоанн на сей раз весело заявил: «Ну теперь ясно».

Не успели мы опомниться, как батюшкин визит уже окончился. Он поднялся, помолился, благословил и стал выходить, сказав: «А ты, Тамара, подержи мою шляпу, пока я ни обойду некоторые номера, мне нужно кое-кого навестить», и тут же скорыми шагами пошел по коридору, а я, подхватив его под руку, помчалась за ним. Свернули мы в какую-то комнату, откуда доносился неистовый крик, - то бесновалась одна женщина, которая ругалась, билась, плевала и издавала нечеловеческие звуки. Едва батюшка переступил порог, как она очутилась у его ног; отец Иоанн нагнулся, обхватил ее своей рукой, приподнял и, крепко держа, начал громко читать: «Да воскреснет Бог».

Слова: «И да бежат, и да бежат» - он повторил много раз, все более и более усиливая голос...

Саша - так звали страждущую - в руках благодатного целителя делалась постепенно спокойнее, пока совсем не затихла, как бы лишившись чувств... Добрый пастырь бережно опустил ее на пол, перекрестил и дал такое распоряжение: «Укройте больную и не трогайте».

Когда все это происходило, я стояла в дверях лицом к отцу Иоанну, видела, как он, произнося: «Да воскреснет Бог», поднимал глаза к небу и весь преображался. От всей этой сцены меня прямо трясла лихорадка...

Пройдя несколько номеров, везде благословляя и утешая, отец Иоанн на обратном пути еще раз зашел к Саше, которая уже молилась на коленях и ежеминутно поминала дорогое имя своего дивного врача. Батюшка, обласкав и наградив деньгами исцеленную, направился к выходу.

У лестницы он остановился, посмотрел в мою сторону, поднял высоко голову, улыбнулся и сказал: «Ну теперь надень на меня шляпу». Я же, маленькая ростом, да еще находясь на одну ступеньку ниже батюшки, стала употреблять все старание к тому, чтобы исполнить его требование, и не могла, а он, видя мое бессилие, продолжал улыбаться и говорить: «Ну надень же, что же ты не надеваешь?» Я продолжала тянуться без успеха. Тогда отец Иоанн наклонил голову, благодаря чему мне легко было исполнить свое послушание.

«Вот и надела», - победоносно заявил батюшка. После такой невинной шутки на душе стало так радостно, будто я преобразилась в малое дитя...

Видели мы, далее, отъезд отца Иоанна - это тоже что-то редкое, небывалое. Быстро сбежав по лестнице, батюшка как бы «влетел» в пролетку, где его уже ожидал псаломщик. Нужно было трогаться, а окружавшая толпа не пускала: одни хватались за колеса, другие бросались к экипажу, чтобы уловить руки отъезжавшего пастыря, третьи забегали вперед с намерением преградить дорогу. Кучер едва задерживал испуганную лошадь; наконец ему удалось прорваться через густой строй собравшихся людей и пустить пролетку во весь ход.

Отец Иоанн уехал, а мы и многие наши долго еще стояли и смотрели вдаль, пока великий светильник веры совсем не скрылся из наших глаз.

Через два года мы с матушкой опять поехали в Петербург и снова удостоились молиться при служении отца Иоанна в храме Леушинского подворья.

Я уже была рясофорная и только что получила одну тяжелую весть, повергшую меня в большую скорбь до нервного расстройства. Для успокоения души нужен был авторитетный голос. О батюшкином приезде мы узнали слишком поздно, потому и не смогли видеть его накануне и поведать о себе.

Утром по благословению отца Иоанна пришлось кратенько исповедаться у отца Алексия, его племянника, которому я даже обычных грехов не успела сказать. Так, со смущением и сжатым сердцем простояла я всю обедню, думая даже, что батюшка не допустит до Причастия.

В один миг прошла литургия... Отворились царские врата, пошли причастники. С трепетом подошла и я...

Вдруг батюшка неожиданно кинул на меня взор и, как бы отвечая на мои мысли, весело произнес: «Бог милостив, Бог милостив, Бог все простит».

От этих слов как-то разом стало радостно на сердце, и я почувствовала, что великий пастырь прочел мне разрешительную молитву; градом полились из глаз слезы - слезы благодатные, успокоившие мою смятенную душу.

После обедни отец Иоанн вышел в помещение игумении, и там мы снова стали участницами утешения, какого сподоблялись все, соприкасавшиеся с Кронштадтским светильником.

Он сидел и пил чай, разливая и другим из своего стакана по блюдцам, тут же благословляя поминутно подходивших к нему матерей с детьми и разных лиц, а на высказываемые ими горести и вопросы отвечал назидательными словами.

И удивительно - ничто, кажется, не ускользало от его проницательных глаз. Моя матушка, Леснинская игумения Екатерина и я сидели за столом, не принимая участия в трапезе. Батюшка заметил это и, оказывая внимание, передал нам свою тарелку с пирогом.

Закусив, отец Иоанн прошел в свою комнату; на ходу я обратилась к нему с просьбой принять меня. Он не отказал, взял с собой, посадил, участливо спросил, что меня так беспокоит, и только я ему все высказала - моментально бремя с души моей скатилось, всякая тревога исчезла...

Успокоенная и радостная, я попросила подписать мне его фотографическую карточку. Он с любовию согласился и стал писать: «На благословение послушнице», но вдруг остановился, посмотрел на меня и, улыбаясь, сказал: «Нет, ты не послушница, а не то монахиня, не то схимница». При этих словах батюшка зачеркнул написанное «послушнице» и неясно начертал маленькое «с»-«монахине», в общем же вышло «схимонахине».

Много лет спустя, когда мне по Божией милости пришлось принять великое пострижение, я случайно обратила внимание на эту надпись и в ней усмотрела несомненную прозорливость отца Иоанна, более чем за двадцать лет предрекшего мне схиму, в то время как я была еще лишь послушницей.

В этот раз мы прожили в Петербурге около двух месяцев; при нас батюшку вызывали в Ливадию. Вернувшись, он лично всем нам и Б.М. рассказал о последних днях жизни Александра III, причем пожелал сам отслужить по нему панихиду и был все время грустный и сосредоточенный как никогда... Мы же провожали его и во Дворец для благословения молодой царской четы. Мне даже довелось вместе с другими надевать на него ордена и знаки отличия.

Между прочим, Воскресенская матушка, беспокоясь, так ли все сделано, осмелилась попросить его посмотреться в зеркало, а он стал к нему спиной, чем немало нас позабавил.

Да и все у дорогого батюшки выходило непринужденно.

Так, например, я не стесняясь спросила его: «А где же икона, которой Вы будете благословлять?» И добрый отец Иоанн просто ответил: «У меня нет с собой - там мне дадут».

После этого я несколько лет не видела батюшку, вплоть до моего назначения настоятельницей Бодбийского монастыря. Меня возвели во игумению 12 октября 1902 года, а в феврале 1903 года мне уже понадобилось ехать в Москву по делам обители. Как раз в день моего приезда матушка Рождественская, у которой я остановилась, получила от Вознесенской игумении записку следующего содержания: «Если приехала молодая Ювеналия, то приезжайте обе завтра к обедне, у нас служит отец Иоанн Кронштадтский».

Такую приятную неожиданность я сочла за милость Божию, так как мне было в высшей степени утешительно по принятии игуменства первую литургию в Москве молиться в присутствии великого всероссийского пастыря, тем более что по случаю разлуки с матушкой состояние моего духа продолжало оставаться удрученным, подавленным.

Окончив богослужение, отец Иоанн разоблачился, любезно со всеми поздоровался и, обратившись к окружающим, громогласно заявил: «Позовите ко мне Кавказскую игумению».

Все бросились за матушкой Рождественской, так как батюшка и москвичи знали ее под этим названием.

Старица подошла и отец Иоанн заботливо спросил ее: «Ну, родная моя, ты довольна, что вернулась на родину?» Еще несколько поговорил с ней, а потом сказал: «Позовите и молодую Кавказскую игумению».

Из церкви все гости пошли в келию настоятельницы и разместились в большой столовой, батюшке же приготовили отдельно в комнате игумении, куда вошли и мы.

Вблизи отца Иоанна заняли места почетные лица, а я с несколькими московскими игумениями села в сторону. Вдруг батюшка оглядывается по направлению к нам, машет рукой и как бы кого зовет. Никто не догадывался, а лучше сказать, не осмеливался принять это приглашение на свой счет.

Тогда старая келейная Вознесенского монастыря Елизавета, желая вывести батюшку из затруднения, попросту спросила: «Вы кого, батюшка, зовете?» «Да вот маленькую Кавказскую игумению», - ответил тот.

Я моментально подошла.

Батюшка посадил меня рядом с собой; подавальщицы хотели поставить мне прибор, но отец Иоанн сказал: «Не надо, мы с ней будем есть с одной тарелки», - и тут же подвинул свою.

Когда подали сладкое, помню - мусс, он, взявши порцию, разделил ее на три части: две оставил для себя и меня, а одну дал матушке Рождественской, при этом, смотря на нас, заметил: «Чтобы и врозь жилось сладко».

Почти во все время обеда светильник Божий говорил со мной, а чтобы не возбудить в других зависть, громко заявил: «Нужно молодую матушку поддержать; нам с ней о многом следует поговорить». И дорогой батюшка действительно обо всем меня расспрашивал, давая разные советы, и предсказывал то, что вскоре и исполнилось.

Так, благодаря встрече с отцом Иоанном в Москве первые мои шаги по управлению Бодбийским монастырем были удачны, счастливы. Он отнял скорбь, вдохнул энергию, радость, и по его благословению и молитвам все мое [последующее] путешествие в Петербург по делам прошло с большой пользой для меня и обители.

Последний раз близко видела я отца Иоанна в Рождественском монастыре в 1906 году, где он также совершал литургию. Народу, как всегда, было множество. По окончании службы мы поспешили домой, чтобы встретить батюшку. Я стала у окна и наблюдала, как великого пастыря вели из церкви. Это было что-то неописуемое. Мне думалось - батюшку растерзают: кто ловил его руку, кто тащил за рясу, кто всем своим корпусом протискивался к нему, производя давку. Привели отца Иоанна с расстегнутым воротом, без шляпы, всего мокрого от пота...

Увидала я его в таком виде и воскликнула: «Боже мой, как я испугалась, казалось, Вас совсем по кусочкам разнесут». А он, улыбаясь, взял меня за голову, поцеловал в лоб и сказал: «Ах, ты моя глупенькая, - ведь любовь никогда вреда не сделает. Они меня теснят, они же и оберегают».

Святой праведный Иоанн Кронштадский, служивший в нашем монастыре, в трапезном храме Казанской иконы Божией Матери в 1906 году и бывший духовником настоятельницы обители игумении Ювеналии (Ловенецкой). Икона в иконостасе Казанского храма

За предложенной затем трапезой батюшка был необыкновенно радостен, весел и со всеми приветлив. После обеда прошел он в кабинет и подписал мне свой большой портрет, возведя меня в Ювеналию Вторую в отличие от Ювеналии Первой, Рождественской игумении. Это название так и утвердилось за мной».

«Дорогой батюшка, - часто молитвенно взывает наша матушка, - ты при жизни любил меня, ласкал, понимал и ободрял мои стремления, не оставь твою преданную дочь своей помощью и по смерти. Я нуждаюсь в покровительстве и духовной поддержке. Будь же моим путевождем и вдохновителем до конца моего земного странствования».

Не только батюшка Иоанн, но и другие высокие духовные лица ценили матушку за ее серьезность, деловитость, строго церковное православное направление и безукоризненную монашескую жизнь. Митрополиты Флавиан, Владимир, Макарий, старцы - схиигумен Герман, иеросхимонах Анатолий Оптинский, Алексий Зосимовский и другие - знали ее и относились к ней с глубоким уважением.

Но главным покровителем и, так сказать, «идеалом» в жизни схиигумении Фамари явился преподобный Серафим. Жизнеописание последнего было первой книгой духовно-нравственного содержания, которую она прочитала в обители. Облик старца произвел на нее чарующее впечатление, и она возымела к нему необычайную любовь.

Вскоре по поступлении в монастырь матушка увидела во сне: бежит он навстречу ей и игумении Ювеналии по какому-то длинному коридору; поравнявшись с ними, отделяет их друг от друга, поднявши правую полу своей мантии, и, кланяясь, говорит: «Матушка игумения, благослови».

Наша матушка ужасно испугалась и изумилась, как святой старец так величает ее, еще молоденькую двадцатилетнюю послушницу. Думая, что батюшка ошибся, она указывала на старицу Ювеналию со словами: «Вот и матушка», а он снова отделил ее мантией и, кланяясь, тихо повторял: «Матушка игумения, благослови».

Этим сном преподобный Серафим за двенадцать лет предрек ей игуменство.

19 июля 1903 года, как известно, состоялось открытие мощей дивного подвижника. Матушка сама не могла быть на торжестве, а отправила в Саров свою монахиню Агнию с тем, чтобы та помолилась за всю обитель у раки новоявленного чудотворца. Посланная с усердием исполнила поручение и привезла икону угодника Божия, явившую затем много поразительных знамений. Вот, например, одно из них.

В монастыре умирала инокиня У. На нее упали четыре сажени дров и настолько повредили ее организм, что она, парализованная, лежала два месяца недвижимо и перестала даже говорить. Врачи признали положение ее безнадежным, так как начался отек легких и постепенное сокращение дыхания. Насельницы обители уже простились с нею.

В последнее утешение матушка послала означенный образ преподобного Серафима с тем, чтобы его возложили на грудь страждущей. Не прошло после этого и получаса, как ходившая за больной послушница, взволнованная, вбежала во двор и направилась в игуменскую.

Все встречавшие ее спрашивали: «Ну что, умерла?» И та отвечала: «Не только не умерла, а соскочила сама с постели как здоровая».

Что же оказалось? Через некоторое время после того, как принесли икону, инокиня У. увидела блаженного старца, подошедшего к ней и сказавшего: «Пойди умойся в моем источнике и будешь здорова». Это было так реально и ощутительно, что она бросилась с кровати к великому угоднику, пав на колени, стала ему молиться и тут же заговорила. Произошло, таким образом, внезапное исцеление приговоренной к смерти, что засвидетельствовал и доктор, лечивший больную, нарочно вызванный констатировать небывалое в медицине явление.

Еще более поразительное чудо от той же иконы было с матушкой. Последней приходилось по делам обители ездить на лошадях в Тифлис, отстоящий от Бодбийского монастыря на сто верст. Путь этот считался довольно опасным, так как на проезжающих часто нападали разбойники, беспощадно грабя всех. Однажды при возвращении из Тифлиса подверглась тому же несчастью и наша матушка. Нужно заметить, что в дорогу она обыкновенно брала с собой образ Преподобного, всегда и особенно в этот раз дивно ее хранившего.

Дело произошло 27 ноября 1907 года. Утром, около восьми часов, из Бодбийского женского подворья выехал экипаж, запряженный четверкой лошадей. На козлах сидели кучер, кондуктор и слуга, сбоку экипаж сопровождал верховой стражник, а пассажирами были матушка со своей невесткой, везшей двух детей - девочек пяти и семи лет, и послушница Ел.<ена> В.<ачнадзе>.

Путешественники пробыли в пути минут пятнадцать-двадцать, как вдруг при подъеме на гору услышали звуки вроде выстрелов. Матушка отдернула занавеску кареты, выглянула и увидела нескольких человек, бегущих с револьверами и стрелявших прямо в экипаж.

В ужасе она крикнула кучеру: «В нас стреляют, гони лошадей!» Но, как только распоряжение было исполнено, посыпался град пуль, падавших через разбитые дверцы кареты со всех сторон к ногам ехавших.

Под таким обстрелом экипаж пролетел еще несколько минут, выехал на улицу и остановился, так как вся четверка лошадей разом пала замертво и вместе повалились с козел кучер, кондуктор и слуга. Стрельба продолжалась и в неподвижно стоявшую карету.

Матушка, предполагая, что покушение направлено специально на нее, хотела выйти, желая этим спасти своих спутниц, но они ее удержали.

Как только поднялась стрельба, матушка вынула находившуюся на ее груди икону преподобного Серафима и громко с дерзновением стала взывать: «Преподобне отче Серафиме, спаси нас».

Подвергшиеся нападению простояли в опасном положении среди улицы еще некоторое время, как вдруг показался патруль солдат с офицером во главе.

Офицер подбежал к карете, отворил дверцу, и, увидев там еще живых людей, в недоумении задал вопрос: «Монахини, в вас стреляли? Что это значит?»

Одновременно злоумышленники прекратили стрельбу и разбежались по ближайшим переулкам. При помощи пришедших путешественницы вышли из экипажа и были отведены в какой-то двор, причем всем пришлось с трудом перескакивать через груду убитых лошадей. Собралась большая толпа народу...

Матушка просила поскорее подобрать лежавших на земле людей, стараясь подать им медицинскую помощь, но из них кучер и верховой стражник с лошадью оказались убитыми, а кондуктор и слуга тяжело ранены; последних сейчас же отправили в больницу, куда вслед за ними поехала и сама матушка.

Таким образом, пострадали все ехавшие, кроме сидевших в экипаже, спасшихся необычайным чудом. И в самом деле: карету положительно всю изрешетили пулями, которые во множестве валялись внутри, стекла были разбиты вдребезги, по злополучному подъему подобрали шестьдесят семь пуль. А сколько застряло их в убитых лошадях и людях!

Описанный случай моментально стал известен всему городу, и в тот же день у матушки перебывало более ста человек, выразивших ей свое сочувствие. На следующие сутки было получено много телеграмм, и среди них была одна из Петербурга, в высшей степени утешительная, подписанная митрополитом Владимиром, Е.Г. и Преосвященным В., которые сообщали: «Мужайтесь, будете переведены в Москву», что через десять дней после этого и исполнилось: матушку назначили настоятельницей Покровской общины сестер милосердия.

После столь великого чуда сердце матушки возгорелось еще большей верой и любовью к преподобному Серафиму, она теперь всецело духовно сроднилась с великим угодником Божиим.

Трогательно со стороны наблюдать эту веру и любовь! Тут пример, как глубоко можно чувствовать Небо и его обитателей: святой подвижник для матушки - подлинно живая, реальная личность, имя его всегда в ее душе, в мыслях и никогда не сходит с уст. С ним она беседует, советуется и получает наставления, указания, внушения. Преподобный помогает ей в трудных обстоятельствах и предохраняет от опасностей.

Чтобы ближе стать к угоднику и под его благодатным покровительством окончательно уже предаться подвигам молитвы, матушка в конце июня 1908 года поехала в Серафимо-Понетаевский монастырь с намерением поселиться в Царском скиту, принадлежавшем указанной обители и находившемся в двенадцати верстах от Сарова.

О цели своего приезда она откровенно рассказала игумении Нектарии, с которой уже была знакома, и та любовно согласилась предоставить ей на выбор один из скитских домиков. Погостив несколько суток в монастыре, матушка 1 июля, накануне своего Ангела, приехала в Царский скит, отсюда в тот же день пешком прошла в Саров, что для нее при больных ногах составляло большой подвиг. Там она усиленно просила Преподобного устроить ее вблизи себя и, долго не задерживаясь, а лишь исповедавшись у настоятеля игумена Иерофея, вернулась в скит, где 2 июля причастилась.

В этот же день случилось нечто такое знаменательное, что разрушило все планы нашей матушки и привело ее к созданию собственного Серафимо-Знаменского скита.

Когда она после обедни усердно молилась перед чудотворной иконой Знамения Божией Матери, прославившейся в Понетаевском монастыре, дабы Преблагословенная утвердила ее в скиту, то услышала как бы глас от Царицы Небесной: «Нет, ты здесь не останешься, а устраивай сама скит не только себе, но и другим».

/Продолжение следует/

Источник (текст и фото): Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания. М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского института; Братство во имя Всемилостивого Спаса, 1995. С. 104-118.

Примечания:

Женская обитель в Бодби была открыта 7 мая 1889 года по воле Императора Александра III на месте лежащего в развалинах бывшего мужского монастыря. В Бодбийском монастыре скончалась и была погребена святая равноапостольная Нина, просветительница Грузии.

Первой настоятельницей учрежденного в 1889 году на новых началах Бодбийского женского монастыря во имя святой равноапостольной Нины была игумения Ювеналия Первая, в миру Елена Викентьевна Ловенецкая.

Тогда же послушница Бодбийского монастыря Параскева (впоследствии монахиня Павла) решила восстановить разрушенный храм святого великомученика Георгия в селе Мамкоды. Выкопав себе пещеру около храма, на высокой горе, среди окружающего леса, она, молясь Царице Небесной, принялась осуществлять свое намерение. Так возник приписной к Бодбийскому монастырю Георгиевский скит, в 1903 году преобразованный в общежительный монастырь.

Архиепископ Флавиан (Городецкий), впоследствии митрополит Киевский и Галицкий; †1915.

Экзарх Грузии архиепископ Алексий (Опоцкий), впоследствии архиепископ Тверской и Кашинский; в 1910 году уволен на покой, скончался в 1916 году.

Церковь во имя святого апостола Иоанна Богослова при подворье Леушинского монастыря находилась на Бассейной.

Очевидно, игумения Петербургского Воскресенского монастыря Валентина.

Очевидно, игумения Московского Вознесенского монастыря Евгения.

Преподобный в то время еще не был прославлен. - Примеч. авт.

Покровская община сестер милосердия основана 26 июня 1872 года; при общине был устроен сиротский приют для девочек, женская фельдшерская школа.

Царский скит - Введенский женский скит, основанный на хуторе «Царская дача», пожалованном Серафимо-Понетаевскому монастырю Императором Александром II.

13 июня 2018 года на Немецком (Введенском) кладбище г. Москвы состоялось обретение мощей основательницы подмосковного Серафимо-Знаменского скита преподобноисповедницы Фамари (Марджановой).

22 декабря 2016 года Священный Синод Грузинской Православной Церкви . 28 декабря 2017 года члены Синода Русской Православной Церкви (журнал № 123) с определением празднования ее памяти 10/23 июня, как это установлено в Грузинской Церкви.

На основании распоряжения по Московской епархии, принятого 27 апреля 2018 года в связи с резолюцией Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла от 3 апреля 2018 года о благословении проведения археологических работ для последующего возможного обретения мощей преподобноисповедницы Фамари (Марджановой) на Немецком (Введенском) кладбище г. Москвы, была создана Епархиальная комиссия по обретению и перенесению святых мощей преподобноисповедницы Фамари (Марджановой) в следующем составе:

епископ Луховицкий Петр, викарий Московской епархии, председатель Комиссии;

протоиерей Максим Максимов, клирик Московской епархии, член Синодальной комиссии по канонизации святых, секретарь Комиссии;

протоиерей Олег Митров, клирик Московской епархии, благочинный церквей Наро-Фоминского округа, член Синодальной комиссии по канонизации святых;

игумен Гуслицкого Спасо-Преображенского мужского монастыря игумен Серафим (Голованов), клирик Московской епархии, епархиальный древлехранитель;

настоятельница Серафимо-Знаменского скита игумения Иннокентия (Попова);

В.Н. Звягин, член Синодальной комиссии по канонизации святых, доктор медицинских наук, профессор ФГБУ «Российский центр судебно-медицинской экспертизы» Минздрава России;

М.Г. Гусаков, археолог, кандидат исторических наук, научный сотрудник Института археологии РАН.

В этот день Епархиальная комиссия по обретению и перенесению святых мощей преподобноисповедницы Фамари (Марджановой) в полном составе прибыла на Немецкое (Введенское) кладбище г. Москвы.

Перед началом процесса обретения святых мощей председатель Комиссии епископ Луховицкий Петр возглавил молебен на начало всякого доброго дела.

В ходе обретения святых останков служилась панихида по всем православным, погребенным на данном кладбище: монашеству, духовенству и мирянам.

Богослужебные песнопения исполнил сестринский хор Серафимо-Знаменского скита.

Помимо членов Епархиальной комиссии, при обретении святых мощей присутствовали: секретарь Синодальной комиссии по канонизации святых протоиерей Владимир Воробьев, настоятель московского храма Свт. Николая Чудотворца в Кузнецах, профессор, ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, член Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви; заместитель председателя Синодального отдела по монастырям и монашеству, настоятельница Зачатьевского ставропигиального женского монастыря игумения Иулиания (Каледа); настоятельница Богородице-Рождественского ставропигиального женского монастыря игумения Викторина (Перминова).

По завершении процесса обретения святые останки преподобноисповедницы Фамари (Марджановой) были положены в гроб и перевезены в Серафимо-Знаменский скит.

У Святых врат монастыря процессию встречали его насельницы, после чего гроб со святыми мощами основательницы скита крестным ходом был перенесен в обитель.

23 июня, в день памяти преподобноисповедницы Фамари (Марджановой), митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, Патриарший наместник Московской епархии, в сослужении епископата Московской епархии и духовенства совершит в Серафимо-Знаменском скиту Божественную литургию под открытым небом.

Это будет первое богослужение перед обретенными мощами святой.

Схиигумения Фамарь, в миру княжна Тамара Александровна Марджанишвили (Марджанова), родилась 1 апреля 1868 года в Грузии. После кончины родителей она приняла постриг в монастыре Святой равноапостольной Нины в Бодби с именем Ювеналия. В 1905 году указом Святейшего Синода она была назначена настоятельницей Покровской женской обители в Москве. В 1910 году ее заботами началось строительство Серафимо-Знаменского скита под Москвой, где в 1915 году она была пострижена в великую схиму с именем Фамарь.

В 1924 году скит был закрыт. В 1931 году схиигумению Фамарь с двумя сестрами ее обители арестовали и приговорили к ссылке в Иркутскую область. После окончания срока ссылки она, уже тяжело больная туберкулезом, вернулась в Москву и 23 июня 1936 года отошла ко Господу.

Схиигумения Фамарь (Марджанова) состояла в духовной дружбе с великими святыми начала XX века

100 лет назад в Подмосковье открылся Серафимо-Знаменский скит. Его основательница, схиигумения Фамарь (Марджанова), состояла в духовной дружбе с великими святыми начала XX века – святым праведным Иоанном Кронштадтским, преподобномученицей Елисаветой Феодоровной, старцем Алексием Зосимовским… В том числе и благодаря этим духовным связям новый монастырь сразу получил высокую оценку современников.

В 1924 году обитель была разорена. А в 2001 первом году в Серафимо-Знаменском скиту возобновилась монашеская жизнь.

Серафимо-Знаменский скит

Хроника возрождения

Нынешнее скоротечное время не предполагает неспешного писания в заветной тетради: «Сегодня было то-то и то-то…» Все некогда, некогда. Что останется от этого времени? Ведь именно благодаря тому, что сто, двести, пятьсот лет назад кто-то сидел и терпеливо выводил на листах витиеватые буквы, фиксируя события, мы о них и знаем сегодня.

Но, слава Богу, встречаются и в наше время люди, которые обладают качествами почти утраченными: терпение, точность, аккуратность и бережливость к тому, что спустя годы будет историей.

Все у нее разложено по пакетам. Она передает их мне. Отдает и блокнот, исписанный аккуратным, никуда не спешащим почерком. И только наказывает не говорить про нее. Ну, хорошо, не буду. Просто стану читать вместе с вами.

15 января 1999 года, в день памяти преподобного Серафима Саровского была первая служба в храме Серафимо-Знаменского скита. Божественную литургию совершил благочинный Домодедовского округа протоиерей Александр Васильев в сослужении священников о. Александра Пахомова, о. Олега Строева, о. Виктора Мартынова и других.

27 января 1999 г. – вторая служба в скиту, в память св. равноапостольной Нины, просветительницы Грузии (в обители есть нижний храм-усыпальница в честь этой святой).

14 мая 1999 г. – третья служба в скиту, в честь св. благоверной Тамары (земной ангел схиигумении Фамари, основательницы скита).

15 января 2000 года - служба в память преподобного Серафима Саровского. Совершал ее протоиерей Александр Васильев в сослужении одиннадцати священников.

26 января - приехали сестры из Свято-Троицкого Ново-Голутвина женского монастыря: мать Иннокентия, мать Ирина, инокиня Ирина, сестра Юлия, поселились на зимней даче около скита.

Тайная лазейка

Оторвемся от хроники первого года возрождения скита. Вернемся ненадолго в тихую осень, когда еще территория его была наглухо закрыта, на ней располагалась база отдыха завода «Криптон», организация это была секретная, и отдых на базе тоже был засекречен.

Читаем в блокноте, исписанном бисерным почерком.

Пошла я вдоль речки со стороны рощи. Была теплая осень, в лесу тихо, только где-то на дереве стучит дятел. Вошла через лазейку в скит. Подошла к церкви. В дверь ее воткнула осенний букет из листьев и запоздалых цветов. Помолилась, чтобы скорее возобновилась жизнь в скиту. Положила земной поклон от матушки Фамари - была у нее на могилке недавно.

Подошла к келье, которая лучше всех сохранилась (где сауна), около нее растут два кипариса. Сорвала веточку - отнесу на могилку матушки, как привет-поклон из скита.

Слышу - где-то стучит, подошла к келье, которая рядом с террасой, а там маленькая птичка, влетела в разбитое стекло, а вылететь не может, вот и бьется о стекло. Жаль мне ее стало, а помочь ничем не могу. Был у меня кусочек хлеба, покрошила ей на пол, может, поест.

В скиту тихо, никого нет. Воскресение. Такая благодать, что и уходить не хочется. Однако пора. Перелезла через лазейку, чтобы сторож не видел и собаки не залаяли, и ушла.

Дорогой все думала, когда же можно будет спокойно, через ворота, войти в скит, без боязни ходить сюда, молиться и наслаждаться Божией благодатью…

Первая служба

От этой записи до первой службы оставалось не так много времени. И вот наступил этот день. Ехали в скит даже специальные автобусы, которые везли богомольцев.

Но едва не столько же наехало сюда крепкого вида парней с рациями в руках. Они стояли почти у каждой туи и контролировали всякий шаг по территории. «Тут ходи, тут – не ходи…»

Что охраняли эти бравые ребята? Вот эти разрушенные кельи, которые стояли когда-то, обрамляя лесную поляну, посреди которой стоял необыкновенно красивый храм с шатровой чешуйчатой крышей, как свеча, устремленной к небу?

От кого охраняли - от этих вот бабушек с умиленными лицами, стоящих на первой службе?

Но, как бы то ни было, первая молитва после долгих лет запустения в скиту была вознесена. Впереди были многие и многие труды - оформление документов, передача земли, реставрация помещений, электричество, газ… Почти каждый из нас в жизни сталкивался хоть с чем-то из перечисленного и знает, что это за морока, и каких все это стоит денег.

Когда речь идет о возвращении церковного имущества, мне кажется, что участвующие в нем люди должны просто благодарить Бога, что именно им выпало это сделать, ведь акт передачи - если посмотреть на него с духовной стороны, еще и акт покаяния. Быстренько, без всяких проволочек, отдать – и все. И радоваться вместе с теми, кому отдали. Ведь вспомним, как Господь даже жадному и злому человеку, запустившему в нищего булкой хлеба, засчитал этот поступок в качестве милосердного. Так что же?

А вот - скит отдадим, но проезд к нему и ворота закроем. Стройте свою дорогу по лесу. А что это такое - построить дорогу? В скиту несколько насельниц, им пока и жить негде. Приютила их к себе одна женщина, у которой в так называемых генеральских дачах часть дома. Вот все в одной комнате и помещаются, кровати там изголовье к изголовью.

Архиерейская служба

Возвращаемся к хронике возрождения обители. Читаем дневник.

2 апреля 2000 года. Архиерейская служба. Официальное открытие Серафимо-Знаменского скита. Службу совершал митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий в сослужении епископа Видновского Тихона, архимандрита Алексия, иеромонаха Иоанна, священника и духовника сестер скита, протоиерея Александра Васильева, священнослужителей Домодедовского благочиния. Монахине Иннокентии вручен крест и жезл. Отныне она настоятельница обители. На службе пел хор сестер из Свято-Троицкого Ново-Голутвина монастыря.

Матушка

Настоятельница монастыря - от этих слов веет чем-то отстраненным, величественным, неприступным. Матушка Иннокентия - живая, быстрая, с лучистыми глазами княжны Марьи из «Войны и мира». Очень простая в общении, приветливая и гостеприимная. Ты только пришел, только начал говорить, смотришь через пару минут - тебе уже и говорить нечем, ты уже сидишь за столом и что-то ешь, а матушка рядом и подвигает поближе то одну мисочку, то другую.

Матушка Иннокентия

Рассказывал один человек историю. Поехали они с супругой в скит. Пока ехали, слово за слово - разругались. Из машины вышли, идут к келье, друг на друга не смотрят. Навстречу матушка. Глянула на одного, на другого и повела их в келью матушки Фамари. Там у них теперь небольшой музей - вещи, книги первой настоятельницы. Еще в келье необыкновенная, умиротворяющая тишина. «Вы тут пока побудьте…» – бросила на ходу матушка Иннокентия и побежала по своим делам.

Сели они подальше друг от друга, по-прежнему глядят в разные стороны, молчат. Пять минут сидят, десять… А в келье, между прочим, прохладно. Муж смотрит - печка, рядом дрова. Встал и принялся разжигать огонь. Занялось пламя. Уже теперь оба на него смотрят, оторваться не могут. То есть смотрят в одну сторону. Потеплело от огня. И не только в келье потеплело. Забыли уж, о чем ругались. Тут и матушка настоятельница вернулась, позвала чай пить.

Грузинская княжна и схиигумения Фамарь (Марджанова)

Основательница скита схиигумения Фамарь (Тамара Александровна Марджанова) - уроженка Грузии, княжна (1868-1936). Лишившись к 20 годам родителей, она поступила в Бодбийский монастырь святой равноапостольной Нины. В 1902 году матушка стала игуменией этого монастыря, где подвизались 300 сестер и окормлялись две женские школы.

Схиигуменья Фамарь (Марджанова)

Когда юной послушницей Тамара пришла в обитель, игумения Ювеналия подарила ей книгу «Сказаний» о жизни и подвигах еще не прославленного во святых старца Серафима Саровского. С тех пор матушка возымела к нему необыкновенную любовь. Тогда же во сне явился ей святой старец и произнес пророческие слова о ее игуменстве.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский

В 1892 году отец Иоанн Кронштадтский образно предрек ей игуменство в трех обителях и будущую великую схиму.

Через некоторое время указом Святейшего Синода матушку, вопреки ее воле, перевели в Москву и назначили настоятельницей Покровской общины сестер милосердия. Жизнь в столичной обители тяготила ее, и духовный поиск привел матушку в 1908 году в уединенный Царский скит, приписанный к Серафимо-Понетаевскому монастырю, недалеко от Сарова.

Старец Алексий Зосимовский

Молясь однажды перед чудотворной Серафимо-Понетаевской иконой «Знамение», матушка как бы услышала глас от Самой Царицы Небесной: «Нет, ты здесь не останешься, а устраивай сама скит не только себе, но и другим». И это повторилось трижды.

Матушка обратилась за советом к старцу Алексию Зосимовскому, который дал ей такой ответ: «Царица Небесная Сама и место изберет, и средства даст, и духовно устроит. Ты будешь только служкой, орудием…»

Вскоре это место было избрано – «близ села Воскресенского - Битягово тож и деревни Заборье». Испросив благословение у преподобного Серафима, матушка приступила к устройству обители.

Кусочек рая на земле

Знаменательно, что первый камень в основание скита был заложен 9 августа 1910 года , в канун празднования памяти апостола Прохора, имя которого носил в миру преподобный Серафим, и его келейной иконы Божией Матери «Умиление».

Священномученик митрополит Владимир (Богоявленский)

В конце 1912 году монастырь был построен. На освящении вновь созданной обители 6 октября митрополит Московский Владимир (Богоявленский) сказал проникновенные слова: «Я считаю себя счастливейшим из людей, потому что Господь привел мне освятить чудный храм и побывать в уголке, напоминающем земной рай. Храм ваш к Богу зовет, а от скита веет таким благодатным миром и спокойствием, что душа радуется, забывая все горечи и невзгоды».

В 1916 году состоялся постриг матушки в великую схиму.

Просуществовав 12 лет, в 1924 году скит был закрыт. С этого времени начинает существовать монастырь в миру, замаскированный под артель. Матушка, 10 сестер, батюшка - иеромонах Филарет (Постников), всего 12 человек, по числу апостолов Христовых, поселились недалеко от Москвы, в Перхушково, где продолжили свой монашеский подвиг. Остальные сестры жили в Серпухове и Аносиной пустыни, закрытой позднее.

В 1931 году матушку арестовали, заключили в тюрьму, и затем сослали в Сибирь. Вынести тюрьму и годы ссылки матушке помогали вера и упование на милость Божию.

Благодаря ходатайству ее брата Константина, известного режиссера и реформатора театра, ссылка матушки закончилась весной 1934 года. Вернувшись, она поселилась в маленьком домике около станции Пионерская Белорусской железной дороги. К этому времени матушка была уже тяжело больна туберкулезом. За несколько дней до ее кончины художник Павел Корин закончил портрет «Схиигумения Фамарь». Художнику было дано увидеть и отразить сокровенную красоту духа подвижницы.

Отпевал ее на дому владыка Арсений, которого ждал очередной арест. В 1937 году по ложному обвинению он был расстрелян на Бутовском полигоне.

Матушка Фамарь покоится на Введенском Немецком кладбище в Москве рядом с могилой святого праведного отца Алексия Мечева.

Трудное начало

Вернемся к началу новейшей истории монастыря. Оно было очень трудным. Хотя и руководство района, и благочиние старались помогать восстановлению обители, все равно дела продвигались медленно.

К зиме 2001 года одиннадцатый трест отремонтировал в скиту одно из помещений, куда и вселились насельницы. Один из благодетелей пожертвовал котел, но строители не взялись установить трубу, посоветовав обратиться к специалистам. «Специалист» вскоре нашелся. Он сказал, что у него вот такая труба уже второй десяток лет исправно служит, «сделаю - век меня будете помнить». И сделал.

А 3 января ночью келья загорелась. Девчонки выскочили в чем были, успели отвязать лошадку, которая жила в пристроенном к стене дома закутке, и остались в полном нестяжании.

Отец благочинный после Рождественской службы в соборе обратился к прихожанам: «Вы все сейчас пойдете к праздничным столам, а в нашем скиту живут насельницы, которым негде голову приклонить, давайте пожертвуем каждый от своего имения, кто сколько может, в помощь монастырю, который постигло бедствие…»

После пожара, всколыхнувшего общественность, окружающие как-то более активно стали помогать восстанавливающейся обители. Шли, спрашивали: что вам сейчас раньше всего надо. Отвечали: носки нужны. Отовсюду несли носки…

Временно скитянки поселились в храме, продолжая молиться и трудиться.

Как корова помогла провести электричество…

С электричеством много было мороки. Наконец одна организация на благотворительных началах сделала проект. По нему выходило, что тянуть кабель надо через лес, что он дважды должен пересечь дорогу… То есть цена этого проведения выходила баснословная для монастыря.

И тут в скит некто дарит корову. Ее, стало быть, надо куда-то разместить. Приглядели место. Срубили деревце, которое стояло на пути. Надо было еще выкорчевать корни. Еще один помощник вызвался экскаватором эти корни убрать. Подцепил, дернул - и раздался страшный хлопок. Оказалось, под корнями дерева высоковольтный кабель. Вот он, рядом, кабель, не надо тянуть издалека. В конце концов разрешили им тут поставить подстанцию.

А лошадка - газ

Это тоже веселый случай, завершивший длинную череду хлопот. Все знают, кто строился, что это такое - провести газ. И бумаг целый воз, и денег надо много.

В скиту почти сразу, после того как насельницы там появились, одновременно завелась и разная живность. Подарили лошадку Ладу - она оказалась жеребая, вскоре у нее родилась дочка, которую назвали Палестинка. Корова, собачка, кот. Потом еще подарили - маленькую лошадку. На лошадках катают паломников, особенно рады этому детишки. Летом в скиту часто бывают дети. Практикуется здесь так называемая иппотерапия - оказывается, общение с лошадьми, катание на них, специальные упражнения верхом на лошади оказывают большое положительное воздействие при лечении различных болезней, например, болезней позвоночника, или аутизма у детей.

Так, что там было с газом? Надо сказать, что вид мирно гуляющих по траве лошадей никого не оставляет равнодушным. Эти красивые и сильные животные как-то смягчают сердца, поворачивают намерения в нужное русло… Вот и с газом. Нашлись подрядчики. Но ведь опять же - нужны деньги. А где их взять? И вот идут будущие благодетели по территории скита. Тут в их поле зрения попадают лошадки. Матушка (а она очень любит лошадей) подходит к одной из них, гладит и спрашивает, между прочим: «Ладуся, ну, что, как ты думаешь, проведет нам … газ или нет?» И Ладуся начинает старательно кивать головой, умиляя потенциальных благодетелей. И что, по-вашему, им остается делать?

Немножко Грузии

Река Рожайя, когда-то широкая и полноводная, теперь тихим ручейком струится по округе. Но в районе скита характер ее вдруг резко меняется - она становится говорливой и быстрой, вспенивая неглубокие свои воды по камням, которые появляются на ее пути.

В жизни скита так же отчетливо звучит грузинская тема, как в речке Рожайке здесь слышится характер стремительной горной реки.

Матушка Фамарь была родом из Грузии. Кроме престолов в честь иконы «Знамение» и преподобного Серафим, есть в скитском храме еще нижний придел - в честь святой равноапостольной Нины, просветительницы Грузии.

И теперешняя настоятельница поддерживает связь с грузинским монастырем, откуда в лучшие времена приезжали в скит монахини.

Возвращение святынь

В 1912 году к открытию скита была написана Серафимо-Понетаевская икона Пресвятой Богородицы «Знамение». Этот чудесный образ, украшенный жемчугом и камнями, был главной святыней скита со дня его образования. После закрытия обители икона исчезла.

И вот спустя много лет происходит следующее. Настоятельница поехала к врачу с одной насельниц. А рядом с больницей – музей Павла Корина. «Катя, зайдем в музей…» В музее - портрет матушки Фамари кисти художника, который он писал для своей композиции «Русь уходящая».

Подошла я к портрету, – рассказывает мать Иннокентия, – смотрит на меня матушка Фамарь своими темными глазами. Я обращаюсь к ней мысленно: «Матушка, дорогая, ну, хоть какое-нибудь утешение…» Тяжко в то время было… И вдруг на следующий день происходит встреча. В магазине. Я не знаю, почему я обратилась к этому человеку. Спрашиваю его: «А не видели ли вы у кого-нибудь такой иконы, Матерь Божия с поднятыми вот так руками?» А он смотрит так пристально и – вопросом на вопрос: «И вот здесь младенец?» И рисует рукой круг в районе живота. «Да», – отвечаю. Он опять смотрит внимательно и после некоторой паузы говорит: «Есть, и недалеко».

Через некоторое время идут в гости к дяде Славе. Вошли и сразу почувствовали - как будто повеяло чем-то, нездешним, высоким, неотмирным. Смотрят - вот она, икона Пресвятой Богородицы. Стоит, великая Пленница, закрыта от людей…

Оказалось, мать дяди Славы, Александра Беляева, работала в скитской больнице, она и сохранила эту икону у себя, когда разрушали скит. Теперь ее уже нет в живых, а икона живет в доме, к ней уже все привыкли, расставаться будто бы и не готовы…

И начались переговоры с хозяевами. В конце концов, решено было сделать большой снимок иконы в натуральную величину и подарить его хозяевам взамен оригинала. Не сразу они решились расстаться с ней, не сразу.

Но вот наступило 100-летие со дня прославления преподобного Серафима Саровского. В скиту престольный праздник, идет крестный ход. А навстречу ему - еще один крестный ход. Несут икону в храм.

И как только внесли, у всех было ощущение - Хозяйка пришла.

Икона Божией Матери "Знамение"

Еще одна святыня скита - икона Пресвятой Богородицы «Покрывающая». На ней Божия Матерь прикрывает головным платком и словно защищает Младенца, а Он держит в руке кисть винограда - эмблему Святого Причащения. Этот образ матушка Фамарь считала хранительницей скита. Владыка Арсений в свое время составил службу с акафистом Пресвятой Богородице в честь Ее иконы «Покрывающая». После закрытия скита икона находилась в Новоспасском монастыре.

Икона «Знамение Божией Матери» (в красном облачении), на которой написано, что это точная копия чудотворного образа, прославившегося 14 (27) мая 1885 года в Серафимо-Понетаевской обители Нижегородской области, была также передана в скит в самом начале его возрождения.

В трудах и молитвах

На сегодняшний день в скиту восстановлены одиннадцать из двенадцати домиков-келий в том виде, в каком они были раньше. Живут в скиту семнадцать насельниц.

Ухаживают за животными, выращивают картошку и овощи. Украшают цветами территорию скита. Молятся Богу и воссоздают кусочек рая на земле, который когда-то поразил митрополита Владимира, освящавшего обитель. И уже сейчас, бывая в скиту, всякий раз хочется воскликнуть вслед за владыкой: «Храм ваш к Богу зовет, а от скита веет таким благодатным миром, что душа радуется, забывая все горечи и невзгоды».

Светлана Гончарова

Мне снился сон однажды чудный,

Сон необычной красоты

С дерев листвою изумрудной

И все цветы… цветы… цветы…

И было их так много, много

Роскошных пышных тех цветов.

Тонула словно в них дорога,

Красы их выразить нет слов! <…>

И верю я, — в стране небесной,

В стране добра и красоты,

В стране поистине чудесной

Я вновь увижу те цветы…

Схиигумения Фамарь

Нам (небольшой группе пучковских прихожан) посчастливилось 27 января с. г. попасть в Серафимо-Знаменский скит (с. Битягово, в 30 километрах к юго-востоку от Москвы) на престольный праздник — св. равноапостольной Нины. Этот день всегда празднуется в скиту по-особому, приезжают православные братья-грузины со своим хором. А кто хоть раз слышал богослужение на грузинском, знает, что оно необыкновенное, возносящее душу ко Творцу. Но этот день был особенным еще и по другой причине: 22 декабря 2016 г. Священным Синодом Грузинской Православной Церкви была причислена к лику святых схиигумения Фамарь — основательница и первая настоятельница скита. 27 января после литургии был совершен ей первый в обители молебен.

После службы матушка Иннокентия, нынешняя настоятельница монастыря, пригласила всех на праздничную трапезу. Звучало много чудесных грузинских и русских песен. А в конце все вместе спели «Виноградную косточку» Булата Окуджавы. Очень хорошо сказал один батюшка о том, что матушка Фамарь соединила русских и грузин: она, грузинская княжна, основала скит в России. Теперь ее прославили в Грузии, а молиться ей мы будем и в России.

Схиигумения Фамарь (1869-1936), в миру — княжна Тамара Александровна Марджанишвили, происходила из богатой и знатной семьи, получила хорошее воспитание и образование, готовилась поступать в Московскую консерваторию, вращалась среди фрейлин императорского двора. Но лишившись отца, а затем и матери, юная девушка приняла решение поступить в монастырь св. Нины в Бодбе, вызвав поначалу отчаянное сопротивление родственников. В 1902 г. за молитвенные подвиги, высоту и чистоту духовной жизни, проницательный ум она была назначена игуменьей этого крупнейшего монастыря Грузии, где подвизалось около 300 сестер.

Значительное влияние на матушку в те годы оказал праведный Иоанн Кронштадтский, наставлениями и молитвенным общением развивший в ней ревность по Богу. Он же, более чем за 20 лет, предсказал ей пострижение в великую схиму и игуменство в трех монастырях (св. Нины в Бодбе, Покровской общине сестер милосердия в Москве и Серафимо-Знаменском скиту).

Для нас особенно ценно, что выдающиеся современники матушки из ближайшего круга ее общения были впоследствии прославлены в лике новомучеников и исповедников Церкви Русской. Это митрополиты Владимир (Богоявленский) и Макарий (Невский), епископ Серпуховской Арсений (Жадановский) и архимандрит Серафим (Звездинский), схиигумен Герман, о. Алексий Мечев, иеросхимонахи Анатолий Оптинский и Алексий Зосимовский, схиархимандрит Гавриил Седмиезерский.

Главным покровителем и помощником в жизни матушки был преподобный Серафим Саровский. Она говорила: «Вся жизнь моя в руках преподобного Серафима». По молитвам к святому перед освященной на его мощах маленькой деревянной иконой она спаслась от смерти. От этой иконы в обители произошло много исцелений.

Когда матушка была игуменией в Бодбе, революционеры присылали ей письма с угрозами. Как-то даже напали на ее экипаж по пути в Тифлис. Началась стрельба. Игумения прижала к груди икону Серафима Саровского и молилась. Неожиданно на дороге показался казачий разъезд, и нападавшие разбежались. Несмотря на то что на полу экипажа валялось много пуль, ни одна из них не задела ни игумению, ни сестер. Из-за явной опасности игумению по решению Синода перевели в Москву. Там м. Фамарь очень сблизилась с Великой княгиней Елисаветой Феодоровной. Она попросила у м. Фамари чудотворную икону св. Серафима Саровского для больного гемофилией царевича Алексея. Как ни тяжело матушке было расставаться со святыней, но отказать она не могла. Эта икона висела в спальне у наследника престола, но что случилось с ней после 1917 г., неизвестно.

Не миновала матушку исповедническая чаша скорбей и испытаний — тюрьмы и ссылки. Но и из глухой деревни под Иркутском м. Фамарь подбадривала своих близких. «Я рада, — писала она, — что чаша мучений мне досталась тяжелее, чем моим чадам». У нее была удивительная сила молитвы. «Не бойся, я молюсь за тебя», — говорила она страждущим, и человек вскоре чувствовал облегчение. Вскоре после освобождения матушка мирно почила в кругу близких людей. Похоронена схигумения Фамарь в Москве недалеко от могилы св. прав. Алексия Мечева.

Очень советую всем почитать книгу о матушке: «Детки мои любимые… Схиигумения Фамарь. Письма. Стихи. Воспоминания». Память схиигумении Фамари — 23 июня (н. ст.). А ближайший престольный праздник в скиту — местночтимой иконы Божией Матери «Покрывающая» (келейной иконы матушки) — 19 марта.

Калиничева Галина

(Тамара Александровна Марджанова)
1869 – 1936 гг.

Пускай кругом лишь грязь и смрад,
Пускай не вижу я цветов,
В душе моей посажен сад
Нездешних сладостных плодов.

Тамара Марджанова родилась в грузинской княжеской семье, рано лишилась отца, а в 19 лет и матери. Она осталась самостоятельной в своем родовом имении с младшей сестрой. Обладая голосом и музыкальными способностями, готовилась поступать в Петербургскую консерваторию.

Однажды ее тетя пригласила племянниц к себе, предлагая посмотреть на открывшийся русский женский монастырь святой Нины. Сестры приехали в г. Сигнах и отправились в Бодбийский монастырь ко всенощной. Когда Тамара вошла в церковь, подумала: «И я поступлю в монастырь». На них обратила внимание игуменья Ювеналия и спросила, почему они в трауре. Они ответили: «У нас умерла мама». Тамара вернулась к тете с намерением попасть в монастырь. Вскоре она встретилась с игуменьей, сказала о своем желании и что до совершеннолетия не может сделать взнос в обитель. Матушка ответила, что поступление возможно и без взноса.

Дома Тамара стала готовиться к отъезду, но родня препятствовала и перехватывала ее почту. Игуменья Ювеналия послала послушницу узнать причину задержки Тамары, и та с помощью своей родственницы организовала тайный побег Тамары в монастырь.

Игуменья Ювеналия заменила ей родную мать и стала духовной матерью, поместила в своей келье, обучала чтению, церковному пению и всем правилам монашеской жизни.

Вскоре игуменья заметила, что Тамара стала подолгу задерживаться с возвращением в келью, и выяснила, что она и другие послушницы стали в соседней горе рыть пещеры, чтобы в них спасаться. Мудрая начальница запретила им продолжать опасные подвиги.

Четырнадцать лет пожила Тамара в монастыре, в 28 лет была пострижена в монахини с именем Ювеналия.

В 1902 г. Бодбийскую игуменью перевели в Москву настоятельницей Рождественского монастыря, а молодую матушку Ювеналию назначили настоятельницей. 12 октября 1902 г. экзарх Грузии архиепископ Алексий возвел Ювеналию в игуменьи. Господь помог своей избраннице, и новая игуменья с честью стала управлять обителью.

Значительное влияние на матушку имел о. Иоанн Кронштадтский, с которым она неоднократно встречалась, приезжая по делам в Петербург и Москву. Однажды в начале служения при старой игуменье в обители иссякли все средства, Неожиданно они получили 200 руб., а потом письмо от о. Иоанна: «Примите, родная, на крайние нужды 200 р.». Это удивительно, т.к. никто не был знаком с о. Иоанном. При одной из встреч о. Иоанн, когда Тамара не была еще пострижена, потребовал от игуменьи Ювеналии ее кресты и надел на Тамару, шутливо сказав: «Вот какая ты у меня игуменья».

Когда молодая игуменья после назначения встретилась и побеседовала с о. Иоанном, почувствовала, что он «отнял скорбь, вдохнул энергию, радость».

Большую помощь, поддержку и защиту оказал ей Серафим Саровский. В молодости она видела сон, когда батюшка Серафим просил у нее благословения со словами: «Матушка игуменья, благослови» - и предрек ей за 14 лет игуменство.

19 июля 1903 г. состоялось открытие мощей отца Серафима, матушка направила монахиню Агнию помолиться за всю обитель. и та привезла икону угодника Божия Серафима. Однажды насельница обители пострадала при укладке дров и была при смерти. Матушка послала ей образ Серафима, чтобы возложили на грудь страждущей. Через полчаса страдалица соскочила сама с постели, как здоровая. Она увидела блаженного старца, подошедшего к ней и сказавшего: «Пойдем, умойся в моем источнике, будешь здорова». Она бросилась к ногам старца на колени, стала ему молиться и тут же ожила и заговорила. Доктор констатировал полное излечение.

В предреволюционные годы складывался круг духовно близких ей людей. Среди них были Великая княгиня Елизавета Федоровна, принимавшая ее у себя в Марфо-Мариинской обители, преподобные Гавриил Седмиезерский и Алексий Зосимовский, епископ Арсений (Жадановский).

Господь хранил ее и в годы первой русской революции, когда раздраженные на нее горцы, – матушка давала у себя в обители приют крестьянам, терпевшим от них притеснения, – буквально изрешетили ее экипаж. В момент, когда началась стрельба, игумения с молитвой подняла над собой и сопровождавшими ее сестрами икону преподобного Серафима Саровского, которого она весьма почитала, и, хотя под градом пуль рухнули лошади, был убит извозчик и мишенью стала остановившаяся карета, монахини не пострадали. После этого эпизода в 1905 г. она Указом Синода против воли была переведена в Москву, и назначена настоятельницей Покровской общины сестер милосердия, где состояло 20 монахинь и 210 сестер милосердия.

К моменту отъезда матушки Ювеналии в 1907 г. из Бодбийского монастыря в нем было 180 сестер, работало две школы: одноклассная за оградой для приходящих детей и второклассная на 120 девочек, живших на полном обеспечении монастыря и получавших звание учительниц низших классов. Вместе жили русские, грузинки, осетинки, гречанки, сванки, армянки. А начинался Бодбийский женский монастырь в 1889 г. после приезда 6 монахинь с игуменьей Ювеналией. Открыт он был по воле императора Александра III, который ездил поклониться гробнице равноапостольной девы, святой просветительницы Нины.

После чуда спасения св. подвижник Серафим стал для матушки подлинно живой, реальной личностью. Преподобный Серафим помогл матушке в трудных обстоятельствах, предохранял от опасностей.

Во время паломнической поездки в Саров в 1908 г., матушка остановилась в Царском скиту и 12 верст на больных ногах прошла до Сарова, где усиленно просила преподобного устроить вблизи себя. Вернувшись и причастившись на следующий день, молилась перед иконой Знамения Божией Матери, чтобы она утвердила ее в скиту, и услышала глас от Царицы Небесной: «Нет, ты здесь не останешься, а устраивай сама скит не только себе, но и другим». И каждый день, когда подходила к образу, глас повторялся.

Думая, что это искушение, она, вернувшись, просила совета у о. Алексия, затворника Зосимовой пустыни, тот благословил устраивать самой скит где-либо в лесу: «Будете туда удаляться, а потом совсем переедете. Царица Небесная вам и место изберет, и средства даст, и духовно устроит».

Вскоре ей пришлось выехать для осмотра хутора в лесу около ст. Востряково и с. Битягово, принадлежащего общине, для оформления передачи железной дороге, чтобы там добывали песок, и она поняла, что это то место, где надо устраивать скит. По совету о. Алексия она стала добиваться сохранения за общиной этого места.

Чтобы определиться, как себя вести, матушка поехала в Оптину пустынь, и все старцы, с кем она беседовала, настаивали на строительстве скита. Чтобы окончательно проверить себя, она съездила в Троице-Сергиеву Лавру помолиться преподобному Сергию. Наместник Лавры Товия выслушал ее, пошел в свой кабинет, вышел с иконой в руках, говоря: «Ну, матушка, помолимся, я буду вас благословлять. Вы должны сами устраивать скит - это воля Царицы Небесной, устраивать дóлжно». Этим он внушил ей решимость и уверенность.

Испросив благословения у преп. Серафима, матушка начала устройство скита. В проектировании скита на первом этапе принял участие А.В. Щусев, который ранее проектировал многие храмы, в т. ч. Марфо-Мариинскую обитель.

В 1910 г. летом был закончен фундамент, и в дальнейшем проект осуществлял архитектор Л.В. Стреженский. Комплекс имеет квадратный план, в центре ярусный шатровый храм, 12 келий симметрично размещены по периметру кирпичной стены. В скиту жили 33 сестры - по числу лет земной жизни Христа.

29 сентября 1912 г. митрополит Московский и Коломенский Владимир (Богоявленский) освятил Серафимо-Знаменский скит. В 1915 г. игуменья Ювеналия была пострижена в схиму с именем Фамарь. С великим духовным подъемом, с чувством несокрушимой веры и любви к Господу она простиралась на земле в знак полного распятия себя ради высших духовных целей.

Матушка Фамарь установила в скиту строгий устав. 33 сестры занимались только молитвенным служением и не участвовали в хозяйственных делах. За стенами скита разместились хозяйственные службы. Окормлял сестер скитский старец епископ Арсений (Жадановский), который размещался в отдельном домике вместе с архимандритом Серафимом (Звездинским) и приезжал туда каждую неделю. Домик называли киновией, туда удалялись они в полный затвор.

Серафимо-Знаменский скит просуществовал 12 лет. Он был закрыт и уничтожен большевиками в 1924 г. Сестры разошлись в разные стороны. Матушка поселилась с 10 сестрами и иеромонахом Филаретом (Постниковым) в Перхушково. Многие приезжали к матушке за советом, наставлением.

В 1931 г. матушка, священник и несколько сестер были арестованы, а затем сосланы в Сибирь за 200 верст от Иркутска. В 1934 г. мать Фамарь, получившая тяжелую болезнь легких, была возвращена из ссылки и поселилась в дачном поселке у ст. Пионерская Белорусской ж. д. У нее выявились признаки туберкулеза. Скончалась матушка 23 июня 1936 г., отпевал ее на дому владыка Арсений, похоронена на Введенском кладбище в Москве. Каждый год в воскресенье жен-мироносиц, в день ее ангела, и в день кончины, 23 июня, там служатся панихиды, приезжают ее почитатели.

Использованные источники и литература:

1. «Детки мои любимые...» Издательство «Русский Паломникъ», 2008 г.