Невероятный кругосветный поход советского ледокола "анастас микоян" в годы великой отечественной войны. Злобный ледокол «А.Микоян

26 августа 1941 года от достроечной стенки Николаевского судостроительного завода имени Марти спешно отошёл линейный ледокол «Анастас Микоян» и, тяжело зарываясь носом в набегающие волны, взял курс на Севастополь. На причале не было торжественного оркестра, его не приветствовали восторженные зрители. Корабль быстро уходил в море под аккомпанемент грохота выстрелов зенитных орудий, отражавших очередной налёт вражеских бомбардировщиков. Так начался его долгий путь. Путь, полный опасностей, мистических знаков и невероятных спасений.

С начала 30-х годов правительство СССР обратило пристальное внимание на Арктику. Прагматичные сталинские наркомы ясно понимали, что перевозка грузов северным водным путём из Европы в Азиатско-Тихоокеанский регион и обратно сулит огромные перспективы, но только при организации там регулярного судоходства. Распоряжением Совета Народных Комиссаров СССР 17 октября 1932 года было создано Главное управление Северного морского пути. Разумеется, освоение такого сложного маршрута было невозможным без строительства мощного ледокольного флота. Используя опыт эксплуатации ледоколов «Ермак» и «Красин», советскими конструкторами был разработан новый тип судов, отвечавший всем требованиям самого современного судостроения. Головной линейный ледокол «И. Сталин» был спущен на воду со стапеля ленинградского завода имени С. Орджоникидзе 29 апреля 1937 года, а 23 августа следующего года он вышел в свой первый арктический рейс. Вслед за ним заложили еще два однотипных корабля: в Ленинграде — «В. Молотов», в Николаеве — «Л. Каганович». Последнее, третье, судно из этой серии также заложили в Николаеве на заводе имени А. Марти в ноябре 1935 года под названием «О. Ю. Шмидт». Ледокол был спущен на воду в 1938 году, а в следующем году был переименован в “А. Микоян”. Корабль получился замечательный. К примеру, для изготовления корпуса применяли только высококачественную сталь, вдвое было увеличено количество шпангоутов. Такое техническое новшество в разы повысило прочность бортов. Толщина стальных листов в носовой части доходила до 45 мм. Судно имело двойное дно, четыре палубы и 10 водонепроницаемых переборок, что гарантированно обеспечивало живучесть судна при затоплении любых двух отсеков. На корабле были установлены три паровые машины мощностью по 3300 л.с. каждая. Три четырехлопастных винта обеспечивали максимальный ход в 15,5 узлов (около 30 км/час), дальность плавания составляла 6000 морских миль. Ледокол имел девять паровых огнетрубных котлов шотландского типа с угольным отоплением и несколько электростанций. Спасательные средства включали шесть шлюпок и два моторных катера. Судно оснастили мощной радиостанцией, имевшей огромный радиус действия. При проектировании и постройке много внимания уделялось бытовым условиям. Для экипажа штатной численностью в 138 человек были предусмотрены удобные двух- и четырехместные каюты, кают-компания, столовые, библиотека, душ, баня с парной, лазарет, механизированная кухня — все это делало новый ледокол самым комфортабельным на флоте. Приём судна Государственной комиссией намечался на декабрь 1941 года. Однако все планы спутала война.

Во избежание уничтожения ледокола авиацией противника на стапелях завода в Николаеве не до конца достроенный корабль пришлось срочно вывести в море. Командовать судном назначили опытнейшего моряка, капитана 2-го ранга С.М. Сергеева. Сергей Михайлович воевал в Испании, был начальником штаба дивизиона миноносцев республиканского флота. За умелое руководство боевыми действиями и личное мужество он был награжден двумя орденами Красного Знамени.

По решению штаба Черноморского флота прибывший в Севастополь «Микоян» переоборудовали во вспомогательный крейсер. На нем установили семь 130-мм, четыре 76-мм и шесть 45-мм орудий, а также четыре 12,7-мм зенитных пулемета ДШК. Такому вооружению мог позавидовать любой отечественный эскадренный миноносец. Дальность стрельбы 34-х килограммовыми снарядами «микояновских» стотридцатимиллиметровок составляла 25 километров, скорострельность 7-10 выстрелов в минуту. В начале сентября 1941-го вооружение корабля было закончено, на судне был поднят Военно-морской флаг РККФ. Корабль укомплектовали экипажем по штатам военного времени, на судно прибыли зам по политчасти старший политрук Новиков, командир штурманской боевой части капитан-лейтенант Марлян, старшим помощником был назначен капитан-лейтенант Холин. Артиллеристов принял под командование старший лейтенант Сидоров, машинную команду — инженер-лейтенант Злотник. Но самым ценным пополнением для ставшего боевым корабля стали рабочие сдаточных и ремонтных команд завода им. Марти. Это были настоящие мастера своего дела, высококлассные специалисты, прекрасно знавшие свой корабль буквально до последнего винтика: Иван Стеценко, Федор Халько, Александр Калбанов, Михаил Улич, Николай Назаратий, Владимир Добровольский и другие.

Осенью 1941-го в небе над Чёрным морем господствовала германская и румынская авиация. Орудия и пулемёты противовоздушной обороны, установленные на ледоколе, были серьёзным оружием, достаточным для оснащения небольшого эсминца или вёрткого сторожевика. Для надёжного прикрытия громадного судна, водоизмещением в 11 000 тонн, длиной в 107 м и шириной в 23 м, зенитных средств было явно недостаточно. Чтобы улучшить защиту от атак с воздуха, судовые мастера попытались приспособить орудия главного калибра для стрельбы по самолётам. Это было революционное решение, до этого главным калибром по воздушным целям не стрелял никто. Командир БЧ-5, старший инженер-лейтенант Юзеф Злотник, предложил оригинальный метод воплощения этой идеи: чтобы вертикальный угол наводки стал больше, увеличить амбразуры в щитах орудий. Автоген не брал броневую сталь, тогда бывший судостроитель Николай Назаратий за несколько суток выполнил всю работу с помощью электросварки.

Вооружённый ледокол, ставший теперь вспомогательным крейсером, приказом Командующего Черноморским флотом был включен в отряд кораблей северо-западного района Черного моря, который в составе крейсера "Коминтерн", эсминцев "Незаможник" и "Шаумян", дивизиона канонерских лодок и других плавединиц предназначался для оказания огневой поддержки защитникам Одессы. По прибытию в Одесскую военно-морскую базу корабль сразу был включён в систему обороны города. Несколько дней орудия вспомогательного крейсера «А. Микоян» сокрушали позиции немецких и румынских войск, попутно отражая налёты вражеской авиации. В один из дней, когда ледокол вышел на позицию для артиллерийских стрельб, его атаковало звено «Юнкерсов». Зенитным огнём один самолёт был моментально сбит, второй загорелся и направился в сторону корабля, видимо германский пилот решил таранить судно. Крейсер, практически не имевший хода и лишённый возможности маневра, был обречён, но… буквально в нескольких десятках метров от борта «Юнкерс» неожиданно клюнул носом и огненным шаром рухнул в воду. Израсходовав все боеприпасы, ледокол отправился в Севастополь для получения снабжения.

Очередная боевая задача, поставленная крейсеру «А. Микоян», заключалась в артиллерийской поддержке знаменитого десанта под Григорьевкой. 22 сентября 1941 года корабль громил своими залпами врага в полосе действий 3-го полка морской пехоты. Метким огнём комендоров были подавлены несколько артиллерийских батарей, разрушен ряд укреплений и опорных пунктов противника, уничтожено большое количество живой силы. За отличную стрельбу «микояновцы» получили благодарность от командования Приморской армии. После завершения героической обороны Одессы боевая служба корабля продолжалась. Ледокол участвовал в защите Севастополя, где выполняя заявки штаба обороны города, неоднократно открывал огонь по скоплениям вражеских войск, но основным занятием вспомогательного крейсера стали регулярные рейды между Севастополем и Новороссийском. Судно, имевшее большой объём внутренних жилых помещений, использовали для эвакуации раненых, мирных жителей и ценных грузов. В частности, именно на «Микояне» была вывезена часть исторической реликвии — знаменитой панорамы Франца Рубо «Севастопольская оборона».

В начале ноября 1941 года корабль был отозван с театра боевых действий «для выполнения важного правительственного задания», как говорилось в полученной радиограмме. Ледокол прибыл в порт Батуми, где за неделю стоянки орудия демонтировали, а затем заменили военно-морской флаг на государственный. Вспомогательный крейсер "А. Микоян" снова стал линейным ледоколом. Часть экипажа убыла на другие корабли и сухопутный фронт, артиллерию корабля использовали для оснащения батареи под Очамчирами.

Осенью 1941 года Государственный комитет обороны СССР принял весьма своеобразное решение — перегнать с Черного моря на Север и на Дальний Восток три больших танкера («Сахалин», «Варлаам Аванесов», «Туапсе») и линейный ледокол «А. Микоян». Это объяснялось острой нехваткой тоннажа для перевозки грузов. На Черном море этим судам делать было нечего, а на Севере и Дальнем Востоке они были крайне необходимы. Вдобавок из-за нестабильности фронта и ряда поражений Красной Армии от Вермахта на Юге страны, возникла реальная угроза захвата или уничтожения как военного, так и гражданского флота СССР, сосредоточенного в черноморских портах. Постановление было абсолютно оправданным, вот только осуществление его выглядело совершенно фантастическим. Переход внутренними водными путями на Север был невозможен. Суда не могли пройти речными системами из-за слишком большой осадки, к тому же финские войска осенью 41-го вышли к Беломоро-Балтийскому каналу в районе Повенецкой системы шлюзов и наглухо перекрыли этот водный путь. Следовательно, идти нужно было через Босфор и Дарданеллы, Средиземное море, Суэцкий канал, далее вокруг Африки, пересечь Атлантику, Тихий океан и прибыть во Владивосток. Даже в мирное время такой переход довольно сложен, а тут война.

Но самое «интересное» советские корабли ожидало впереди. Во время боевых действий гражданские суда, используемые в качестве войсковых транспортов, обычно получали какое-нибудь вооружение — пару орудий, несколько зенитных пулемётов. Конечно, против серьёзного противника такое оснащение мало что давало, однако таким оружием конвою из нескольких единиц было вполне по силам отогнать от себя одиночный эсминец, отбиться от атаки нескольких самолётов, защитить себя от нападения торпедных катеров. Кроме того, почти всегда транспорты сопровождали военные суда. Для советских моряков такой вариант был исключён. Дело в том, что Турция декларировала свой нейтралитет, запретив проход боевым кораблям всех воюющих стран через Проливы. Не делалось исключение и для вооружённых транспортов. К тому же Турция панически боялась вторжения советских и английских войск: пример Ирана был у неё перед глазами. Посему откровенные симпатии правительства Анкары были на стороне Германии, пока уверенно побеждавшей на всех фронтах. Шпионы стран Оси всех мастей чувствовали себя в Стамбуле как дома. Мало того, Эгейское море контролировалось итальянскими и немецкими кораблями, базировавшимися на многочисленных островах. На о. Лесбос дислоцировался отряд эсминцев, на Родосе находилась база торпедных катеров. Воздушное прикрытие осуществляли бомбардировщики и торпедоносцы итальянских ВВС. Словом, поход маршрутом в 25 тысяч миль через пять морей и три океана невооружённым судам был равносилен самоубийству. Однако приказ есть приказ. 24 ноября команды простились с родными, и переход начался. Чтобы сбить с толку вражескую разведку, по выходу из порта небольшой караван из трёх танкеров и ледокола под эскортом лидера «Ташкент» и эсминцев «Способный и «Сообразительный» взял направление на север, в сторону Севастополя. Дождавшись темноты, конвой резко сменил курс и полным ходом двинулся в сторону Проливов. На море разразился жестокий шторм, вскоре в темноте корабли потеряли друг друга, и ледоколу пришлось пробиваться сквозь бушующее море одному. В Босфор «А. Микоян» пришёл самостоятельно, рейдовый катер развел боновое заграждение, и 26 ноября 1941 года корабль бросил якорь в гавани Стамбула. Город поразил моряков своей «невоенной» жизнью. Улицы были ярко освещены, по набережным гуляла хорошо одетая публика, из многочисленных кафе слышалась музыка. После руин и пожарищ Одессы и Севастополя всё происходящее выглядело просто нереальным. Утром на ледокол прибыли советский военно-морской атташе в Турции капитан 1 ранга Родионов и представитель английской военной миссии капитан-лейтенант Роджерс. По предварительной договорённости между правительствами СССР и Великобритании, ледокол и танкеры в порт Фамагуста на Кипре должны были сопровождать английские военные корабли. Однако Роджерс заявил, что Англия не располагает возможностями по конвоированию судов и им придётся добираться без охраны. Это было сродни предательству. Какими бы мотивами не руководствовались «просвещённые мореплаватели», перед экипажами советских кораблей встала сложнейшая задача — прорываться самостоятельно. Посовещавшись, капитаны ледокола и прибывших танкеров решили идти по заданному маршруту поодиночке, ночами, в стороне от «накатанных» трасс судоходства.

В 01.30 ночи 30 ноября ледокол начал выбирать якорь. На борт прибыл турецкий лоцман, когда ему сказали, куда следует судно, он только сочувственно покачал головой. Рассекая маслянистые волны своим массивным форштевнем, «Микоян» осторожно двинулся на юг. Ночь была очень тёмной, лил дождь, поэтому его уход был незамечен вражеской разведкой. Стамбул остался позади. На судовом собрании капитан Сергеев объявил цель похода, объяснил, что может ожидать моряков на переходе. Экипаж решил при попытке захвата корабля противником защищаться до последнего, используя все доступные средства, а если предотвратить захват не получится — затопить судно. Весь оружейный арсенал ледокола состоял из 9 пистолетов и одного охотничьего «Винчестера», в судовых мастерских спешно изготовлялись примитивные пики и другое «смертоносное» оружие. Аварийная партия раскатывала по палубам пожарные рукава, готовили ящики с песком и другие противопожарные средства. Возле кингстонных вентилей выставили надёжную вахту из добровольцев-коммунистов.

Наблюдатели внимательно следили за морем и воздухом, в машинном отделении кочегары старались сделать так, чтобы даже одна искра не вылетела из дымовых труб. Радисты Коваль и Гладуш прослушивали эфир, периодически улавливая интенсивные переговоры на немецком и итальянском языках. В светлое время суток капитан Сергеев умело укрывал судно в районе какого-нибудь островка, подойдя к берегу настолько близко, насколько позволяла глубина. В сумерках, в шторм, советским морякам незаметно удалось миновать остров Самос, где у противника был наблюдательный пост, оборудованный мощными прожекторами.

На третью ночь выглянула луна, море успокоилось, и отчаянно дымивший своими трубами из-за некачественного угля ледокол стал сразу заметен. Близилась самая опасная точка маршрута — Родос, где у итало-немецких войск была крупная военная база. За ночь проскочить остров не успевали, укрыться было негде, и капитан Сергеев решил на свой страх и риск следовать дальше. Вскоре сигнальщики заметили две быстро приближающиеся точки. На судне сыграли боевую тревогу, но что мог сделать безоружный корабль против двух итальянских торпедных катеров? Сергеев решил пойти на хитрость. Катера приблизились и оттуда флагами по международному своду запросили принадлежность и пункт следования. Отвечать на этот вопрос не имело смысла, развевающийся красный флаг с золотым серпом и молотом говорил сам за себя. Однако чтобы выиграть время, на крыло мостика поднялся механик Хамидулин и на турецком языке по мегафону ответил, что корабль турецкий, следует в Смирну. На катерах взвились флаги с сигналом «Следовать за мной». Направление, предложенное итальянцами, пока совпадало с намеченным курсом, и ледокол послушно развернулся за головным катером, организовав маленький караван: впереди катер, за ним следовал «Микоян», и по корме шёл ещё один катер. Ледокол двигался медленно, рассчитывая подойти к Родосу как можно ближе к вечеру, на все требования увеличить скорость, капитан Сергеев отвечал отказом, ссылаясь на поломку в машине. Итальянцы, видимо, были очень довольны: ещё бы, захватить целёхонькое судно без единого выстрела! Как только на горизонте показались горы Родоса, Сергеев дал команду: «Полный ход!», и «Микоян», набирая скорость, резко повернул в сторону. Видимо, капитан вражеского «шнельбота» уже начал заранее праздновать победу, так как совершил абсолютно нелогичный поступок: запуская в небо целые гирлянды ракет, развернул своё судёнышко поперёк курса советского судна, подставив свой борт. Может, в мирной обстановке это и сработало бы, однако шла война, да и для линейного ледокола, которому метровый лёд — семечки, итальянская «жестянка» проблем в случае столкновения не создавала. «Микоян» смело пошёл на таран. Увернувшись от столкновения, неприятельское судно двинулось параллельно курсу советского корабля, почти возле самого борта, матросы катера бросились к пулемётам. И тут с ледокола ударила мощная струя пожарного гидранта, сбивая с ног и оглушая вражеских моряков. Второй катер открыл огонь из всех стволов по бортам и надстройке ледокола. Упал раненый рулевой Русаков, его унесли в лазарет, на его место тут же заступил матрос Молочинский. Поняв, что стрельба из ствольного оружия малоэффективна, итальянцы развернулись и вышли на позицию для торпедной атаки. Казалось, что огромному невооружённому кораблю пришёл конец. По рассказам очевидцев, капитан Сергеев буквально метался по рубке от борта к борту, не обращая внимания на свистящие пули и разлетающиеся осколки стекла, отслеживая все маневры катеров и постоянно меняя курс.

Итальянский торпедный катер MS-15

Вот первые две торпеды устремились к кораблю, быстро переложив штурвал, Сергеев развернул ледокол носом в их сторону, таким образом значительно уменьшив площадь поражения, и торпеды прошли мимо. Итальянские катерники начали новую атаку, уже с двух сторон. От одной торпеды также удалось уклониться, другая же пошла точно в цель. Дальнейшее ничем, как чудом, объяснить нельзя. Ледокол, совершив за несколько секунд какую-то немыслимую циркуляцию, сумел развернуться кормой к несущейся смерти и кильватерной струёй отбросить торпеду, которая, мелькнув во вспененной воде, прошла буквально в метре от борта. Расстреляв весь боезапас, в бессильной злобе катера ушли на Родос. На смену им появились два гидросамолёта Cant-Z 508. Снизившись, они сбросили на парашютах торпеды особой конструкции, которые при приводнении начинают описывать концентрические сужающиеся круги и гарантированно поражают цель. Однако и эта хитроумная задумка не помогла, обе «сигары» прошли мимо цели. Снизившись, гидропланы стали обстреливать самолёт из пушек и пулемётов. Пули пробили заполненный бензином бак разъездного катера, и горящее топливо хлынуло на палубу. Аварийная партия пыталась бороться с пожаром, но сильный обстрел с самолётов заставлял моряков постоянно укрываться за надстройками. Получил ранение сигнальщик Полещук. И тут, среди практически ясного, неба неожиданно налетел шквал, сопровождаемый сильным дождём. Ливень немного сбил пламя, команда смельчаков кинулась к очагу возгорания. Матрос Лебедев и боцман Гройсман топорами отчаянно рубили канаты. Мгновенье — и горящий катер полетел за борт. Следом за ним отправились повреждённые огнём спасательные круги и прочий испорченный инвентарь. Прикрываясь пеленой дождя, ледокол всё дальше уходил от вражеских берегов, унося на себе более 500 пробоин. В эфире слышалась перекличка вражеских эсминцев, вышедших на поиски, но советский корабль был для них уже недоступен.

Гидросамолёт итальянских ВВС Cant z-508

Английская военно-морская база Фамагуста, вопреки ожиданиям, встретила «микояновцев» неприветливо. Поднявшийся на борт английский офицер долго и придирчиво расспрашивал советского капитана о происшедшем, недоверчиво качая головой: ведь только что итальянцы, найдя обломки злополучного катера и обгорелые спасательные круги, на весь мир раструбили о потоплении русского ледокола. Наконец англичанин передал распоряжение следовать в Бейрут. Недоумённо пожав плечами, Сергеев повёл ледокол по указанному курсу, однако и там власти, не дав даже дня стоянки, чтобы залатать пробоины и устранить последствия пожара, перенаправили «Микояна» в Хайфу. Моряки знали, что этот порт постоянно подвергается налётам итальянской авиации, однако выбора не было, судно нуждалось в ремонте. Благополучно завершив переход, в первых числах декабря «Микоян» бросил якорь в Хайфинском порту. Начался ремонт, однако, на следующий день английские власти попросили переставить судно. Через день ещё раз, потом ещё. За 17 дней советское судно переставляли шесть раз! Заместитель Сергеева Барковский вспоминал, что, как выяснилось впоследствии, таким способом союзнички «проверяли» акваторию порта на наличие магнитных мин, выставленных вражескими самолётами, используя ледокол в качестве подопытного.

Наконец, ремонт был завершён, команда готовилась к отплытию. Первым к выходу из порта пошёл крупный английский танкер «Феникс», заполненный под завязку нефтепродуктами. Внезапно под ним раздался мощный взрыв: сработала итальянская мина. Море заполыхало от горящей нефти. Команды стоящих в порту судов и портовые служащие в панике бросились бежать. «Микоян» не имел хода, подобравшееся вплотную пламя уже начало лизать борта. Матросы, рискуя жизнью, старались сбить его струями гидромониторов. Наконец машина ожила, и ледокол отошёл от пирса. Когда дым немного рассеялся, то советским морякам предстала страшная картина: пылали ещё два танкера, на корме одного из них столпились люди. Развернув корабль, Сергеев направился к терпящим бедствие судам. Приказав аварийной партии сбивать пламя водой из пожарных шлангов и таким методом проложить путь к аварийному судну, капитан советского корабля отправил на спасение терпящих бедствие последний оставшийся катер. Людей вывезли вовремя, огонь уже практически добрался до них, судовой врач тут же начал оказывать помощь обожжённым и раненым. Сигнальщик передал сообщение, что на волноломе огнём отрезаны английские зенитчики. Судовой катер подбирал из воды спасающихся вплавь людей, и использовать его ещё и для помощи английским артиллеристам явно не хватало времени. Взгляд Сергеева упал на стоящие возле пирса портовые буксиры, брошенные своими командами. По громкой связи капитан вызвал добровольцев. Члены экипажа, старший помощник Холин, Барковский, Симонов и некоторые другие на весельной шлюпке через огонь направились к молу. Советские моряки запустили двигатель буксира, и маленькое судёнышко смело двинулось сквозь горящую нефть к брекватеру. Помощь к английским зенитчикам пришла своевременно: на позициях уже начали дымиться ящики с боеприпасами. Пожар продолжался трое суток. За это время экипажу советского судна удалось спасти команды с двух танкеров, солдат из орудийных расчётов, оказать помощь нескольким судам. Перед самым выходом ледокола из порта, на борт прибыл английский офицер и передал благодарственное письмо британского адмирала, благодарившего личный состав ледокола за мужество и стойкость, проявленные при спасении английских солдат и матросов иностранных судов. По предварительной договорённости, англичане должны были поставить на ледокол несколько орудий и зенитные пулемёты, однако и здесь «благородные лорды» остались верны себе: вместо обещанного вооружения, на «Микоян» установили одну единственную салютационную пушку выпуска 1905 года. Для чего? Ответ звучал издевательски: « теперь вы имеете возможность отдавать салют наций во время захода в иностранные порты».

Суэцкий канал ледокол проходил ночью, обходя торчащие мачты затонувших судов. На берегах полыхали пожары: только что закончился очередной налёт германской авиации. Впереди — Суэц, где «А.Микоян» должен был получить необходимое снабжение. Погрузка угля, а это 2900 тонн, производилась вручную, капитан Сергеев предложил помощь: задействовать судовые грузовые механизмы и выделить на работы часть команды. От английских властей последовал категорический отказ, они старались не допускать контакта советских людей с местными жителями из страха «красной пропаганды». Во время погрузочных работ произошёл случай, который возмутил всю команду. В своём дневнике матрос Александр Лебедев записал следующее: «Один из арабов, бежавший с корзиной угля по шатким сходням, оступился и полетел вниз. Он упал спиной на острый железный борт баржи и, видимо, сломал позвоночник. К нему на помощь бросился судовой врач Попков. Но ему преградили дорогу надсмотрщики. Подхватив стонущего грузчика, они поволокли его в трюм баржи. На протест Сергеева молодой щеголеватый английский офицер ответил с циничной улыбкой: «Жизнь туземца, сэр, дешёвый товар»». Нынешние «носители общечеловеческих ценностей» имели прекрасных учителей.

1 февраля 1942 г перед кораблём распахнул свои объятия Индийский океан. Переход был очень трудным. На абсолютно не приспособленном к плаванию в тропиках ледоколе, команде пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы выполнить поставленную задачу. От изнуряющей жары особенно туго приходилось машинной команде: температура в помещениях достигала 65 градусов Цельсия. Чтобы облегчить несение вахт, капитан распорядился выдавать кочегарам холодное ячменное пиво и воду со льдом, слегка «подкрашенную» сухим вином. В один из дней сигнальщики заметили несколько дымов на горизонте. Вскоре к ледоколу подошли два английских эсминца и по непонятной причине дали залп из орудий. Хотя огонь вёлся с дистанции полутора кабельтовых (около 250 м), ни один снаряд в судно не попал! Наконец удалось наладить связь с бравыми сынами «владычицы морей». Оказалось, они приняли советский ледокол за германский рейдер, хотя с такого мизерного расстояния, отсутствие на борту «Микояна» какого-либо вооружения и развевающийся красный флаг, мог не увидеть только слепой.

Наконец-то первая запланированная стоянка, порт Момбаса. Сергеев обратился к английскому коменданту с просьбой обеспечить проход ледокола Мозамбикским проливом, на что вежливо получил отказ. На совершенно справедливое замечание советского капитана, что путь вдоль восточного побережья Мадагаскара длиннее на семь суток, вдобавок, по сведениям тех же англичан, там были замечены японские подводные лодки, коммодор с издёвкой отвечал, что Россия с Японией не воюет. Сергеев пообещал пожаловаться в Москву, и англичанин нехотя дал согласие, даже выделив для связи офицера флота Эдварда Хансона. Однако предоставить морские карты пролива советским морякам, британец решительно отказался. Ледокол снова двинулся вперёд, петляя между массой мелких островков у Африканского побережья. В один из дней судно попало в затруднительное положение, по курсу повсюду обнаруживались мели. И тут снова случилось чудо. Боцман Александр Давидович Гройсман рассказывал об этом так: «Во время тяжелейшего прохода сквозь рифы, к судну прибился дельфин. Карты не было. Сергеев приказал включить музыку, и дельфин под неё, как бравый лоцман, провёл моряков по безопасным местам».

В Кейптауне ледокол приняли приветливо, в прессе уже были напечатаны заметке о его подвигах. Проблем со снабжением не возникло никаких, в порту формировался конвой, который должен был идти в сторону Южной Америки. Сергеев обратился к флагману с просьбой зачислить его корабль в состав каравана и взять под охрану, но и на это раз получил отказ. Мотивация — слишком малая скорость хода. На вполне разумное возражение, что в состав конвоя входят суда с ходом в 9 узлов, а «Микоян» даже после такого длительного перехода уверенно даёт 12, английский офицер после небольшого раздумья выдал очередную отговорку: в качестве топлива на советском корабле используют уголь, дым из труб будет демаскировать суда. Окончательно разуверившись в искренности действий союзников, Сергеев, приказал готовиться к отходу. Поздним вечером 26 марта 1942 г., ледокол бесшумно снялся с якоря и растворился в ночной темноте. Чтобы хоть как-то обезопасить себя от возможных встреч с немецкими рейдерами, судовые умельцы соорудили на палубе из подручных материалов муляжи орудий, придав мирному кораблю угрожающий вид.

Переход в Монтевидео выдался очень тяжёлым, беспощадный восьмибалльный шторм продолжался 17 суток. Необходимо заметить, что ледокол не был приспособлен к плаванию в бурных морях. Это был очень остойчивый корабль, с большой метацентрической высотой, способствовавшей стремительной и резкой качке, иногда крен достигал критических величин в 56 градусов. Ударами волн был нанесён ряд повреждений на палубе, в машинном отделении произошло несколько аварий с котлами, однако моряки с честью выдержали и это испытание. Наконец впереди показалась мутная вода залива Ла-Плата. Капитан Сергеев запросил разрешения на вход в порт, на что получил ответ, что нейтральный Уругвай не разрешает захода иностранным вооружённым судам. Пришлось, чтобы устранить недоразумение, вызвать представителей властей, дабы показать им, что «вооружение» на корабле ненастоящее. Линейный ледокол «А. Микоян» был первым советским судном, посетившим этот южноамериканский порт. Его появление вызвало небывалый ажиотаж среди местных жителей, а когда моряки в парадной форме, торжественно выстроившись на площади Независимости, возложили цветы к памятнику национальному герою Уругвая генералу Артигасу, обожание ими русских достигло своего апогея. На судно зачастили делегации, экскурсии, просто множество любопытных граждан. Советских моряков приводили в недоумение постоянные просьбы снять форменные фуражки и показать голову. Оказывается, как годами твердила обывателям «свободная» пресса, каждый bolshevik был обязан иметь на голове пару кокетливых рожек.

Дальнейший путь героического ледокола происходил без приключений, летом 1942 года «А.Микоян» зашёл в порт Сиэтл для ремонта и получения снабжения. Американцы неплохо вооружили корабль, установив три 76 мм пушки и десять 20 мм автоматов «Эрликон». 9 августа 1942 года, ледокол бросил якорь в Анадырском заливе, совершив беспримерный трёхсот суточный переход, длиной в 25 тысяч морских миль.

Ледокол А. Микоян в Карском море

О трансатлантических конвоях, следовавших в годы войны через Северную Атлантику в порты Советской России, написано много книг и статей. Однако мало кто знает, что караваны транспортов шли и Северным морским путём. Данный немаловажный эпизод войны почему-то почти забыт отечественными историками и литераторами.

14 августа 1942 года Экспедиция особого назначения (ЭОН-18), в составе 19 транспортов, трёх боевых кораблей: лидера «Баку», эсминцев «Разумный» и «Разъярённый», сопровождаемая ледоколами «А. Микоян» и «Л. Каганович», вышла из бухты Провидения и взяла курс на запад. К тому времени капитан М.С. Сергеев убыл во Владивосток, где принял под своё начало боевой корабль. Командовать ледоколом был назначен опытнейший полярник Юрий Константинович Хлебников. Из-за сложнейшей ледовой обстановки продвижение конвоя осуществлялось медленно. В Чукотском море на помощь каравану подошёл флагман арктического ледокольного флота «И.Сталин». С помощью трёх ледоколов 11 сентября ЭОН-18 сумела прорваться в Восточно-Сибирское море, где в бухте Амбарчик суда ждало пополнение снабжением и топливом. Через неделю героических усилий караван прибыл в бухту Тикси, где к ним присоединился ледокол «Красин». В Тикси судам пришлось задержаться, в Карском море германский линкор «Адмирал Шеер» и несколько подводных лодок приступили к выполнению операции «Вундерланд» по поиску и уничтожению ЭОН-18. 19 сентября, объявив на судах повышенную боевую готовность, караван двинулся на запад в направлении пролива Вилькицкого. Советские моряки были готовы к любым неожиданностям, они уже получили сообщение о героической гибели ледокольного парохода «А.Сибиряков». К счастью, встречи с немецким рейдером и подводными лодками, удалось избежать.

После того, как ЭОН-18 была благополучно доведена до чистой воды, ледокол «А.Микоян» снова отправился на восток, в Шарку, где его ожидала очередная группа судов, вышедших из Енисейского залива. Затем ледокол совершил ещё несколько рейсов в Карское море, сопровождая караваны и одиночные суда, прорывавшиеся в порты Мурманска и Архангельска. Навигация зимы 1942-43 года была завершена в середине декабря, к этому времени советские ледоколы провели ледовыми трассами около 300 судов. 21 декабря «Микоян» обогнул Канин Нос, и в судовом журнале появилась запись: «Пересекли 42 градус восточной долготы». В этой географической точке, по сути, завершилось кругосветное плавание корабля, начатое год назад.

Судно полным ходом следовало в горло Белого моря, огибая низкие берега острова Колгуев. Неожиданно раздался сильный взрыв: ледокол натолкнулся на мину. В сентябре 1942 года гитлеровцы, раздосадованные неудачным рейдом «Адмирала Шеера», отправили в Карское море и прилегающие районы тяжёлый крейсер «Адмирал Хиппер» в сопровождении четырёх эсминцев, выставивших несколько минных заграждений. На одной из них и подорвался ледокол «А.Микоян». Взрыв искорёжил всю кормовую часть судна, сильно повредив машинное отделение, была выведена из строя рулевая машина, даже палуба на юте вздулась бугром. Однако запас прочности, заложенный в конструкцию судна, принёс свои плоды, «Микоян» остался на плаву, уцелели валогенераторы и винты. Была сразу организована ремонтная бригада из опытных специалистов-корабелов, работавших ещё на постройке ледокола. Ремонт проводили прямо в море, среди льдов. Наконец удалось дать ход, и корабль, управляясь машинами, самостоятельно прибыл в порт Молотовск (ныне Северодвинск). Для зимней ледовой кампании в Белом море необходим был каждый ледокол. И рабочие судоремонтного завода № 402 не подвели. Применяя цементировку корпуса, заменяя литые детали сварными, они в кратчайшие сроки сумели произвести сложный ремонт. Ледокол снова вышел в рейс, обеспечивая проводку караванов по Белому морю.

Для того, чтобы окончательно устранить последствия взрыва, требовался более полный ремонт. Большого дока и технических мощностей на Севере Советской России в тот период не было, и по соглашению с американской стороной с началом навигации летом 1943 года «А. Микоян» отправился на судоремонтный завод в Америку, в город Сиэтл. Ледокол пошёл на восток своим ходом, да ещё вёл за собой караван судов.

После ремонта линейный ледокол «А.Микоян» обеспечивал проводку судов в Восточном секторе Арктики, а после войны в течение 25 лет водил караваны Северным морским путём и суровыми дальневосточными водами.

Все четыре однотипных ледокола довоенной постройки верно служили стране в течение долгого времени. “А. Микоян”, “Адмирал Лазарев” (бывший “Л. Каганович”) и “Адмирал Макаров” (бывший “В. Молотов”) были исключены из списков ледокольного флота СССР в конце 60-х годов. Прошедшую глубокую модернизацию в 1958 году во Владивостоке “Сибирь” (такое название получил флагманский “И. Сталин”) сдали на слом только в 1973 году.

Использованы фотографии:Фотографии из сети Интернет

«АиФ» нашёл родных непосредственного участника тех событий - ленинградца Алексея Голубкова, которые помогли нам восстановить картину тех суровых дней.

Зачем это было нужно?

Легендарный морской поход ледокола «Анастас Микоян» начался 26 августа 1941 года из черноморского города Николаев. Там и было построено это уникальное по тем временам судно. Фашисты вовсю наступали, и советское руководство поняло стратегическое значение Северного морского пути. В начале войны Сталин принял решение вывести «Микоян» из Чёрного моря и направить на Чукотку - страна нуждалась в ледоколах в Арктике для доставки военных грузов.

За полтора года морякам предстояло пересечь четыре океана, уходить от немецких подводных лодок, выживать в шторма и в итоге прибыть в порт Северодвинска. Задача перед экипажем стояла практически невыполнимая.

Алексей Ионович Голубков служил на легендарном судне простым матросом. Команду для опасного плавания по документам и фотографиям отбирал лично Верховный главнокомандующий, утверждая в экипаж только самых проверенных моряков. Когда объявили набор на «Микоян», Голубков вызвался добровольцем. Сегодня его дочь Елена хранит уникальные записи, которые он вёл. Они помогают лучше понять, как проходило опасное
путешествие.

Кто спас от рифов?

Так, у острова Родос корабль поджидали турецкие военные. Командир судна Сергей Сергеев получил чёткие указания: «Ледокол не должен попасть в лапы врага, в плен не сдаваться».

Папа рассказывал, что все полтора года плавания экипаж понимал, что в любой момент может погибнуть, - вспоминает Елена Голубкова. - На их судно охотился весь морской и подводный немецкий флот. Существовал личный приказ Гитлера - захватить или потопить «Анастас Микоян». В архивах фашистской разведки позже были обнаружены шифровки адмирала Канариса и генерала фон Папена: «Фюрер приказал пленить крейсер и команду. При невозможности пленения -
утопить».

Фактически этот приказ был приговором для отважных моряков. Вскоре Гитлер получил отчёт от Канариса: «Крейсер уничтожен у острова Родос торпедоносной авиацией и военными кораблями великой Германии».

Каково же было удивление английских моряков, когда невредимый «Микоян» вошёл в порт Фамагусты на Кипре! Дальше путь ледокола лежал через Суэцкий канал и Индийский океан. Чтобы придать грозный вид кораблю, моряки соорудили на его палубах макеты орудий из брёвен и брезента.

Отец часто вспоминал, что у острова Мадагаскар произошло настоящее чудо! - вспоминает дочь. - В очередном порту «Микояну» было отказано в предоставлении местного лоцмана. А те воды были полны мелких островов и отмелей. Капитан решил продолжать путь на свой страх и риск. И вдруг к судну прибился дельфин, который плыл впереди и лавировал между рифами. Фактически он спас команду!

Почти всё время в пути экипаж из 132 моряков голодал. В большинстве городов Африки, Азии, Южной Америки советскому судну запрещали заходить в порты. Лишь в южно африканском Кейптауне ледокол с нетерпением ждали. Местные журналисты жаждали узнать подробности о героическом, полном опасности рейсе.

Самые тяжёлые испытания выпали во время перехода по Атлантическому океану, - продолжает рассказ Елена. - Дело в том, что «Микоян» был сконструирован в форме яйца, чтобы с помощью собственного веса колоть лёд. Для пребывания в открытом океане он был попросту не предназначен. Ледокол попал в 17-дневный шторм. Волны были такие мощные, а качка такая сильная, что с корнем отрывало многотонные металлические двери! Папа рассказывал, что почти все не могли даже встать. И лишь некоторые продолжали управлять судном.

Запомнились также короткая остановка в уругвайском Монтевидео и новый переход через мыс Горн. В пути пришлось запутывать следы, чтобы обмануть немецкие подлодки, рыскавшие в этом регионе. Капитан даже отправил несколько незашифрованных радиограмм, что корабль следует курсом на Нью-Йорк, а на самом деле отправился на юг, огибая Южную Америку. Летом 1942 года «Микоян» прибыл в порт Сиэтла.

Советский экипаж встречали как национальных героев! В порту собралась многотысячная толпа, папа выступил на митинге от имени советских моряков. После пламенной речи его долго качали и подбрасывали в небо.

На транспарантах американских рабочих было написано: «Смерть фашизму», «Да здравствует мировая революция», «Вы - русские - наши освободители. Слава Советской стране!». Американцы помогли отремонтировать судно, установили пушки и зенитки, накормили изголодавшихся моряков и вдоволь обеспечили продовольствием.

Почему не дали «героев»?

В августе 1942 года «Микоян» прибыл в бухту Провидения в Беринговом море. Не дав морякам как следует отдохнуть, пришёл приказ: сопровождать 19 торговых судов Северным морским путём. За короткий промежуток времени «Микоян» совершил несколько рейсов по Ледовитому океану, расчищая путь для караванов и одиночных судов.

В декабре 1942-го ледокол попал в минные заграждения, расставленные немцами, и подорвался на мине. Судно получило несколько пробоин, были повреждены рулевая машина и машинное отделение. Экипаж ремонтировал корабль прямо во льдах. 21 декабря того же года «Микоян» вошёл в порт Молотовска, ныне Северодвинска. А в судовом журнале появилась запись: «Пересекли 42-й градус восточной долготы». Это означало, что корабль совершил полное кругосветное путешествие!

Весь экипаж получил месячный отпуск и строгий приказ - о кругосветке не рассказывать под страхом смерти. Вплоть до конца 50-х годов операция была засекречена, даже родные Алексея Голубкова не знали о его героическом подвиге. Позже он рассказывал, что видел списки команды, в полном составе представленной к званию Героев Советского Союза. Но из-за подковёрных игр морского командования приказ был отменён.

Алексей Ионович трудился после войны на ленинградском заводе, строил корабли и морское оборудование. В 1966 году ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда. О нём помнили. В 60-е его фотографию показали по Центральному телевидению в передаче «О героях и подвигах». Диктор сказал: «Вглядитесь, запомните этого человека - Голубкова Алексея Ионовича. Сколько раз вы его увидите на улицах городов, столько раз и поклонитесь ему за его боевые и трудовые подвиги на благо Родины и советских людей!»

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

А ещё в ноте упоминалось и распространение консульством коммунистической пропаганды, и подстрекательство

Африканского и Индийского Конгрессов к сопротивлению правительству166.

В качестве же отдельного греха и в ноте, и на дебатах в парламенте называлось ещё и то обстоятельство, что в советском консульстве на приёмах угощали спиртным небелых! По законам апартеида, это категорически запрещалось.

Впрочем, это было уже после войны. А во время Второй мировой впервые СССР и ЮАС сошлись ещё до того, как были установлены какие-либо консульские отношения. Первыми друг друга в деле тогда увидели советские и южноафриканские военные моряки. И было это в водах у острова Мадагаскар!

К Мадагаскару

Предполагаю, что многие из тех, чьи детство и отрочество пришлись, как и у меня, на 1970-1980-е годы, когда увидели этот чертёж, сразу подумали, что где-то его уже видели. Конечно, видели! Именно такой план прилагался к набору пластмассовых деталек для советского конструктора, аккуратно соединив и склеив которые, можно было стать счастливым обладателем модели того самого вспомогательного крейсера и ледокола «Анастас Микоян», о котором я уже мельком упоминал в главах про Уругвай и ЮАР.

К этому конструктору прилагалась короткая военно-историческая справка, из которой следовало, что в самый тяжёлый период Великой Отечественной войны (в 1941–1942 годы) «Анастас Микоян» совершил такое плавание, какое превосходит даже описанный в главе «Перешеек» поход подводников-тихоокеанцев.

Во-первых, как мы уже выяснили в главе «Заговоры и уговоры», по водам, которые буквально кишели вражескими подлодками, «Микоян» шёл безоружным.

Во-вторых, поход «Микояна» был даже не через два, а через три океана. В Монтевидео на берегу Атлантики он пришёл из южной части Индийского океана. Туда попал через Средиземное море, Суэцкий канал и Красное море, изначально выйдя из черноморского порта Батуми. А из Монтевидео ему предстояло выйти в сторону мыса Горн и, обогнув Южную Америку, добираться до Анадыря на Чукотке через Тихий океан.

В-третьих, по пути он действительно участвовал ещё и в удивительной операции по освобождению острова Мадагаскар. Правда, в советские годы об этом говорили лишь мельком.

Почему?! Ответ на этот вопрос невозможен без того, чтобы рассказать, как эта одиссея начиналась.

Особенности конструкции

Появление в предвоенном СССР целой флотилии кораблей такого типа – прямое следствие того, что в 1932 году в системе советской власти появился такой по-настоящему полезный орган, как Главное управление Северного морского пути, Главсевморпуть. Большевикам никак не откажешь в умении проводить мобилизацию сил: именно при них освоение Северов приобрело, конечно, совершенно иную скорость и иной размах, чем то было при царях.

В то же время, справедливости ради надо сказать, что, в целом, конструкция новых кораблей, названных в честь членов Политбюро ЦК ВКП(б), основывалась на идеях, опробованных на дореволюционном ещё ледоколе «Ермак». В частности, корпусам придали форму яйца: чтобы льды их не сжимали, а выталкивали.

Но были и существенные дополнения, так сказать, дополнительная страховка. Так, вдвое больше, чем обычно, поставили шпангоутов («рёбер», на которых и держится корпус кораблей). А наличие десяти водонепроницаемых переборок означало, что такой ледокол оставался на плаву, даже если затопленными оказывались два отсека. Дополнительной страховкой было и то, что на борту располагались мастерские с фрезерными, токарными, сверлильными и другими станками. Это позволяло выточить сложные детали и вообще проводить ремонтные работы и вдали от берегов.

Первым в серии новых ледоколов был, естественно, «И. Сталин». Он был спущен на воду со стапеля ленинградского завода имени Серго Орджоникидзе 29 апреля 1937 года. Там же, в Ленинграде, был заложен «В. Молотов», а на верфях в Николаеве на Украине – «Каганович» и «А. Микоян», о котором, собственно, и идёт речь в этой главе .

Он, «Микоян» отошёл от стенки судостроительного завода имени А. Марти в Николаеве уже в дни Великой Отечественной: 26 августа 1941-го. Немцы с румынами были уже очень близко: первая бомбёжка николаевских верфей пришлась на 5 августа.

Мобилизованный

Считается, что сохранило «Микоян» то, что, не дожидаясь приёмочных испытаний, его вывел в море назначенный его командиром Сергей Михайлович Сергеев. У него уже тогда был богатый боевой опыт. Начинавший службу матросом ещё на царском крейсере «Россия», он, как я уже говорил, к началу Великой Отечественной войны отвоевал в Испании. Там он был начальником штаба дивизиона миноносцев республиканского флота и награждён двумя орденами Красного Знамени – что по тем временам было большой редкостью.

Под его командой «Микоян» и ушёл из Николаева в Севастополь. Там на ледокол установили орудия, зенитки и пулемёты и зачислили в состав ВМФ в ранге уже не гражданского ледокола, а вспомогательного крейсера и полноценного участника морских сражений у берегов Одессы и Крыма. По этой причине на корабле теперь появились военные: старший политрук Новиков, капитан-лейтенанты Холин и Марлян, старший лейтенант Сидоров, старший инженер-лейтенант Злотник.

Как показали дальнейшие события, очень удачным оказалось то, что в Николаеве в экипаж «Микояна» влились рабочие сдаточных команд судостроительного завода. Например, именно рабочая смекалка этих специалистов позволила «Микояну» первому на флоте начать отражать налёты вражеской авиации огнём своего главного калибра. Именно бывший судостроитель Николай Назаратий осуществил идею офицера Юзефа Злотника о том, чтобы увеличить амбразуры в щитах орудий – с тем чтобы больше стал угол возвышения стволов. Так как автоген бронь не брал, Назаратий прорезал амбразуры с помощью электросварочного агрегата.

Однако в ноябре 1941 года «Микоян» оказался предметом совершенно иных фантазий. После того, как Одесса была оставлена нашими войсками, пришёл неожиданный приказ разоружить крейсер. Для чего это делается, тогда знал один командир. Команда недоумевала…

Прецедент с армянским акцентом

Здесь я вновь не удержусь и перенесу рассказ уже не в другую часть света, но в другую эпоху. Но и это, поверьте, будет в тему.

Осенью 2009 года я отправился в Ереван: в сени священной горы Арарат у меня была запланирована запись интервью с президентом Армении Сержем Саргсяном, который тогда затеял «футбольную дипломатию» с Турцией. Напомню, что в тот момент, волей жребия, сборные Армении и Турции оказались в одной группе в футбольном турнире. Для руководства двух стран, лишённых дипломатических отношений, это был прекрасный повод провести неформальные встречи в ложах для почётных гостей футбольных стадионов в Ереване и Анкаре. В случае успеха этих неформальных переговоров можно было надеяться на то, что будет разблокирована армяно-турецкая граница .

Ещё в Москве, через пресс-службу ФСБ РФ (в которую теперь вновь входят погранвойска) я договорился о том, что нам дадут поснимать и на самой армяно-турецкой границе. Ведь она, получается – последний отрезок внешнего рубежа СНГ, который всё ещё стерегут именно российские пограничники.

На заставе нас ждал командир российских пограничников полковник Александр Тирон. Замечательный мужик, он был готов показать всё. В какой-то момент я, уже не раз бывавший у наших пограничников, даже, как говорится, немного напрягся. То есть сначала-то всё было мило: Александр довёл нас до так и недостроенного КПП, который начали строить при Горбачёве (тогда была надежда на то, что это станет обычным погранпереходом). Там он дал нам на камеру замечательный комментарий относительно того, что если армяно-турецкие переговоры принесут успех, то он с радостью обучит своих бойцов не только ловить нарушителей, но и штамповать паспорта легальным путешественникам.

Но потом Александр так же бодро повёл нас на берег реки Араке, за которой – вон она, Турция.

– И здесь снимать можно? – недоверчиво спросил я, памятуя о том, как, например, на российско-норвежской границе меня пугали протестами погранкомиссаров.

– А почему нет?

– Так вон, на турецкой стороне, кажется, уже тревогу объявили, – указал я на турецких солдат, которые с оружием наперевес стали строиться под красным флагом со звездой и полумесяцем. И как непохожи были эти бравые армейцы на обычно улыбчивых турецких пограничников, которые встречают нас, российских туристов, в аэропортах Стамбула и Антальи, Даламана и Измира! Здесь граница совсем другая!

– Да и пусть себе объявляют тревогу. Снимайте!

– А сама граница где?

– А вон – линия посредине моста.

Здесь надо объяснить, что в этом месте через реку Араке действительно перекинут мост. Вот уже многие десятилетия речку по нему пересекают разве что пограничные комиссары и начальники застав.

Впрочем, нет! Был случай, когда эту границу пересекли сразу довольно много людей.

Было это в 1941 году. Именно через Турцию тогда на Родину вернулись сотрудники Посольства СССР в Германии во главе с послом Деканозовым: вернуться из Берлина в Москву через линию фронта они, по понятным причинам, не могли, и пришлось добираться таким кружным путём. Конкретно через Турцию они возвращались, потому что она тогда была формально нейтральной. Но именно – формально.

Был это нейтралитет, подобный нынешнему режиму на армяно-турецкой границе: никто друг в друга не стреляет, но все друг за другом пристально следят.

И именно через эту Турцию предстояло в декабре 1941 года идти «Микояну». Зачем?

Странный приказ

Поздней осенью 1941 года «Микоян» получает приказ уйти в Батуми и там готовиться к переводу – в Арктику! Там он, ледокол, конечно, был нужнее. Но водоизмещение «Микояна» было таково, что по внутренним речным путям (каналы Волга-Дон, Беломорканал и т. п.) ему с Чёрного моря до Арктики было не протиснуться. То есть идти надо было морем. Взглянем на карту – сначала на тот участок пути, который ждал «Микоян» уже после прохода через турецкие проливы Босфор и Дарданеллы.

Итак, выйдя в открытое Средиземноморье, советские корабли оказывались, как в совсем нехорошей сказке, перед развилкой. Налево пойдёшь (то есть по Средиземному морю до Гибралтара) – точно погибнешь. Ведь неминуемую гибель означало плавание вдоль берегов Италии, вдоль оккупированной немцами Франции и вдоль франкистской Испании .

А направо пойдёшь – в теории, конечно, придёшь к союзникам: на британский Кипр, в подмандатную Британии

Палестину и к подконтрольному британцам Суэцкому каналу. Но туда ещё надо было дойти!

Во-первых, на выходе из Босфора и Дарданелл начинается ещё не открытое Средиземное море, а очень тесное море Эгейское. Практически все острова в этом море принадлежат не Турции, а Греции. А она была оккупирована итальянскими фашистами. В частности, на одном только греческом острове Лесбос дислоцировался целый дивизион вражеских эсминцев, отряд торпедных катеров и самолёты-торпедоносцы. Это не говоря о главной итальянской крепости в Эгейском море, в каковую превратился тогда остров Родос.

Во-вторых, и проход через «нейтральные» Босфор и Дарданеллы не был тогда экскурсией. Как мы уже помним по «Случаю в Монтевидео», уважить нейтралитет значило – снять всё оружие. Но ведь это, в свою очередь, означало, что, уважив пусть и деланный турецкий нейтралитет, «Микоян» оказывался безоружным в Эгейском море, где кишмя кишели уже открытые враги – немцы и итальянцы!

И, тем не менее, в Москве решили, что попробовать можно. Как гласит легенда, чуть ли не от самого Сталина в отношении «Микояна» пришла телеграмма: «Либо перегнать, либо утопить» .

В одной из наиболее подробных публикаций на эту тему её автор, О. Вербовой, пишет: «Мероприятие было аналогично тому, как если бы четверых солдат тыловых служб, одетых в форму, но безоружных, направили через территорию, занятую противником. Хотя даже такая аналогия хромает, солдату укрыться всё-таки проще, чем кораблю, тихоходному и огромному… В общем, поход советских судов был, по сути, равносилен их уничтожению. Казалось, что гуманнее просто их затопить на рейде Батуми».

Батуми-Стамбул. Кто ещё?

Уже и из Батуми до Стамбула «Микоян» шёл хитрым маршрутом: сначала сымитировал переход не к Босфору, а в Севастополь. Впрочем, в ту ночь, с 25 на 26 ноября 1941 года, это была, возможно, и излишняя предосторожность. По крайней мере, в открытом море за «Микояном» никто следить и не мог: дул такой свирепый зюйд-вест, что шторм достигал одиннадцати баллов. Уверенно себя чувствовали только гружённые до отказа сырой нефтью танкеры «Сахалин», «Варлаам Аванесов» и «Туапсе».

Шёл «Микоян» действительно не один, а с нефтяными танкерами. Турция пошла навстречу просьбе советского правительства относительно проводки судов через Босфор не просто так, а за плату. Ей нужна была нефть. Айв СССР, и в новой России это ведь – главная «валюта», за которую мы всё и покупаем.

Босфор показался к утру 29 ноября. Здесь флотилия из «Микояна» и танкеров рассталась с эскортировавшими их боевыми кораблями Черноморского флота. Им, военным, заход в «нейтральные» Босфор и Дарданеллы был заказан – пусть даже весь этот «турецкий нейтралитет» выглядел абсолютно абсурдным. В частности, по Стамбулу разгуливало множество немецких «туристов». И многие из них «почему-то» решили заняться «рыбной ловлей» у самых бортов советских судов.

И вот в такой-то «атмосферке» на борт «Микояна» прибыл советский военно-морской атташе в Турции капитан 1-го ранга К. К. Родионов. Он передал морякам ещё более немыслимый приказ ГКО: из Стамбула в порт Фамагуста на британском Кипре предстояло идти не только «Микояну», но и танкерам!

Тактика танкеров

Проще всего немцам следить было за танкером «Сахалин»: его турки поставили прямо напротив здания германского консульства.

Иллюстрация из посвящённого танкеру «Сахалин» очерка в журнале «Вокруг света» за 1979 год

В течение нескольких часов после получения приказа ГКО у капитанов безоружных советских судов была надежда на то, что на выходе из Дарданелл в Эгейское море советские суда будут встречены боевыми кораблями союзников-британцев, которые и доведут их до Кипра. Но в британском военном атташате в Стамбуле сказали, что помочь ничем не смогут .

Что же было придумать советским морякам? Что именно обсуждали участники совещания в каюте капитана Сергеева?

«– Надо обмануть соглядатаев. Вы, боцман, сейчас же организуете стирку белья и уборку палубы.

– Бельё на леерах поднимайте повыше, чтобы всем видно было.

– Будет сделано!

– И всех предупредите – полное затемнение. На переходе на верхней палубе не курить и не разговаривать.

Вскоре на носу ледокола собрались любители музыки, и зазвучали под стенами древней Византии советские песни.

На корме тем временем развернулась стирка, и леера с развешанным бельём были подняты на мачты. А тут и приборка началась. Струи воды из гидромониторов, бьющие на 50–60 метров, живо отогнали от борта любопытных. Шлюпки и катера тоже стали уходить – все увидели, что корабль готовится здесь стоять долго»167.

Но, как мы знаем, на самом-то деле суда готовили сняться. Не менее интересно читать и о том, с какой фантазией моряки подошли к вопросу о камуфляже.

«На танкере „В. Аванесов“ в рекордно короткий срок покрыли корпус чернью. На палубе соорудили одну над другой две деревянные рубки, окрасив их в шаровый цвет. Искусно выполнили имитацию двух пассажирских кают. Собрали из фанеры и поставили фальшивую трубу… На ней нанесли турецкую марку. Закамуфлировали трубу на корме… Подготовили палубные полотнища и забортные щиты с турецкими флагами…

На „Сахалине“ срезали на 4 метра трубу и установили фальшивую деревянную надстройку со служебными помещениями и большой трубой, в которой был пропущен газоотвод. Это придало судну в профиль вид крупного сухогрузного парохода…

Всё судно камуфлировалось под турецкий сухогруз „Бакыр“. На чёрном фоне его трубы была изображена эмблема государственной судоходной компании Турции. Эмблема и бортовые надписи фальшивого названия транспорта закрывались с борта, обращённого к турецкому берегу, зашторивающимися полотнищами с советскими эмблемами и названием»168.

Но первым из Стамбула к Кипру ушёл всё-таки «Микоян».

На прорыв

Капитан «Микояна» Сергей Сергеев пошёл на прорыв в ночь с 30 ноября на 1 декабря 1941 года. Вот как дальнейшие события описывает Г. Хорьков: «Вернувшись на судно, Сергеев вместе со своим первым помощником принял решение уходить с рейда как можно скорее и незаметнее, без разрешения властей. В 01.40 без объявления аврала матросы заняли места по съёмке с якоря. На баке темнела фигура боцмана Т. Мороза, приготовившегося начать по приказанию с мостика выборку якоря. Потихоньку заработал брашпиль, медленно пошла якорь-цепь. Ледокол понемногу начал двигаться вперёд. Как только якорь оторвался от грунта, Сергеев приказал дать самый малый ход. В сумраке ночи ледокол безмолвной тенью заскользил в сторону от берега. Только тихие всплески воды за бортом говорили о том, что он движется. Выйдя на фарватер, дали полный ход. В темноте валивший из труб чёрный дым был не особенно заметен, тем более что кочегары старались изо всех сил, чтобы ни одна искорка не вылетела из трубы» .

Расчёт был на то, что вражеские агенты не успеют передать информацию по всей цепочке. Конечно, зная немецкую-то любовь к «орднунгу», к порядку, на это сильно рассчитывать не приходилось. Но на оккупированных греческих островах, к счастью, сидели не немцы, а итальянцы: народ креативный, но всё-таки менее организованный и обязательный.

О том, как выглядят места, где прятался «Микоян» в начале своего пути по Эгейскому морю, миллионы россиян теперь знают не понаслышке. Это – как раз те заливчики, которыми изрезан берег нашей всероссийской здравницы, в каковую в последние годы превратилась та часть Турции.

В первый день, притушив огни в топках, «Микоян» прижался вплотную к скалам островка в Эдремитском заливе и там спрятался. Шёл же он по морю ночью. В первые две ночи повезло. Однако на третью ночь пасмурная погода сменилась на ясную. Тогда-то даже и безалаберные итальянцы всё-таки и обнаружили «Микоян». Его нагнали сразу три торпедных катера.

– Чей корабль? Куда следуете? – прокричали оттуда через мегафон по-английски.

– Судно принадлежит Турции, следует в Искендерон, – отвечали с «Микояна» .

Итальянцы то ли не поверили, то ли решили перепроверить. Головной катер поднял сигнал: «Следовать за нами! Курс – к Родосу!» К их полному удовлетворению, «Микоян» выполнил команду.

Почему же, спросите вы, капитан Сергеев так беспрекословно подчинился приказу фашистов, а не попытался оказать сопротивления? Во-первых, он уже имел дело с этими «героями», когда воевал в Испании. Во-вторых, курс на занятый итальянцами Родос частично совпадал с курсом на союзный британский Кипр. А по внутренней связи экипажу «Микояна» было передано два своих приказа. Первый: готовить судно к затоплению. Второй: если фашисты попробуют взять ледокол на абордаж, бить их чем попало: ломами, ножами, топорами.

Однако попытку подняться на борт безалаберные (или слишком самоуверенные) итальянцы так и не предприняли. А на подходе к Родосу капитан Сергеев резко изменил курс и приказал выжать из машин всё, что могли дать.

Фашисты сначала опешили, а затем бросились в погоню. Догнав «Микоян», стали опять кричать в мегафон. Тогда один из матросов этого, повторю, безоружного судна подполз к пожарному гидропульту и направил в рупор громкоговорителя сильную струю воды! Фашист с мегафоном упал, и по «Микояну» открыли огонь из пулемётов и автоматов. Одновременно катера стали обходить ледокол, чтобы лечь на курс теперь и для торпедной атаки.

Сергеев приступил к сложному маневрированию. В итоге итальянцы израсходовали весь запас торпед, но так и не попали! Катера повернули к Родосу.

Но на смену катерам пришли гидросамолёты, у которых тоже были торпеды.

И вновь – сложное маневрирование. Торпеда пронеслась мимо. Ушёл «Микоян» и от следующей торпедной атаки. Самолёты, не имея больше торпед, стали пикировать на ледокол. Один из снарядов попал в спасательный катер. Он вспыхнул, поскольку был загружен бочками с горючим.

– Катер за борт! – Под пулями к нему бросились боцман Александр Гройсман и матрос Павел Сизов. Они обрубили крепления и сбросили катер за борт.

Похоже, это и спасло «Микоян». Получив более 500 пулевых и осколочных пробоин, он оставил за собой след из деревяшек и даже спасательного круга с названием судна (то был круг со сброшенного в море спасательного катера). А тут погода новь испортилась. Потеряв из виду сам «Микоян», но обнаружив его спасательный круг, итальянцы посчитали, что дело сделано, и даже раструбили об уничтожении советского судна.

Дошла эта весть и до британцев на Кипре. И когда «Микоян» на следующий день, проскочив теперь и Анталью (да-да, места все знакомые), всё-таки появился на горизонте, британцы даже думали его атаковать: приняли его поначалу за сторожевой корабль немцев или итальянцев. Но и здесь обошлось!

Иными словами, «Микоян» прорвался. И из его моряков вообще никто не погиб!

В публикациях советского времени после этого наступала скороговорка: они практически сразу перескакивали на то, как «Микоян» пришёл уже на Чукотку. Между тем, с политической точки зрения (а ей я в этой книге уделяю всё-таки первостепенное значение) самое интересное произошло как раз на отрезке пути после Кипра.

Для того чтобы понять, что же двигало советскими историками, обратимся вновь к истории… «Авроры».

Так что тебе снится, крейсер «Аврора»?

Санкт-Петербург, сегодняшний день. Я – на борту нашего легендарного крейсера «Аврора».

Не буду утомлять читателя рассказом о том, зачем мне потребовалось детально изучить устройство угольного хозяйства этого корабля – это сюжет самостоятельный и к содержанию этой главы имеющий лишь косвенное отношение. Но – имеющий. Именно когда меня водили по «Авроре», я услышал несколько важных уточнений к этой главе. На первый взгляд, это были детали сугубо технического свойства, но именно они позволили мне существенно уточнить для себя понимание и политического процесса, о котором и идёт речь в этой части книги, посвященной Африке.

Водил меня по крейсеру участник его капитального ремонта 1980-х Сергей Овсянников. Он «Аврору» знает досконально – до винтика. Во-первых, Сергей Иванович привёл удивительные цифры. Оказывается, две трети экипажа составляли кочегары: надо было топить-топить-топить. Смена длилась всего полчаса – или столько, сколько уходило времени на то, чтобы белоснежная рубаха, в которой кочегар спускался к топке, превращалась в чёрную. Во-вторых, когда мы поднялись из котельной, Сергей Иванович подсказал мне, где на палубе и даже на бортах искать глазами угольные горловины, которые ведут в угольные бункеры. До этого отвёл меня в сами эти бункеры (между броневым корпусом и внешней обшивкой) и объяснил, как в них была устроена система пожаротушения на случай попадания вражеского снаряда.

Но ещё Сергей Овсянников показал мне одну очень интересную фотографию. Из неё тем более выходит, что, как и все корабли той эпохи, спущенный на воду в 1900 году крейсер «Аврора» был не только пароходом (по способу работы силовой установки), но и углевозом. На фото видно, что во время дальнего похода углём были завалены не только бункеры, но и палуба.

Один из самых знаменитых (печально знаменитых) дальних походов «Авроры» – в составе Тихоокеанской эскадры адмирала Рождественского. На пике русско-японской войны она вышла из Балтийского моря в сторону Дальнего Востока и практически полностью погибла в битве при Цусиме.

Палуба крейсера «Аврора», заваленная углём. Поход – действительно дальний. Обратите внимание на колониальный шлем одного из тех, кто запечатлён на этом фото

Собственно, уникальность «Авроры» – не только в том, что в октябре 1917 года она дала знаменитый сигнальный выстрел (с которого и началась большевистская эпоха). Уникальность этого крейсера – ив том, что до этого «Аврора» стала одним из немногих кораблей, переживших Цусиму.

– Сергей Иванович, а каким углём топили «Аврору»? – спросил я у моего провожатого.

– В самом первом походе – углём из Кардиффа, из Уэльса, из Британии, – без запинки ответил Сергей Иванович. Он, повторю, знает об «Авроре» буквально всё.

– И при переходе в составе эскадры Рождественского?

– Нет, тогда никакого британского угля не могло быть по определению.

К сожалению, в данном вопросе ответ Сергея Ивановича абсолютно точен: и с технической, и с исторической точек зрения. В отличие от Второй мировой, по ходу русско-японской войны Британская империя была для России почти врагом. Формально говоря, она сохраняла нейтралитет. Но то был нейтралитет враждебный .

Как следствие, эскадра Рождественского не могла пополнять запасы угля в портах и самой Англии, и всей Британской империи. А за отсутствием собственных угольных станций, в том походе углём русские корабли были вынуждены полагаться на добрую волю немцев и особенно – французов .

Ах, да: забыл сказать. Крейсер «Аврора» – это ведь филиал Центрального военно-морского музея России. А есть – и «центральный офис».

До Биржи

Всё тот же Санкт-Петербург, стрелка Васильевского острова, лето 2011 года. Тогда я стал, наверное, одним из последних, кого завели в хранилища «центрального офиса» Центрального военно-морского музея. Было это ещё в старом здании – в Бирже.

Вдоль коридоров – могучие громады тиковых шкафов, сработанных ещё до революции и хранящих подлинные сокровища. Моё сознание особенно поразила подлинная подзорная труба-телескоп, в которую Беллинсгаузен рассматривал Антарктиду. Особая гордость музея – удивительная коллекция макетов кораблей: из черепахового панциря и из слоновой кости, из жестяных банок и из вроде как обычного дуба – но зато из той самой рощи, которая пошла на смоделированный из дуба 88-пушечный «хит» своего времени, каковым был корабль «Святой Андрей».

Эти чудеса мне показывали моложавый директор музея Андрей Лялин и музейщик-ветеран, хранитель Корабельного сектора, обаятельнейший Георгий Рогачёв .

Летом 2011 года оба они готовились к переезду из здания Биржи в новый комплекс музея на берегу Крюкова канала. Там, конечно же, много просторнее и удобнее: и для музейщиков, и для экскурсантов. Но всё-таки я рад, что наш разговор состоялся ещё в старом здании, с его удивительным духом и удивительным наборов звуков. То были шелест старинных карт, трели древних дисковых телефонов и перешёптывание дряхлых вентиляторов. Да и люди свои разговоры здесь вели почтительным шёпотом.

– А вот, взгляните, вот этот макет американского корабля «Конститьюшн», – по-заговорщицки увлёк меня Георгий Михайлович во время нашего марш-броска по его закромам. – Этот макет американцы смастерили к венской встрече Кеннеди и Хрущёва, в качестве подарка.

– Так ведь тот саммит успешным не назовёшь?!

– Правильно! Но подарок-то был приготовлен и передан! И вот он-то хранится у нас! Но это – из, скажем так, недавних поступлений. Давайте я вам ещё кое-что покажу из того, что здесь у нас уже веками?

– Георгий Михайлович, а нет ли в ваших анналах материалов об одиссее ледокола «Микоян»?

– Вы имеете в виду вспомогательный крейсер «Микоян»?

– Ну, вспомогательным крейсером он стал, когда в августе 1941 года на него установили пушки и он вошёл в состав Черноморского флота.

– А вас какой период интересует?

– Меня интересует отрезок, когда в ноябре 1941 года «Микоян» опять разоружили, и он опять стал «просто» ледоколом и пошёл в сторону Африки.

– Вы, я вижу, пришли подготовленным. Да, есть у меня материалы по этому плаванию! Собственно, это как раз – одно из наших последних поступлений. Идёмте!

На своём рабочем столе Георгий Михайлович сдвинул в сторону один из «фирменных» дисковых телефонов и, сняв резинки со свернутой в трубочку карты, стал мне объяснять, откуда она у него взялась. Получил он её от потомков моториста «Анастаса Микояна», старшины 2-й статьи Николая Ивановича Кузова.

С одной стороны, это была всего-то обычная политическая карта мира – подобная той, что в детстве купила мне бабушка. С другой стороны, именно на этой карте я, наконец, обнаружил и весь маршрут, и, что особенно важно, все его ответвления.

Так вот, оказывается, каким был изначальный план! И вот, оказывается, когда точно «Микоян», идя вдоль Африки, заходил в йеменский Аден, кенийскую Момбасу и южноафриканский Кейптаун! Точнее – в британскую колонию Аден, британскую колонию Кению и в британский доминион в Южной Африке. Ещё точнее – на расположенные там угольные станции, которых у самой России по контуру Индийского океана не было.

Вывод для «Микояна»

В советских публикациях говорилось, что с Кипра британцы отправили «Микоян» на ремонт и наконец-то вооружили (пусть и старой пушечкой образца начала века) то ли в Порт-Суэц, то ли в Хайфу в нынешнем Израиле. Изучив карту моториста Кузова, я могу уверенно утверждать, что к переходу к Суэцкому каналу и в Красное море «Микоян» готовился всё-таки в Хайфе .

Однако ещё важнее – то, когда он там оказался. Согласно карте Кузова, было это 5 декабря 1941 года. А дата висит не в каком-то безвоздушном пространстве! Это – за считанные часы до нападения Японии на США. Собственно, на том отрезке пути «микояновцы» и узнали об этом, как сейчас говорят, радикальном «мультипликативном эффекте».

Впрочем, ну и что с того? Япония ведь объявила войну США и Британии, но не СССР! И, по идее, «Микояну»-то бояться было нечего.

И вот теперь я подхожу к моему главному открытию, сделанному в хранилище Центрального военно-морского музея. Из карты моториста Кузова следовало, что капитан Сергеев всё-таки среагировал на эту новость. На карте было нанесено два маршрута! Жирной чертой был выделен тот, по которому «Микоян», в итоге, и пошёл: то есть вокруг Африки. Но ещё, пунктиром, на карте был маршрут, запланированный изначально. А он, оказывается, предполагал, что, пройдя Суэцкий канал, на выходе из Красного моря «Микоян» повернёт на Восток и пойдёт в сторону Чукотки вокруг Азии, то есть в том числе вдоль Японии.

Так почему «Микоян» не пошёл туда – хотя, повторяю, у СССР с Японией войны не было?

Для начала напомню, что «Микоян» был ледоколом угольным.

Конечно, в эту войну порты Британской империи были для наших моряков открыты. Но теперь и сами британцы оказались на прицеле у японцев. Как показала практика, помимо этой косвенной опасности, была и прямая. Напомню, как, несмотря на отсутствие формального состояния войны между Японией и Советским Союзом, на прицел самураев, тем не менее, попала наша подлодка Л-16 – стоило ей покинуть в Тихом океане советские территориальные воды и войти в воды США, с которыми Япония уже воевала .

Чем дольше отстаиваешь права, тем неприятнее осадок.

Осенью 1941 года Государственный комитет обороны СССР принял весьма своеобразное решение - перегнать с Черного моря на Север и на Дальний Восток три больших танкера («Сахалин», «Варлаам Аванесов», «Туапсе») и линейный ледокол «А. Микоян». Это объяснялось острой нехваткой тоннажа для перевозки грузов (внутренних и по ленд-лизу).

На Черном море этим судам делать было нечего, а на Севере и Дальнем Востоке они были нужны до зарезу. То есть решение само по себе было бы вполне правильным, если бы не одно географическое обстоятельство.Судна были слишком велики для того, чтобы перевести их по внутренним водным путям (Волго-Дону и Волго-Балту), кроме того, Волго-Балт немцы уже вывели из строя. Следовательно, идти нужно было через Мраморное море в Средиземное, затем отнюдь не вокруг Европы (это была гарантированная гибель либо от немецких подлодок, либо от их же бомбардировщиков), а через Суэцкий канал в Индийский океан, потом через Атлантику и Тихий океан на советский Дальний Восток (оттуда «Микоян» должен был продолжить плавание по Севморпути к Мурманску). Таким образом, предстояла почти кругосветка, причем провести ее надо было в условиях войны. Самое интересное ожидало советские суда в начале пути.

Во время войны практически все торговые суда всех воюющих стран получали хоть какое-нибудь вооружение (1-2 пушки, несколько пулеметов). Конечно, оно было чисто символическим, но в каких-то ситуациях (против одиночных самолетов, катеров, вспомогательных крейсеров) помочь могло. Кроме того, по возможности, торговые суда сопровождались боевыми кораблями. Увы, для советской четверки все эти варианты были исключены. Дело в том, что из Черного моря в Средиземное путь лежал через Босфор, Мраморное море и Дарданеллы, принадлежащие Турции. А она, соблюдая нейтралитет, не пропускала через проливы боевые корабли воюющих стран. Более того, она и вооруженные транспорты тоже не пропускала. Соответственно, даже символической пары пушек наши суда иметь не могли.
Но это было еще полбеды. Беда была в том, что лежащее за Дарданеллами. Эгейское море полностью контролировалось немцами и итальянцами, захватившими как континентальную Грецию, так и все острова Греческого архипелага, через который и предстояло советским судам идти на юг. Таким образом, мероприятие было аналогично тому, как если бы четверых солдат тыловых служб, одетых в форму, но безоружных, направили через территорию, занятую противником. Хотя даже такая аналогия хромает, солдату укрыться все-таки проще, чем кораблю, тихоходному и огромному.

Ситуация усугублялась еще и тем, что Турция оставалась нейтральной только потому, что боялась вторжения советских и английских войск с Кавказа и Ближнего Востока. Ее руководство почти открыто симпатизировало Германии. Соответственно, немецкая разведка действовала в Турции совершенно свободно. И сообщала в Берлин, кто и когда проследовал через Босфор.

В общем, поход советских судов был, по сути, равносилен их уничтожению. Казалось, что гуманнее просто их затопить на рейде Батуми, откуда экспедиция стартовала в ночь с 25 на 26 ноября под охраной лидера «Ташкент» и эсминцев «Способный» и «Сообразительный».
Утром 29 ноября, пройдя через сильнейший шторм, суда вошли в Босфор, распрощавшись с «Ташкентом» и эсминцами (из этой тройки до победы дожил только «Сообразительный»). Вскоре они встали на рейде Стамбула. Здесь было относительно безопасно. Хотя все моряки прекрасно понимали, сколько внимательных глаз наблюдает за ними с берега. Поход через враждебные воды без оружия и без сопровождения был возможен (теоретически) лишь поодиночке.

Именно такой вариант и посоветовали советский и английский военные атташе в Стамбуле. Больше они ничем помочь не могли. Целью первого этапа перехода был Кипр, принадлежавший в то время англичанам. Никакого эскорта англичане дать, разумеется, не могли, их Средиземноморский флот и так нес тяжелейшие потери, а попытка охранять советские суда заведомо означала бы гибель еще нескольких кораблей.
Первым в ночь на 30 ноября стартовал «Микоян», которым командовал капитан Сергей Сергеев. Поход через Эгейское море проходил исключительно по ночам. Днем ледокол забивался в какую-нибудь расщелину на одном из бесчисленных каменных островков Греческого архипелага и стоял там, пока вновь не стемнеет.Нашим морякам повезло в том плане, что контроль за акваторией Эгейского моря осуществляли в основном не немцы, а итальянцы, у которых бардак был вполне наш, если не хуже.
Кроме того, у итальянцев в ту пору не было радиолокаторов, ни наземных, ни корабельных. Поэтому в течение нескольких дней «Микоян» короткими перебежками шел на юг, оставаясь, как это ни удивительно, необнаруженным. В конце концов, он подошел к острову Родос, где находилась главная база итальянских ВМС и ВВС. Как назло, ночь, когда надо было проходить мимо Родоса, выдалась лунной. И непосредственно у своей базы итальянцы все-таки ледокол заметили. Вскоре к нему подошли три итальянских торпедных катера, с одного из которых «Микояну» приказали идти на Родос. Теперь у наших моряков оставались две возможности: сдаться или затопиться. Потому что огромный тихоходный безоружный ледокол не имел ни малейших шансов уйти от трех маленьких быстроходных катеров, каждый из которых нес по две торпеды. Одной торпеды было вполне достаточно, чтобы, как минимум, лишить «Микоян» хода, что в данном случае было равносильно гибели или захвату. Тем не менее, «Микоян» игнорировал приказ идти на Родос, топиться не стал и продолжал следовать своим путем. Катера стали заходить в атаку.

Поскольку ледокол вооружен не был, опасаться итальянцам было нечего, они могли атаковать с минимальной дистанции. Так они и поступили. Но «Микоян» сумел непостижимым образом увернуться от всех торпед. Катера открыли огонь по ледоколу из автоматических пушек, но их калибр был слишком мал, чтобы нанести ледоколу серьезные повреждения. В бессильной злобе катера ушли на Родос. Им на смену появились самолеты-торпедоносцы. «Микоян» увернулся и от них. Итальянские самолеты открыли по ледоколу пулеметный огонь, на судне появились раненые, загорелся спасательный катер, баки которого были заправлены бензином. Однако моряки сбросили катер за борт до того, как он взорвался.

Получив в ходе продолжавшихся целые сутки атак более 500 пробоин, «Микоян», однако, выжил и продолжил путь. Когда он появился перед кипрским портом Фамагуста, навстречу ему рванулись английские эсминцы. Англичане решили, что это итальянский корабль. В том, что советская авантюра кончится немедленной гибелью всех четырех судов, они не сомневались ни секунды, поэтому никак не ожидали увидеть ледокол. Но это был именно он. Союзники отправили ледокол ремонтироваться и вооружаться (теперь противопоказаний к этому не было) в относительно безопасную Хайфу, в очередной раз подивившись способностям русских.

16 декабря, после того как стало известно об успехе «Микояна», из Стамбула вышел танкер «Варлаам Аванесов». Но тут уж турки не подвели своих потенциальных союзников, а немцы решили, как это часто бывало во время войны, что итальянцам серьезное дело поручать нельзя. При выходе из Дарданелл танкер был освещен турецким береговым прожектором, после чего в его борт попали торпеды немецкой подлодки. «Аванесов» быстро ушел на дно.Продолжение операции представлялось теперь откровенным сумасшествием, но ГКО приказа отменять не собирался.
4 января 1942 года из Стамбула ушел «Туапсе». Он, как и «Микоян», двигался короткими перебежками, шел только ночью, а днем прятался среди островов. И через неделю дошел до Фамагусты, ни немцы, ни итальянцы его не обнаружили вообще!
7 января в поход вышел «Сахалин». И, как это ни поразительно, повторил успех «Туапсе». Его вообще никто не обнаружил.
21 января он также дошел до Кипра, затратив две недели на переход, в нормальных условиях занимающий не более двух дней.Подобный результат, безусловно, можно было считать чудом. Все советские суда были заведомо обречены. Они проходили через принадлежащие противнику воды, не имея ни вооружения, ни охраны, при этом противник был осведомлен о времени выхода и знал цель, к которой суда следуют. Однако из четырех судов три дошли до Кипра, при этом два вообще не были обнаружены и, соответственно, даже не имели потерь в людях и повреждений. Впрочем, настоящим чудом представляется судьба «Микояна», который выдержал суточные атаки, но уцелел (и даже никто из моряков не погиб).

Наверное, если бы Эгейское море контролировали не итальянцы, а немцы, результат для нас оказался бы более плачевным. Тем не менее, как бы плохо ни воевали итальянцы, прорыв трех советских судов из Черного моря на Кипр чудом быть не перестал.
Потом чудеса закончились, начался обычный героизм: путь на Дальний Восток через охваченные войной океаны. Причем, когда суда выходили из Батуми, войны на Тихом океане еще не было, а когда пришли на Кипр - она уже вовсю шла. Формально мы в ней не участвовали, но это отнюдь не означало, что суда под красным флагом не могли быть потоплены. Японцы с удовольствием топили советские суда, а иногда и бравые американские подводники, руководствуясь лозунгом своего командующего адмирала Локвуда «Топи их всех!», торпедировали союзников, принимая их за японцев. Англичане поставили на «Микоян», «Туапсе» и «Сахалин» символические пушки и пулеметы, и суда двинулись дальше на юг. Через Суэцкий канал, подвергавшийся постоянным атакам немецких и итальянских бомбардировщиков. Через Красное море и Индийский океан.

Здесь два советских танкера внесли неожиданный вклад в общую победу антигитлеровской коалиции. Они доставили в Южную Африку 15 тысяч тонн нефтепродуктов, коими заправились английские корабли, участвовавшие в захвате Мадагаскара. Этот остров имел исключительно высокое стратегическое значение. И после вступления Японии в войну на стороне Германии возникла угроза его захвата.
Гибель линкора «Принц Уэльский» и линейного крейсера «Рипалс» в декабре 1941 года у Сингапура, бой в Яванском море в феврале и рейд авианосцев адмирала Нагумо в Бенгальский залив в апреле 1942-го показали, что английский Восточный флот был в тот момент не в состоянии бороться с японскими ВМС. Занимавшие Мадагаскар французские вишисты испытывали очевидные симпатии к странам «Оси» и приняли бы японцев с распростертыми объятиями. Потеря Мадагаскара означала бы полное прерывание коммуникаций между Великобританией и ее войсками на Ближнем Востоке. В этом случае Роммель почти наверняка прорвался бы в Азию через Суэцкий канал, захватил бы английскую нефть и пробился бы с юга к нашей (бакинской) нефти, к которой немцы так яростно стремились с севера, получив в итоге Сталинград. В этом случае положение СССР и Великобритании стало бы исключительно тяжелым.
Однако, англичане в мае 1942-года успели высадиться на Мадагаскаре, предотвратив подобное развитие событий. И «Сахалин», и «Туапсе» стали участниками этой важнейшей, хотя сегодня даже на Западе почти забытой победы.

После мыса Доброй Надежды пути судов разошлись окончательно. «Туапсе» двинулся кратчайшим путем, рассчитывая пройти на Дальний Восток через Атлантику, Карибское море и Панамский канал. Увы, как это часто бывает, самый короткий путь оказался не самым оптимальным. Как раз в этот момент немецкие подлодки были оттеснены от английских берегов (англичане уже набрались некоторого опыта противолодочной борьбы) и переместились к американским берегам (только что вступившие в войну янки пока еще никакого опыта не имели), где делали что хотели.
4 июля 1942 года у берегов Кубы «Туапсе» получил с одной из немецких лодок 4 торпеды и быстро затонул, погибло 10 членов экипажа.«Сахалин» и «Микоян» выбрали путь более длинный и более тяжелый в природно-климатическом плане - по югу Атлантики, вокруг мыса Горн и далее - через весь Тихий океан на север. Этот гигантский по протяженности маршрут оказался самым надежным. «Сахалин» прибыл во Владивосток 9 декабря 1942 года. Таким образом, его эпопея заняла более года.
После войны танкер вернулся на Черное море.

«Микоян» же пересек по Тихому океану вдоль берегов обеих Америк почти всю планету с юга на север и 9 августа 1942-го вошел в Анадырский залив на Чукотке. И сразу после этого фантастического похода получил боевое задание. Ледоколу предстояло теперь обеспечить переход по Северному морскому пути 19 транспортов с грузами и трех тихоокеанских боевых кораблей (лидера «Баку», эсминцев «Разумный» и «Разъяренный»). Соответственно, и сам «Микоян» должен был войти в состав Северного флота. Таким образом, ему предстояло полностью завершить кругосветку и оказаться снова на фронте. Уже 14 августа экспедиция («Микояну» помогали еще два ледокола: «Каганович» и «Красин») двинулась в путь. Немцы знали о ней от японцев. И направили в Карское море карманный линкор «Адмирал Шеер» с целью ее разгрома.

История эта довольно хорошо известна, на пути «Шеера» встал пароход «Сибиряков», ценой своей гибели сообщивший о появлении немецкого корабля в советской Арктике. Поэтому экспедиция отстоялась в Тикси. После ухода «Шеера» «Микоян» довел своих подопечных до чистой воды, провел несколько караванов в Карском море на восток и на запад и лишь в декабре двинулся в Северодвинск.21 декабря 1942 года, уже находясь в Баренцевом море, «Микоян» подорвался на мине, выставленной в сентябре немецкими кораблями. Как раз в этот момент он находился практически точно на меридиане Батуми. К счастью, кругосветка не закончилась трагически. Тяжело поврежденный ледокол сумел дойти до Северодвинска. Здесь его подлатали, а для полноценного ремонта отправили в Америку, в Сиэтл. «Микоян» вновь прошел Севморпуть (теперь уже на восток) и значительную часть Тихого океана (теперь уже на юг).

А потом еще четверть века водил «Микоян» суда в Арктике и на Дальнем Востоке...