У нас очень любят в качестве подтверждения обвинений Русской Православной Церкви в сотрудничестве с нацистами приводить вот эту фотографию:

Кто изображён на ней?

Псковская православная миссия. Митрополит Сергий (Вознесенский) и монахи Псково-Печерского монастыря. Информация к размышлению: во время репрессий 30-х годов духовенство Псковской области было практически уничтожено, часть в буквальном смысле, часть - отправлена в лагеря. Поэтому в область были направлены миссионеры.
Митрополит Сергий сохранял номинальное каноническое подчинение Московскому патриархату (во главе с Патриаршим местоблюстителем митрополитом Сергием (Страгородским), с сентября 1943 года Патриархом), несмотря на неудовольствие немецких властей.
Такое его поведение весьма не нравилось немцам и несмотря на то, что он в 1942 году направил приветственную телеграмму Гитлеру, отмежевался от позиций, занятых Московской Патриархией, а та в свою очередь "потребовала от него объяснений" - доверие у немцев он потерял.
Уже в наше время стало известно, что митрополит Сергий стоял на связи с Москвой и конкретно - П.А. Судоплатовым. В 1944 году митрополит Сергий был убит людьми в немецкой форме.

«Уместно отметить и роль разведки НКВД в противодействии сотрудничеству немецких властей с частью деятелей православной церкви на Псковщине и Украине. При содействии одного из лидеров в 30-х годах «обновленческой» церкви житомирского епископа Ратмирова и блюстителя патриаршего престола митрополита Сергия нам удалось внедрить наших оперативных работников В.М. Иванова и И.И. Михеева в круги церковников, сотрудничавших с немцами на оккупированной территории. При этом Михеев успешно освоился в профессии священнослужителя». От него поступала информация в основном о «патриотическом настрое церковных кругов»

Судоплатов П.А. «Остаюсь единственным живым свидетелем…» // Молодая гвардия. 1995., № 5. С. 40.

Сценарий программы «Тайная война». Дата эфира на канале «Столица» 29.03.09
Над программой работали: С. Униговская, С. Постриганев. Участники программы: Протоиерей Стефан Пристай, настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Троице-Лыкове; Дмитрий Николаевич Филипповых, доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент Российской академии ракетных и артиллерийских наук, действительный член Академии военных наук, член президиума Академии военных наук; Юрий Викторович Рубцов, доктор исторических наук, профессор, академик Академии военных наук.

События, о которых пойдет речь, на протяжении многих лет были предметом государственной тайны, а документы о них хранились в архивах советской разведки. Первым о спецоперации под кодовым названием «Послушники» рассказал в 1990-х годах ветеран советской разведки генерал-лейтенант в отставке Павел Судоплатов. Операция была разработана в годы Великой Отечественной войны спецслужбами СССР. Ее цель - противостояние деятельности немецких спецслужб по использованию Православной Церкви в пропагандистских акциях и выявление агентов СД и Абвера среди священнослужителей… Иными словами, это была попытка руками церковных деятелей блокировать те усилия, которые предпринимала германская разведка по вовлечению Русской Православной Церкви в антисоветскую деятельность в годы войны.

…Но прежде зададимся вопросом: что могло быть общего между церковниками и представителями органов НКВД? Ведь ни для кого не секрет, что репрессии этих самых органов против Русской Православной Церкви - едва ли не самая кровавая страница в истории христианства. По жестокости, тотальному преследованию и массовому уничтожению духовенства и верующих они превзошли эпоху гонений первых веков утверждения веры Христовой, давшую целый сонм мучеников!..

Тенденции к изменению политики по отношению к Русской Православной Церкви наметились примерно в 1939 году. Это подтверждает недавно опубликованный документ из бывшего архива Сталина о пересмотре дел священнослужителей и о возможном освобождении лиц духовного звания, которые, как там сказано, не являются социально опасными. Но насколько это было доведено до реальных шагов? Освобождалось ли духовенство из ГУЛАГа? Массового характера это не приобрело, хотя прецеденты, конечно, были… В 1941 году был закрыт журнал «Безбожник», свернута антирелигиозная пропаганда…

…И грянула Великая Отечественная война… «Братья и сестры!» - так обратился к советским людям Сталин после того, как фашисты вторглись в страну. Интонация была выбрана безошибочно, и слова вождя услышаны…

Протоиерей СТЕФАН: В свое время он тоже заканчивал семинарию, так что тот призыв, который он сделал для нашего народа, - «братья и сестры», они ему, слова эти, были близки, поэтому он знал, за что брать русского человека, за самое живое, потому что брат и сестра – это единство, это любовь, это мир, это народ. А наш русский народ к этому привык издревле, поэтому, когда он сказал «братья и сестры», это было для каждого понятным, приятным. И, естественно, для верующего человека радостным.

Еще перед вторжением в СССР руководство нацистской Германии пыталось заранее определить потенциальных союзников, которые могли бы стать их опорой в предстоящей войне. Таким союзником им виделась Русская Православная Церковь. В первую очередь - зарубежная. И это понятно: прихожане этой церкви, русские эмигранты, мягко говоря, не были сторонниками советской власти. И спецслужбы III Рейха не могли не использовать в своих интересах такой мощный идеологический и профессиональный (с точки зрения военных навыков и политической борьбы против Советского Союза) потенциал.

Дмитрий ФИЛИППОВЫХ: Зарубежная церковь приветствовала начало Великой Отечественной войны, да, и в принципе всей Второй мировой войны в целом. Не секрет, что в зарубежной православной церкви высшие должности иерархов являлись предметом торга между спецслужбами III Рейха и, скажем, православными иерархами. Допустим, того же архиепископа Берлинского и Германского. Национал-социалисты потребовали от зарубежной православной церкви, чтобы он обязательно был этническим немцем. В противном случае… В противном случае ни о каком дальнейшем сотрудничестве зарубежной православной церкви с Германией практически, или с руководством государственно-политическим III Рейха речи не шло. Поэтому архиепископом Берлинским и Германским стал этнический немец Ладе.

Нацистские спецслужбы планировали активно привлекать зарубежную православную церковь для работы в русской эмигрантской среде. Цель этой работы: подыскать людей для переброски на оккупированные территории СССР, где они должны были проводить политику национал-социализма среди местного населения.

Расчет был верным: функционерами, фактическими представителями гражданской администрации на оккупированных территориях должны были выступать преданные национал-социализму лица русской национальности. И, что особенно важно - это были люди одной веры с теми, кто находится под оккупацией немецких войск. Апеллируя к православной вере, завербованные русские священники должны были пропагандировать новый режим.
Однако, несмотря на все преимущества и выгоды этого плана, между спецслужбами и партийным руководством III Рейха не было выработано единого мнения по отношению к зарубежной православной церкви.

Дмитрий ФИЛИППОВЫХ: Гитлер считал, что вообще о православии, как таковом, речи идти не может и рассматривать славян в целом и православных следует, как папуасов, и хорошо, если они вообще отойдут от православия и в конечном итоге их верования переродятся в какие-то сектантские направления, и в результате они окажутся на уровне, ну, скажем так, какого-то первобытного состояния в отношении религии. Несколько иная позиция была у главного идеолога национал-социализма Альфреда Розенберга.

Альфред Розенберг не понаслышке знал, что такое православие… Сын башмачника и матери-эстонки, он родился в Российской империи, городе Ревеле. Изучал архитектуру в Московской высшей технической школе. В октябре 1917 Розенберг жил в Москве и, представьте, симпатизировал большевикам! Правда, это быстро прошло… Важно одно - будущий главный идеолог нацизма неплохо знал русскую культуру и понимал, какое важное место занимает в ней православие. Он осознавал также, какую опасность для национал-социализма могло представлять православие, особенно его консолидирующее начало… И надо признать - в этом вопросе автор «расовой теории» несомненно был прав…

Протоиерей СТЕФАН: Что касается церкви, церковных людей, верующих, то, естественно, никто в стороне не стоял. Уже в первые дни был призыв и церкви, и правительства отдать все самое дорогое на защиту Родины. Тот подвиг, который сотворил народ, он святой. Многие принимали участие в военных действиях - священнослужители, верующие. Много было и командиров партизанских отрядов священнослужителей. Но в то время не принято было говорить об этом. Сама церковь построила эскадрилью самолетов, колонну танков, которые помогали нашим воинам.

Опасаясь консолидирующей роли РПЦ, Розенберг предполагал совместную работу с ее иерархами только на начальном этапе войны с СССР.

Особая позиция по отношению к Русской Православной Церкви была у наместников на оккупированных территориях гауляйтеров Эриха Коха, Генриха Лозе, Вильгельма Кубе, которые, будучи первыми лицами на Украине, в Прибалтике и Белоруссии, видели в православной церкви некоторую поддержку, некий идеологический механизм, умиротворяющий местное население.

Гауляйтеры напрямую не подчинялись Розенбергу, хотя он и был министром оккупированных территорий. Как партийные функционеры, они подчинялись Борману… А у партайгеноссе тоже было свое отношение к этой проблеме…

Дмитрий ФИЛИППОВЫХ: Вот эта интрига между функционерами партийными, которые, с одной стороны, подчинялись как бы в административном порядке Розенбергу, в партийном порядке подчинялись Борману, а у Бормана и Розенберга по отношению к православной церкви не было одного взгляда и видения проблемы единого, они постоянно вступали в жесткую полемику, доходящую до третейского судьи в лице Гитлера. Достаточно сказать, что Розенберг 16 раз представлял свои соображения по поводу отношения к православной церкви, и в конечном итоге не одно из этих 16-и предложений так и не было принято Гитлером.

Зарубежная православная церковь возлагала большие надежды на то, что она будет окормлять приходы на оккупированных территориях. Но уже в начальный период вторжения в СССР ей было в этом отказано - священников зарубежной РПЦ даже не допустили на оккупированные территории! Причина оказалась очень простой: по докладам нацистских спецслужб, в СССР среди православного духовенства накопился огромный потенциал противостояния советской власти за годы гонений, более мощный, чем у зарубежной православной церкви, оторванной от реалий советской жизни более чем 20 годами эмиграции.

Высшее политическое и военное руководство СССР и лично Сталин внимательно следили за настроением населения на оккупированных территориях. По линии военной разведки и НКВД, а также от руководителей партизанского движения они постоянно получали сообщения о том, что германская военная и гражданская администрации всемерно способствуют открытию православных храмов и деятельности духовенства среди населения.

Юрий РУБЦОВ: Немцы попытались расширить сеть РПЦ, в частности, при помощи оккупационных властей на оккупированных территориях было открыто до 10000 церквей и храмов. Конечно, это была огромная прибавка по сравнению с довоенным временем. И сама военная обстановка безусловно способствовала распространению религиозных верований. Другое дело, что люди шли к Богу со своими чистыми намерениями, а оккупанты, естественно, пытались эту веру людей поставить себе на службу. И пытались - и в ряде случаев небезуспешно - найти агентуру, свою агентуру среди священников Русской Православной Церкви, в частности на северо-западе страны.

И Берлин, и Москва в равной степени стремились использовать Русскую Православную Церковь в своих политических целях. Эта ситуация не могла не повлиять на перемены в политике как СССР, так и Германии, которые вынуждены были в той или иной форме разрешить деятельность Русской Православной Церкви и даже поддерживать ее.

Сталин, партийное руководство и НКВД приняли решение о восстановлении церковной жизни в стране. 4 сентябре 1943 года НКВД была организована встреча в Кремле Сталина, Молотова и Берии с тремя иерархами Русской Церкви: митрополитом Московским Сергием (Страгородским), митрополитом Ленинградским Алексием (Симанским) и митрополитом Киевским Николаем (Ярушевичем). 8 сентября в Москве впервые за несколько десятилетий собрался Собор епископов, который выбрал нового Патриарха Московского и всея Руси. Им стал Сергий (Страгородский).

…В июле 1941 года в кабинет Калининского горвоенкома вошел священник. «Епископ Василий Михайлович Ратмиров», – представился он военкому. Затем владыка Василий изложил свою просьбу – направить его на фронт…

Василий Ратмиров когда-то принадлежал к так называемой «обновленческой церкви», но разочаровался в ней и в 1939 году ушел на пенсию. В 41-м ему исполнилось 54 года. В связи с тяжелым положением в стране он обратился к Патриаршему местоблюстителю митрополиту Сергию принять его обратно в лоно Церкви… Митрополит назначил его Житомирским епископом. Но Житомир вскоре был занят немецкими оккупантами, и тогда его назначили епископом в Калинин. Он рвался на фронт и потому обратился в горвоенкомат.

Юрий РУБЦОВ: Но тут, видимо, личностью такой неординарного человека – не так часто епископы приходят к горвоенкому и просят направить на фронт – заинтересовались. Вероятно, здесь на него обратила внимание наша разведка, ведомство Судоплатова, и предложила ему, имеется в виду - Ратмирову, послужить Отечеству не на фронте, точнее - не на фронте открытой борьбы, а вот на этом, невидимом фронте борьбы с немцами для предотвращения попыток германской разведки поставить церковников РПЦ на свою службу.

Епископ Ратмиров принял предложение нашей разведки. Чуть раньше описываемых событий начальник управления НКВД по работе в тылу врага Павел Судоплатов и разведчица Зоя Рыбкина приступили к разработке операции под кодовым названием «Послушники». Впоследствии Зоя Рыбкина, известная многим советским читателям как детская писательница Зоя Воскресенская, посвятила этим событиям главу своей книги «Под псевдонимом «Ирина». Глава называлась «В храме Божьем»…

Для проведения операции было придумано прикрытие: некое антисоветское религиозное подполье, будто бы существовавшее в Куйбышеве. Эту мифическую организацию якобы поддерживала Русская Православная Церковь в Москве. Епископ Ратмиров был самой подходящей кандидатурой для церковного лидера, который по легенде должен был возглавлять это подполье. Операция была разработана до оккупации Калинина войсками вермахта. В круг церковников удалось внедрить двух молодых офицеров НКВД…

Василий Михайлович не сразу согласился взять под свою опеку этих двух разведчиков, он подробно расспрашивал, чем они будут заниматься и не осквернят ли храм кровопролитием. Зоя Рыбкина заверила его, что эти люди будут вести тайное наблюдение за врагом, военными объектами, передвижением войсковых частей, выявлять сотрудничающих с гитлеровцами деятелей РПЦ, резидентов, которых нацистские власти будут готовить для заброски в советский тыл… И епископ согласился…

…Руководителем группы назначили подполковника НКВД Василия Михайловича Иванова. Подполковник пришелся епископу по душе. А вот кандидатуру радиста, отобранного в ЦК ВЛКСМ, епископ отклонил. Участникам операции было необходимо хорошо освоить церковно-славянский язык и Устав богослужения. Ведь им предстояло под видом священнослужителей вместе с епископом Василием совершать всевозможные богослужения и требы. При этом никому и в голову не должно был прийти, что под видом православного духовенства скрываются разведчики. Специальной подготовкой руководил сам владыка Василий. Для начала он поручил радисту выучить молитву «Отче наш». Как потом вспоминала Зоя Рыбкина, «комсомолец» повел себя довольно развязно, но она знала, что тот - первоклассный радист, и надеялась на его благоразумие. К сожалению, парень оказался легкомысленным и на вопрос владыки, выучил ли он молитву, бойко ответил: «Отче наш, блины мажь. Иже еси - блины на стол неси…». «Хватит, - остановил его епископ. - Считайте себя свободным».

Юрий РУБЦОВ: И остановились, в конце концов, на кандидатурах полного тезки Ратмирова Василия Михайловича Михеева и Николая Ивановича Иванова. Вот эти два молодых человека как раз реально были подготовлены и реально вместе с Василием Михайловичем Ратмировым несли службу в соборе в оккупированном Калинине.

Разведчики получили псевдонимы: Иванов - Васько, Михеев - Михась. 18 августа 1941 года группу направили в прифронтовой Калинин. Службу они начали в Покровской церкви, но 14 октября вражеская авиация ее разбомбила, и епископ со своими помощниками перешли в городской собор.

Вскоре немцы заняли Калинин. Владыка послал Михася к бургомистру, попросил взять его и помощников на довольствие, магазины в городе опустели. Бургомистр обещал, но тут же епископа вызывали к начальнику гестапо. Владыка объяснил местному фюреру, что он епископ, при советской власти был посажен в тюрьму и отбывал наказание на Севере, в Коми. Начальник гестапо выразил надежду, что русский священник, обиженный комиссарами, окажет содействие немецкому командованию, в частности поможет выявить укрытые продовольственные склады.

Юрий РУБЦОВ: Немцы пытались его завербовать для исполнения непосредственно разведывательных функций. Но Ратмиров, поднаторевший в свое время в дискуссиях на церковную тему, сумел найти необходимую аргументацию, сумел уйти от прямого ответа, сказав, что видит свой долг в том, чтобы нести слово Божье.

Молва о владыке Василии, столь ревностно пекущемся о своих прихожанах, быстро распространилась по всему городу. Жители потянулись к собору. Это полностью соответствовало той задаче, которую возложил на себя епископ Василий. И этой богослужебной деятельности нисколько не мешали, а даже способствовали переодетые в церковные ризы офицеры НКВД… Помимо несения службы в соборе, разведгруппа успешно выполняла свое оперативное задание. Васько и Михась налаживали связи с населением, выявляли пособников оккупантов, собирали материалы о численности и расположении немецких штабов и баз, вели учет прибывающих пополнений. Собранные сведения немедленно передавались в Центр через радистку-шифровальщицу Аню Баженову (псевдоним «Марта»).

Однако то обстоятельство, что Иванов и Михеев были молодыми людьми призывного возраста, всякому стороннему наблюдателю могло показаться странным и подозрительным. По какой причине они избежали призыва? Чтобы не вызвать различных кривотолков, а главное не насторожить гестапо, Михееву пришлось во время богослужения инсценировать эпилептический припадок. Сделал он это настолько натурально, что поверила даже присутствовавшая на службе женщина-врач, служившая секретарем у бургомистра. Она бросилась к бьющемуся в припадке Михееву, прощупала пульс. Он оказался очень учащенным! С тех пор все прихожане знали, что Михеев больной и в свое время был освобожден от армии. Но больше всего группа боялась за радистку Марту, так как она жила далеко, а немцы гонялись за молодыми девушками: одних использовали в публичных домах, других угоняли на работы в Германию. Ей при помощи грима приходилось маскироваться под старуху. В таком облике молодая девушка регулярно появлялась в храме во время богослужений…

Город был в руках немцев два месяца, а когда фронт стал стремительно приближаться, разведгруппа получила указание Центра уходить с немецкой армией. О спецзадании группы никто не знал, поэтому после освобождения Калинина к нашему командованию поступило множество заявлений о «подозрительном» поведении епископа… «Смерш» чуть было не арестовал группу. Однако ведомство Судоплатова вовремя взяло ее под охрану.

Юрий РУБЦОВ: Операция продолжалась непосредственно около двух месяцев, потому что довольно быстро Калинин был возвращен. Немцев оттуда изгнали. Но, тем не менее, до определенного времени радиоигра с немцами еще продолжалась, потому что и после освобождения Калинина имитировали детальность церковного антисоветского подполья, в существование которого так искренне верили немецкие власти.

Позднее Судоплатов вспоминал: «Немцы были уверены, что имеют в Куйбышеве сильную шпионскую базу. Регулярно поддерживая радиосвязь со своим разведбюро под Псковом, они постоянно получали от нас ложные сведения о переброске сырья и боеприпасов из Сибири на фронт. Располагая достоверной информацией от своих агентов, мы в то же время успешно противостояли попыткам псковских церковников, сотрудничавших с немцами, присвоить себе полномочия по руководству приходами православной церкви на оккупированной территории».

Результаты работы разведгруппы были убедительны. Разведчики сообщили о выявленных ими более 30 агентов гестапо, поименно и с адресами, а также места тайных складов оружия…

Патриотический подвиг епископа Василия Ратмирова был высоко оценен. Решением Синода ему был присвоен сан архиепископа. По приказу Сталина епископ Ратмиров после войны был награжден золотыми часами и медалью. Другие члены группы были награждены орденом "Знак Почета". По указанию Патриарха Алексия I владыка Василий был назначен архиепископом Минским.

Дмитрий ФИЛИППОВЫХ: Оставаясь на территории, оккупированной противником, священнослужители по мере своих сил и возможностей выполняли свой патриотический долг. Они являлись духовными защитниками Отечества – Руси, России, Советского Союза, хотели или не хотели бы оккупанты говорить об этом.

Юрий РУБЦОВ: И сама церковь, и многомиллионные массы верующих пошли на союз, прочный союз с государством во имя спасения Родины. Этот союз невозможен был до войны…

Рассчитывая на покорность и сотрудничество иерархов Православной Церкви с оккупационными властями, нацисты не учли одно очень важное обстоятельство: несмотря на долгие годы гонений, эти люди не переставали быть русскими и любить свою Родину, несмотря на то, что она называлась Советским Союзом…

Как считаете, есть в чём покопаться?

В годы Великой Отечественной Русская Православная Церковь, несмотря на многолетние довоенные репрессии и подозрительное отношение к себе со стороны государства, словом и делом доказала, что является по-настоящему патриотической организацией, внеся весомый вклад в общее дело победы над грозным врагом.

Митрополит Сергий: пророчество о судьбе фашизма

Патриарх Сергий (Страгородский)

Свою позицию РПЦ четко обозначила с первого дня войны. 22 июня 1941 года ее глава, митрополит Московский и Коломенский Сергий (Страгородский) обратился ко всем православным верующим страны с письменным посланием «К пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», в котором заявил, что Церковь всегда разделяла судьбу своего народа.

Так было и во времена Александра Невского, громившего псов-рыцарей, и во времена Дмитрия Донского, получившего благословение от игумена земли Русской Сергия Радонежского перед Куликовской битвой. Не оставит Церковь своего народа и теперь, благословляя на предстоящий подвиг.

Владыка прозорливо подчеркнул, что «фашизм, признающий законом только голую силу и привыкший глумиться над высокими требованиями чести и морали», постигнет та же участь, что и других захватчиков, когда-то вторгавшихся в нашу страну.

26 июня 1941 года Сергий отслужил в Богоявленском соборе Москвы молебен «О даровании победы», и с этого дня во всех храмах страны почти до самого конца войны начали совершаться подобные молебствования.

Положение Церкви накануне войны

Благовещенский храм в Смоленской области без крестов. Фото 1941 года.

Руководство страны не сразу оценило патриотический настрой Московского Патриархата. И это не удивительно. С начала революции 1917 года Православная Церковь в Советской России считалась чужеродным элементом и пережила немало тяжелейших моментов в своей истории. В гражданскую войну множество священнослужителей было расстреляно без суда и следствия, храмы разорены и разграблены.

В 20-е годы истребление духовенства и мирян продолжалось, при этом, в отличие от предыдущих бесчинств, в СССР этот процесс проходил с помощью показательных судов. Церковное же имущество изымалось под предлогом помощи голодающим Поволжья.

В начале 30-х годов, когда началась коллективизация и «раскулачивание» крестьян, Церковь объявили единственной «легальной» контрреволюционной силой в стране. Был взорван кафедральный в Москве, по стране прокатилась волна уничтожения церквей и превращение их в склады, и клубы под лозунгом «Борьба против религии - борьба за социализм».

Была поставлена задача – в ходе «безбожной пятилетки» 1932–1937 годов уничтожить все храмы, церкви, костелы, синагоги, молельные дома, мечети и дацаны, охватив антирелигиозной пропагандой всех жителей СССР, в первую очередь, молодежь.

Священномученик Петр Полянский). Икона. azbyka.ru

Несмотря на то, что были закрыты все монастыри и подавляющее большинство храмов, выполнить задачу до конца не удалось. Согласно переписи населения 1937 года верующими назвали себя две трети селян и треть горожан, то есть более половины советских граждан.

Но главное испытание было впереди. В 1937–1938 годах в ходе «большого террора» был репрессирован или расстрелян каждый второй священнослужитель, включая митрополита , на которого после смерти патриарха Тихона в 1925 году были возложены обязанности Патриаршего Местоблюстителя.

К началу войны в РПЦ было всего лишь несколько епископов, и менее тысячи храмов, не считая тех, которые действовали на присоединенных в 1939–40 годах к СССР территориях западных Украины и Белоруссии и стран Прибалтики. Сам митрополит Сергий, ставший Патриаршим Местоблюстителем, и остающиеся на свободе архиереи жили в постоянном ожидании ареста.

Судьба церковного послания: только после речи Сталина

Характерно, что послание митрополита Сергия от 22 июня власть разрешила огласить в храмах только 6 июля 1941 года. Спустя три дня после того, как молчавший почти две недели фактический глава государства Иосиф Сталин обратился по радио к согражданам со знаменитым обращением «Братья и сестры!», в котором признал, что Красная Армия понесла тяжелые потери и отступает.

Одна из заключительных фраз сталинского выступления «Все наши силы - на поддержку нашей героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота! Все силы народа - на разгром врага!» стала охранительной грамотой для Русской Православной Церкви, которая ранее рассматривалась органами НКВД чуть ли не как пятая колонна.

Война, которую Сталин назвал Великой Отечественной, разворачивалась совсем не по тому сценарию, что предполагали в Москве. Германские войска стремительно наступали по всем направлениям, захватывая крупные города и важнейшие области, такие, как Донбасс с его углем.

Осенью 1941-го вермахт начал продвижение к столице СССР. Шла речь о самом существовании страны, и в этих тяжелейших условиях водораздел пролег между теми, кто поднялся на борьбу с грозным врагом, и теми, кто трусливо уклонялся от этого.

Русская Православная Церковь оказалась в рядах первых. Достаточно сказать, что за годы войны митрополит Сергий обращался к православному народу с патриотическими посланиями 24 раза. Не остались в стороне и другие иерархи РПЦ.

Святитель Лука: от ссылки до Сталинской премии

Святитель Лука Войно-Ясенецкий в мастерской скульптора, 1947 год

В начале войны в адрес Председателя Президиума Верховного Совета СССР Михаила Калинина поступила телеграмма от архиепископа , в котором священнослужитель, находящийся в ссылке в Красноярском крае, сообщал, что являясь специалистом по гнойной хирургии, «готов оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено».

Заканчивалась телеграмма просьбой прервать его ссылку и направить в госпиталь, при этом после войны архиерей выражал готовность вернуться обратно в изгнание.

Его прошение было удовлетворено, и с октября 1941 года 64-летний профессор Валентин Войно-Ясенецкий был назначен главным хирургом местного эвакуационного госпиталя и стал консультантом всех красноярских больниц. Талантливый хирург, принявший духовный сан в 20-х годах, делал по 3-4 операции в день, показывая пример более молодым коллегам.

В конце декабря 1942 года ему без отрыва от работы военным хирургом, было поручено управление Красноярской епархией. В 1944 году, после того, как госпиталь переехал в Тамбовскую область, этот уникальный человек, совмещавший в себе способности маститого врача и выдающегося духовника, возглавил местную епархию, где впоследствии было открыто немало храмов и перечислено на военные нужды около миллиона рублей.

Танки и самолеты от Православной церкви

Любовь к Родине и ее защита от врагов всегда была заветом всех православных христиан. Поэтому верующие особенно горячо отнеслись к призыву о помощи на нужды фронта, и на поддержку раненых бойцов. Они несли не только деньги и облигации, но и драгоценные металлы, обувь, полотенца, полотно, заготавливалось и сдавалось немало валяной и кожаной обуви, шинелей, носков, перчаток, белья.

«Так внешне материально выразилось отношение верующих к переживаемым событиям, ибо нет православной семьи, члены которой прямо или косвенно не приняли бы участие в защите Родины», - сообщал протоиерей А. Архангельский в письме к митрополиту Сергию.

Если учесть, что к началу Великой Отечественной Православная Церковь в СССР была почти разгромлена, это можно назвать поистине чудом.

Зам. командира стрелковой роты, будущий патриарх Пимен

Старший лейтенант Извеков С. М. (будущий патриарх Пимен), 1940-е гг.

Невиданная в истории человечества по своему размаху и ожесточенности война властно требовала и ратного участия. В отличие от , когда в рядах русской армии священники официально допускались до боевых действий, в 1941–1945 годах многие клирики РПЦ воевали обычными бойцами и командирами.

Иеромонах Пимен (Извеков), будущий Патриарх, был заместителем командира стрелковой роты. Диакон Костромского кафедрального собора Борис Васильев, после войны ставший протоиереем, воевал командиром взвода разведки и дослужился до заместителя командира полковой разведки.

Немало будущих священнослужителей во время Великой Отечественной были в самом пекле войны. Так, архимандрит Алипий (Воронов) в 1942–1945 годах участвовал во многих боевых операциях в качестве стрелка в составе 4-й танковой армии и закончил свой ратный путь в Берлине. Митрополит Калининский и Кашинский Алексей (Коноплев), был награжден медалью «За боевые заслуги» – за то, что, несмотря на тяжелое ранение, не бросил во время боя свой пулемет.

Воевали священники и по ту сторону фронта, в тылу врага. Как, например, протоиерей Александр Романушко, настоятель церкви села Мало-Плотницкое Логишинского района Пинской области, который вместе с двумя сыновьями в составе партизанского отряда не раз участвовал в боевых операциях, ходил в разведку и был по праву награжден медалью «Партизану Отечественной войны» I степени.

Боевая награда патриарха Алексия I

Священнослужители Русской Православной Церкви, награжденные медалью «За оборону Ленинграда». 15.10.1943. Первый справа – будущий патриарх, митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий

Представители Церкви сполна разделяли со своим народом все тяготы и ужасы войны. Так, будущий Патриарх, митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), который оставался в городе на Неве весь страшный период блокады, проповедовал, ободрял, утешал верующих, причащал и служил зачастую один, без диакона.

Владыка неоднократно обращался к пастве с патриотическими воззваниями, первым из которых стало его обращение 26 июня 1941 года. В нем он призвал ленинградцев выступить с оружием на защиту своей страны, подчеркнув, что «Церковь благословляет эти подвиги и всё, что творит каждый русский человек для защиты своего Отечества».

После прорыва блокады города глава Ленинградской епархии вместе с группой православных священнослужителей был отмечен боевой наградой – медалью «За оборону Ленинграда».

К 1943 году отношение руководства СССР в лице Сталина осознало, что народ воюет не за всемирную революцию и Коммунистическую партию, а за своих родных и близких, за Родину. Что война, действительно, Отечественная.

1943 год - перелом в отношении государства к Церкви

В итоге был ликвидирован институт военных комиссаров и распущен Третий интернационал, в армии и на флоте ввели погоны, были разрешены к употреблению обращения «офицеры», «солдаты». Изменилось отношение и к Русской Православной Церкви.

«Союз воинствующих безбожников» фактически прекратил свое существование, а 4 сентября 1943 года Сталин встретился с руководством Московской патриархии.

В ходе почти двухчасовой беседы митрополит Сергий поднял вопрос о необходимости увеличения числа приходов и об освобождении священников и архиереев из ссылок, лагерей и тюрем, о предоставлении беспрепятственного совершения богослужений и об открытии духовных заведений.

Важнейшим итогом встречи стало появление у Русской Православной Церкви Патриарха – впервые с 1925 года. Решением Архиерейского собора РПЦ, проходившего 8 сентября 1943 года в Москве, Патриархом единогласно был избран митрополит Сергий (Страгородский). После его безвременной смерти в мае 1944 года новым главой Церкви 2 февраля 1945-го стал митрополит Алексий (Симанский), при котором клир и верующие встретили Победу в войне.

Великая Отечественная война явилась новым этапом в жизни Русской православной церкви, патриотическое служение духовенства и верующих стало выражением естественного чувства любви к Родине.

Глава Церкви, патриарший местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский), обратился к пастве в первый же день войны, на 12 дней раньше, чем советский лидер Иосиф Сталин (Джугашвили). «Не в первый раз приходится русскому народу выдерживать испытания, – писал владыка Сергий. – С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении потому, что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед Родиной и верой, и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы – православные, родные им и по плоти, и по вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить Отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может».

На следующий день войны, 23 июня, по предложению митрополита Алексия (Симанского) приходы Ленинграда начали сбор пожертвований в Фонд обороны и советский Красный Крест.

Двадцать шестого июня 1941 г. в Богоявленском кафедральном соборе состоялся молебен о даровании Победы.

После молебна митрополит Сергий обратился к верующим с проповедью, в которой были и такие слова: «Пусть гроза надвигается. Мы знаем, что она приносит не одни бедствия, но и пользу: она освежает воздух и изгонят всякие миазмы: равнодушие ко благу Отечества, двурушничество, служение личной наживе и пр. У нас уже имеются некоторые признаки такого оздоровления. Разве не радостно, например, видеть, что с первыми ударами грозы мы вот в таком множестве собрались в наш храм и начало нашего всенародного подвига в защиту родной земли освящаем церковным богослужением».

В этот же день с архипастырским посланием обратился к своей пастве и митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), призвав защищать Родину. О влиянии этих посланий можно судить по фактам отношения оккупационных властей к распространению пастырских обращений. В сентябре 1941 г. за чтение в храмах первого послания митрополита Сергия в Киеве были расстреляны архимандрит Александр (Вишняков) – настоятель Николо-Набережной церкви – и протоиерей Павел Остренский, в Симферополе за чтение и распространение этого патриотического воззвания были расстреляны протоиерей Николай Швец, дьякон Александр Бондаренко, старец Викентий.

Послания предстоятеля Церкви (а их за период войны было свыше 20) носили не только консолидирующий характер, но имели и разъяснительные цели. В них определялись твердая позиция Церкви по отношению к захватчикам и войне в целом.

Четвертого октября 1941 г., когда Москве угрожала смертельная опасность и население переживало тревожные дни, митрополит Сергий выпустил Послание к московской пастве, призывая к спокойствию мирян и предупреждая колеблющееся духовенство: «Ходят слухи, которым не хотелось бы верить, будто есть и среди наших православных пастырей лица, готовые идти в услужение ко врагам нашей Родины и Церкви, – вместо святого креста осеняться языческой свастикой. Не хочется этому верить, но если бы вопреки всему нашлись такие пастыри, я им напомню, что Святой нашей Церкви, кроме слова увещания, вручен Господом и духовный меч, карающий нарушителей присяги».

В ноябре 1941 г., уже находясь в Ульяновске, митрополит Сергий (Страгородский) обратился с посланием, укреплявшим в народе уверенность в близком часе Победы: «Премудрый же и Всеблагий Вершитель судеб человеческих да увенчает наши усилия конечной побед и да ниспошлет успехи воинству русскому, залог нравственного и культурного преуспевания человечества».

Особое внимание в своих посланиях митрополит Сергий уделял верующим на временно оккупированных территориях. В январе 1942 г. в специальном обращении патриарший местоблюститель напомнил православным, чтобы они, находясь в плену у врага, не забывали, что они – русские, и сознательно или по недомыслию не оказались предателями своей Родины. Митрополит Сергий также содействовал и организации партизанского движения. Так, в послании подчеркнуто: «Пусть ваши местные партизаны будут и для вас не только примером и одобрением, но и предметом непрестанного попечения. Помните, что всякая услуга, оказанная партизану, есть заслуга перед Родиной и лишний шаг к вашему собственному освобождению от фашистского плена».

Послания митрополита нарушали советские законы, ибо те запрещали любую деятельность Церкви за пределами стен храма и любое вмешательство в дела государства. Тем не менее все выпущенные местоблюстителем обращения и послания откликались на все основные события в военной жизни сражавшейся страны. Патриотическая позиция Церкви была замечена руководством страны с первых дней войны. С 16 июля 1941 г. советская пресса начала публиковать положительные материалы о Церкви и верующих в СССР. В «Правде» впервые были опубликованы сведения о патриотической деятельности православного духовенства. Такие сообщения в центральной прессе стали регулярными. Всего с этого времени по июль 1945 г. в центральной прессе (газеты «Правда» и «Известия») было опубликовано свыше 100 статей и сообщений, где в той или иной степени затрагивались религиозные проблемы и тема патриотического участия верующих в Великой Отечественной войне.

Руководствуясь гражданскими чувствами, иерархи, священники и верующие не ограничивались только молебнами о даровании победы Красной армии, а с первых дней войны участвовали в оказании материальной помощи фронту и тылу. Духовенство в Горьком и Харькове, а затем по всей стране организовывало сбор теплых вещей и подарков бойцам. В Фонд обороны вносились деньги, золотые и серебряные вещи, облигации государственных займов.

Фактически легализовать сбор денег и вещей верующих (незаконные по постановлению «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г.) митрополиту Сергию удалось лишь в 1943 г., после телеграммы И. Сталину (Джугашвили) от 5 января. В ней говорилось: «Сердечно приветствую Вас от имени Православной Русской Церкви. Молитвенно желаю в Новом году Вам здоровья и успехов во всех Ваших начинаниях на благо вверенной Вам родной страны. Нашим особым посланием приглашаю духовенство, верующих жертвовать на постройку колонны танков имени Дмитрия Донского. Для начала Патриархия вносит 100 тысяч рублей, Елоховский кафедральный собор в Москве вносит 300 тысяч, настоятель собора Колчицкий Николай Федорович – 100 тысяч. Просим в Госбанке открытие специального счета. Да завершится победой над темными силами фашизма общенародный подвиг, Вами возглавляемый. Патриарший местоблюститель Сергий, Митрополит Московский».

В ответной телеграмме разрешение на открытие счета было дано. Там же прозвучали и слова благодарности Церкви за ее деятельность: «Патриаршему Местоблюстителю Сергию, Митрополиту Московскому. Прошу передать православному духовенству и верующим мой привет и благодарность Красной армии за заботу о бронетанковых силах Красной армии. Указание об открытии специального счета в Госбанке дано. И. Сталин».

С получением этого разрешения Церковь де-факто получила право юридического лица. В конце 1944 г. каждая епархия прислала в Синод отчет о своей деятельности в суммарном выражении с 22 июня 1941 г. по 1 июля 1944 г. Духовенство и верующие собирали средства на нужды обороны, подарки бойцам Красной армии, больным и раненым, находящимся в госпиталях, на оказание помощи инвалидам Отечественной войны, детям и детским учреждениям, семьям красных воинов. Сборы шли не только денежные, но и драгоценными предметами, продуктами и необходимыми вещами, такими как, например, вафельные полотенца для госпиталей. За отчетный период взносы приходов Русской православной церкви составили 200 млн рублей. Общее количество собранных средств за весь военный период превысило 300 млн рублей.

Из этого количества собранных денег 8 млн рублей были использованы на покупку 40 танков Т-34, построенных на танковом заводе Челябинска. Они и составили колонну с надписями на башнях боевых машин: «Дмитрий Донской». Передача колонны частям Красной армии состоялась в деревне Горенки, что в 5 километрах северо-западнее Тулы, по месту расположения комплектующихся военных частей.

Грозную технику получили 38-й и 516-й отдельные танковые полки. К этому времени оба прошли нелегкие боевые пути. Первый участвовал в боях на демянском плацдарме, под Вязьмой и Ржевом, освобождал города Невель и Великие Луки, бил врага под Ленинградом и Новгородом. Под Тулой боевые пути полков разойдутся. 38-й уйдет в юго-западные области Украины, 516-й – в Белоруссию. По-разному сложится военная судьба боевых машин «Дмитрия Донского». Короткой и яркой будет она для 38-го полка, продолжительной окажется у 516-го. Но 8 марта 1944 г., в день вручения общецерковной колонны, они стояли на одном заснеженном поле. Каждому согласно штату полагалось по 21 танку. Такое количество получил только 516-й полк, 38-му досталось девятнадцать.

Учитывая высокую значимость патриотического акта верующих, в день передачи колонны состоялся торжественный митинг, на котором перед танкистами по поручению патриарха Сергия (Страгородского) выступил митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич). Это была первая официальная встреча представителя епископата Русской православной церкви с бойцами и командующими Красной армии.

Первым боевое крещение получил 38-й отдельный танковый полк в Уманско-Ботошанской операции, участвуя в составе войск 2-го Украинского фронта в освобождении юго-западных областей Украины и части Бессарабии. Совершив 12-суточный комбинированный марш в районе г. Умани, полк в ночь с 23 на 24 марта 1944 г. принял бой. К 25 марта совместно со стрелковыми подразделениями 94-й гвардейской стрелковой дивизии 53-й армии были освобождены населенные пункты Казацкое, Корытное, Бендзари. Первые бои принесли и первые потери боевых машин. В начале апреля 1944 г. в составе полка оставалось только 9 танков. Но воля к победе и желание воинства с честью пронести на броне имя Дмитрия Донского не ослабевали. Героическими действиями отличился личный состав 38-го полка при форсировании реки Днестр с последующим выходом на государственную границу СССР. За успешное выполнение боевых задач приказом Верховного Главнокомандующего от 8 апреля 1944 г. полку было присвоено почетное наименование «Днестровский». Менее чем за два месяца полк прошел с боями свыше 130 км, более 500 км сумел преодолеть маршем по бездорожью на своих танках. За этот период танкисты уничтожили около 1420 гитлеровцев, 40 различных орудий, 108 пулеметов, подбили и захватили 38 танков, 17 бронетранспортеров, 101 транспортную автомашину, захватили 3 склада горючего и взяли в плен 84 немецких солдат и офицеров.

Двадцать один солдат и десять офицеров полка пали смертью храбрых на полях сражений. За проявленное мужество, доблесть и героизм 49 танкистов были награждены орденами и медалями СССР.

В последующем, находясь в резерве Ставки, 38-й полк был переименован в 74-й отдельный тяжелый танковый, а затем переформирован в 364-й тяжелый самоходный артиллерийский полк. При этом, учитывая высокие боевые заслуги личного состава в ходе Уманско-Ботошанской операции, ему было присвоено звание «Гвардейский» и сохранено почетное наименование «Днестровский».

Другой полк, получивший боевые машины из колонны имени Дмитрия Донского, – 516-й отдельный огнеметный танковый – начал боевые действия 16 июля 1944 г. совместно с 2-й штурмовой инженерно-саперной бригадой 1-го Белорусского фронта. Ввиду установленного на танках огнеметного вооружения (бывшего в то время секретным) подразделения этого полка привлекались к выполнению специальных боевых задач и на особо тяжелых участках фронта во взаимодействии со штурмовыми батальонами. В благодарственном письме командования полка на имя митрополита Николая (Ярушевича) были такие слова: «Вы говорили: “Гоните ненавистного врага из нашей Великой Руси. Пусть славное имя Дмитрия Донского ведет нас на битву, братья-воины”. Выполняя этот наказ, рядовые, сержанты и офицеры нашей части, на врученных Вами танках, полные любви к своей Матери-Родине, к своему народу, успешно громят заклятого врага, изгоняя его из нашей земли… Имя великого русского полководца Дмитрия Донского, как немеркнущую славу оружия, мы пронесли на броне наших танков вперед на Запад, к полной и окончательной победе».

Танкисты сдержали слово. В январе 1945 г. они смело действовали при штурме сильных укреплений Познани, а весной воевали на Зеяловских высотах. Танки «Дмитрий Донской» дошли до Берлина.

О беспредельном мужестве и героизме танкистов свидетельствует тот факт, что 19 человек, сражаясь до последнего дыхания, сгорели в своих боевых машинах. Среди них посмертно награжденные орденами Отечественной войны I степени командир танкового взвода лейтенант А. К. Гогин и механик-водитель А. А. Соломко.

Так в борьбе за общие идеалы в годы Великой Отечественной войны патриотические чаяния русских верующих и духовенства воедино слились с героизмом и доблестью воинов Красной армии. Как много лет назад, над ними веяли знамена Дмитрия Донского, олицетворявшие победу над сильным врагом.

Несомненно, что сбор средств в Фонд обороны, на подарки Красной армии, на помощь сиротам, воинам-инвалидам, семьям погибших составил важную часть деятельности Русской православной церкви в годы войны. Но была еще одна важнейшая форма деятельности – молебны о победе русского воинства. Одним из величайших молитвенников в военные годы был иеросхимонах Серафим Вырицкий.

Когда немцы вошли в город, старец успокаивал многих растерявшихся, говоря, что ни одного жилого дома не будет разрушено. (В Вырице, действительно, были разрушены только вокзал, сберкасса и мост.) Тысячу дней стоял он на молитве о спасении России. Он возносил постоянную молитву не только в своей келье, но и в саду на камне перед устроенной на сосне иконой преподобного Серафима Саровского, кормящего дикого медведя. Этот уголок старец называл «Саров». В 1942 г. отец Серафим писал о своих бдениях:

«И в радости, и в горе, монах, старец больной
Идет к святой иконе в саду, в тиши ночной.
Чтоб Богу помолиться за мир и всех людей
И старцу поклонится о Родине своей.
Молись Благой Царице, Великий Серафим,
Она Христа десница, помощница больным.
Заступница убогим, одежда для нагих,
В скорбях великих многих спасет рабов своих…
В грехах мы погибаем, от Бога отступив,
И Бога оскорбляем в деяниях своих».

Старец увидел Победу, которую он приближал своими молитвами. Не прекращал отец Серафим принимать людей и после войны. Их стало еще больше. В основном это были родственники пропавших без вести воинов.

Особенно следует сказать о патриотической деятельности Церкви на временно оккупированной территории. Священники являлись подчас единственным связующим звеном между партизанами и местными жителями и получили славное прозвище «партизанских попов».

Медалью «Партизан Отечественной войны» была отмечена деятельность отца Федора Пузанова из села Бродовичи-Заполье на Псковщине. В годы войны он стал разведчиком 5-й партизанской бригады. Георгиевский кавалер Первой мировой войны, он, пользуясь относительной свободой передвижения, разрешенной ему оккупантами как священнику сельского прихода, вел разведывательную работу, снабжал партизан хлебом и одеждой, первым отдал им свою корову, сообщал данные о передвижениях немцев. Кроме этого, он вел беседы с верующими и, передвигаясь от села к селу, знакомил жителей с положением в стране и на фронтах. В январе 1944 г. во время отступления немецких войск отец Феодор спас от угона в Германию более 300 своих земляков.

«Партизанским попом» был и отец Василий Копычко, настоятель Одрижинской Успенской церкви Ивановского района Пинской области в Белоруссии. С начала войны он совершал богослужения ночью, без освещения, чтобы не быть замеченным немцами. Пастырь знакомил прихожан со сводками Информбюро, с посланиями митрополита Сергия. Позже отец Василий стал партизанским связным и продолжал им быть до освобождения Белоруссии.

Свой вклад в дело победы вносили и монашествующие. (В конце войны на территории РСФСР не осталось ни одного действующего монастыря, лишь в присоединенных областях Молдавии, Украины, Белоруссии их насчитывалось 46.) В годы оккупации на временно занятой врагом территории возобновили свою деятельность 29 православных монастырей. Так, например, Курский Свято-Троицкий женский монастырь начал действовать в марте 1942 г. Только за несколько месяцев 1944 г. монахини сдали в Фонд обороны 70 тыс. рублей, Днепропетровский Тихвинский женский монастырь – 50 тыс., Одесский Михайловский женский монастырь – 100 тыс. рублей. Монахини помогали Красной армии не только пожертвованиями, но и сбором теплых вещей и полотенец, так нужных в госпиталях и медсанбатах. Инокини Одесского Михайловского женского монастыря вместе со своей настоятельницей игуменьей Анатолией (Букач) собрали и передали военным медикам значительное количество лекарственных препаратов.

Патриотическая церковная деятельность в первые годы войны была замечена и по достоинству оценена советским руководством, оказав определенное влияние на изменение религиозной политики государства в военный период.

В день Пасхи Христовой, 6 мая 1945 г., в своем дневнике писатель М. М. Пришвин записал «…Мы были возле церкви Иоанна Воина в тесной толпе, выходящей далеко за церковную ограду на улицу. Из боковой двери над головами валил пар дыхания стоявших в церкви. Вот бы иностранцу посмотреть, как молятся русские и чему радуются! Когда из церкви послышалось “Христос Воскресе!” и весь народ подхватил – это была радость!

Нет, не только одним холодным расчетом была сделана победа: корни победы надо искать здесь, в этой радости сомкнутых дыханий. Знаю, что не Христос вел людей на войну и радостно от войны никому не было, но опять-таки не один расчет и внешний расчет определил победу. И когда теперь всякий простолюдин, введенный собеседником в раздумье о жизни, говорит: “Нет, что-то есть!” – это “нет” он обращает к безбожникам и к себе самому, не веровавшему в победу. А то “что-то” есть Бог, определяющий, как вот в этой заутрени, свою внутреннюю организацию, и свободный порядок, и вот это “что-то” (Бог) есть!»

Воскресный день 22 июня 1941 г., день нападения фашистской Германии на Советский Союз, совпал с празднованием памяти Всех святых, в земле Российской просиявших. Казалось бы, начавшаяся война должна была обострить противоречия между и государством, уже более двадцати лет гнавшим ее. Однако этого не произошло. Дух любви, присущий Церкви, оказался сильнее обид и предубеждений. В лице Патриаршего Местоблюстителя митрополита дала точную, взвешенную оценку разворачивавшихся событий, определила свое отношение к ним. В момент всеобщей растерянности, смуты и отчаяния голос Церкви прозвучал особенно отчетливо. Узнав о нападении на СССР, митрополит Сергий вернулся в свою скромную резиденцию из Богоявленского собора, где он служил Литургию, сразу же ушел к себе в кабинет, написал и собственноручно напечатал на машинке «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви». «Невзирая на свои физические недостатки – глухоту и малоподвижность, – вспоминал позднее архиепископ Ярославский Димитрий (Градусов), – митрополит Сергий оказался на редкость чутким и энергичным: свое послание он не только сумел написать, но и разослать по всем уголкам необъятной Родины». Послание гласило: «Православная наша всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг...». В грозный час вражеского нашествия мудрый первоиерарх увидел за расстановкой политических сил на международной арене, за столкновением держав, интересов и идеологий главную опасность, грозившую уничтожением тысячелетней России. Выбор митрополита Сергия, как и каждого верующего в те дни, не был простым и однозначным. В годы гонений он вместе со всей пил из одной чаши страданий и мученичества. И теперь всем своим архипастырским и исповедническим авторитетом убеждал священников не оставаться молчаливыми свидетелями и тем более не предаваться размышлениям о возможных выгодах по другую сторону фронта. В послании четко отражена позиция Русской Православной Церкви, основанная на глубоком понимании патриотизма, чувстве ответственности перед Богом за судьбу земного Отечества. Впоследствии на Соборе епископов Православной Церкви 8 сентября 1943 г. сам митрополит, вспоминая о первых месяцах войны, говорил: «Какую позицию должна занять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумываться, потому что прежде, чем мы успели определить, как-нибудь свое положение, оно уже определилось, – фашисты напали на нашу страну, ее опустошали, уводили в плен наших соотечественников, всячески их там мучили, грабили... Так что уже простое приличие не позволило бы нам занять какую-нибудь другую позицию, кроме той, какую мы заняли, т. е. безусловно отрицательную ко всему, что носит на себе печать фашизма, печать, враждебную к нашей стране». Всего за годы войны Патриарший Местоблюститель выпустил до 23-х патриотических посланий.

Митрополит Сергий не был одинок в своем призыве к православному народу. Ленинградский митрополит Алексий (Симанский) призывал верующих «жизнь свою положить за целость, за честь, за счастье любимой Родины». В своих посланиях он прежде всего писал о патриотизме и религиозности русского народа: «Как во времена Димитрия Донского и святого Александра Невского, как в эпоху борьбы с Наполеоном, не только патриотизму русских людей обязана была победа Русского народа, но и его глубокой вере в помощь Божию правому делу… Мы будем непоколебимы в нашей вере в конечную победу над ложью и злом, в окончательную победу над врагом».

С патриотическими посланиями к пастве обращался и другой ближайший сподвижник Местоблюстителя митрополит Николай (Ярушевич), который часто выезжал на передовую, совершая богослужения в местных церквах, произнося проповеди , которыми утешал исстрадавшийся народ, вселяя надежду на всемогущую помощь Божию, призывая паству к верности Отечеству. В первую годовщину начала Великой Отечественной войны, 22 июня 1942 г., митрополит Николай обратился с посланием к пастве, жившей на территории, оккупированной немцами: «Исполнился год, как фашистский зверь заливает кровью нашу родную землю. Этот ворог подвергает осквернению наши святые храмы Божии. И кровь убиенных, и разоренные святыни, и разрушенные храмы Божии – все вопиет к небу об отмщении!.. Святая Церковь радуется, что среди вас на святое дело спасения Родины от врага восстают народные герои – славные партизаны, для которых нет выше счастья, как бороться за Родину и, если нужно, и умереть за нее».

В далекой Америке бывший глава военного духовенства белой армии митрополит Вениамин (Федченков) призывал Божие благословение на воинов советской армии, на весь народ, любовь к которому не прошла и не уменьшилась в годы вынужденной разлуки. 2 июля 1941 г. он выступил на многотысячном митинге в Медисон-Сквер-Гарден с обращением к соотечественникам, союзникам, ко всем людям, сочувствовавшим борьбе с фашизмом, и подчеркнул особый, промыслительный для всего человечества характер совершавшихся на Востоке Европы событий, сказав, что от судьбы России зависят судьбы всего мира. Особое внимание Владыка Вениамин обратил на день начала войны – день Всех святых, в земле Российской просиявших, считая, что это есть «знак милости русских святых к общей нашей Родине и дает нам великую надежду, что начатая борьба кончится благим для нас концом».

С первого дня войны иерархи в своих посланиях выразили отношение Церкви к начавшейся войне как освободительной и справедливой, благословили защитников Родины. Послания утешали верующих в скорби, призывали их к самоотверженному труду в тылу, мужественному участию в боевых операциях, поддерживали веру в окончательную победу над врагом, способствуя тем формированию высоких патриотических чувств и убеждений среди тысяч соотечественников.

Характеристика действий Церкви в годы войны будет не полной, если не сказать, что действия иерархов, распространявших свои послания, были противозаконны, так как после постановления ВЦИК и СНК о религиозных объединениях 1929 г. район деятельности служителей культа, религиозных проповедников был ограничен местонахождением членов обслуживаемого ими религиозного объединения и местонахождением соответствующего молитвенного помещения.

Не только на словах, но и на деле не оставила народа своего, разделила с ним все тяготы войны. Проявления патриотической деятельности Русской Церкви были очень разнообразны. Епископы, священники, миряне, верные чада Церкви, совершали свой подвиг независимо от линии фронта: глубоко в тылу, на передовой, на оккупированных территориях.

1941 г. застал епископа Луку (Войно-Ясенецкого) в уже третьей по счету ссылке, в Красноярском крае. Когда началась Великая Отечественная война, епископ Лука не остался в стороне, не таил обиду. Он пришел к руководству райцентра и предложил свой опыт, знание и мастерство для лечения воинов советской армии. В это время в Красноярске организовывался огромный госпиталь. С фронта уже шли эшелоны с ранеными. В октябре 1941 г. епископ Лука был назначен консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакогоспиталя. Он с головой погрузился в многотрудную и напряженную хирургическую работу. Самые тяжелые операции, осложненные обширными нагноениями, приходилось делать прославленному хирургу. В середине 1942 г. срок ссылки закончился. Епископ Лука был возведен в сан архиепископа и назначен на Красноярскую кафедру. Но, возглавляя кафедру, он, как и раньше, продолжал хирургическую работу, возвращая в строй защитников Отечества. Напряженная работа архиепископа в красноярских госпиталях давала блестящие научные результаты. В конце 1943 г. было опубликовано 2-е издание «Очерков гнойной хирургии», переработанное и значительно дополненное, а в 1944-м г. вышла книга «Поздние резекции инфицированных огнестрельных ранений суставов». За эти два труда святителю Луке была присуждена Сталинская премия I степени. Часть этой премии Владыка перечислил в помощь детям, пострадавшим в войне.

Столь же самоотверженно в осажденном Ленинграде свои архипастырские труды нес митрополит Ленинградский Алексий, большую часть блокады проведший со своей многострадальной паствой. В начале войны в Ленинграде оставалось пять действующих храмов: Никольский Морской собор, Князь-Владимирский и Преображенский соборы и две кладбищенские церкви. Митрополит Алексий жил при Никольском соборе и служил в нем каждое воскресенье, часто без диакона. Своими проповедями и посланиями он наполнял души исстрадавшихся ленинградцев мужеством и надеждой. В Вербное воскресенье в храмах было прочитано его архипастырское обращение, в котором он призывал верующих самоотверженно помогать воинам честной работой в тылу. Он писал: «Победа достигается силой не одного оружия, а силой всеобщего подъема и могучей веры в победу, упованием на Бога, венчающего торжеством оружия правды, «спасающего» нас «от малодушия и от бури» (). И само воинство наше сильно не одной численностью и мощью оружия, в него переливается и зажигает сердца воинов тот дух единения и воодушевления, которым живет весь русский народ».

Имевшую глубокое духовно-нравственное значение деятельность духовенства в дни блокады вынуждено было признать и советское правительство. Многие священнослужители во главе с митрополитом Алексием были награждены медалью «За оборону Ленинграда».

Аналогичной наградой, но уже за оборону Москвы был награжден митрополит Крутицкий Николай и многие представители московского духовенства. В «Журнале Московской Патриархии» читаем, что настоятель московской церкви во имя Святого Духа на Даниловском кладбище, протоиерей Павел Успенский, в тревожные дни не покидал Москву, хотя обычно он жил за городом. В храме было организовано круглосуточное дежурство, очень тщательно следили за тем, чтобы на кладбище по ночам не задерживались случайные посетители. В нижней части храма было организовано бомбоубежище. Для оказания первой помощи при несчастных случаях при храме был создан санитарный пункт, где имелись носилки, перевязочный материал и необходимые лекарства. Супруга священника и две его дочери принимали участие в сооружении противотанковых рвов. Энергичная патриотическая деятельность священника станет еще более показательной, если упомянуть, что ему было 60 лет. У протоиерея Петра Филонова, настоятеля московской церкви в честь иконы Божией Матери «Нечаянная радость» в Марьиной роще, три сына служили в армии. Он также организовал в храме убежище, так же, как и все граждане столицы, в свою очередь стоял на постах охраны. И наряду с этим он вел большую разъяснительную работу среди верующих, указывая на вредное влияние вражеской пропаганды, проникавшей в столицу в разбрасываемых немцами листовках. Слово духовного пастыря было весьма плодотворным в те тяжелые и тревожные дни.

Сотни священнослужителей, включая тех, кому удалось вернуться к 1941 г. на свободу, отбыв срок в лагерях, тюрьмах и ссылках, были призваны в ряды действующей армии. Так, уже побывав в заключении, заместителем командира роты начал свой боевой путь по фронтам войны С.М. Извеков, будущий Патриарх Московский и всея Руси Пимен. Наместник Псково-Печерского монастыря в 1950–1960 гг. архимандрит Алипий (Воронов) воевал все четыре года, оборонял Москву, был несколько раз ранен и награжден орденами. Будущий митрополит Калининский и Кашинский Алексий (Коноплев) на фронте был пулеметчиком. Когда в 1943 г. он вернулся к священнослужению, на груди его блестела медаль «За боевые заслуги». Протоиерей Борис Васильев, до войны диакон Костромского кафедрального собора, в Сталинграде командовал взводом разведки, а затем сражался в должности заместителя начальника полковой разведки. В докладе председателя Совета по делам РПЦ Г. Карпова секретарю ЦК ВКП (б) А.А. Кузнецову о состоянии Русской Церкви от 27 августа 1946 г. указывалось, что многие представители духовенства награждены орденами и медалями Великой Отечественной войны.

На оккупированной территории священнослужители являлись подчас единственным связующим звеном между местным населением и партизанами. Они укрывали красноармейцев, сами вступали в партизанские ряды. Священник Василий Копычко, настоятель Одрижинской Успенской церкви Ивановского района на Пинщине, в первый же месяц войны через подпольную группу партизанского отряда получил из Москвы послание Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия, прочитал его своим прихожанам, несмотря на то, что фашисты расстреливали тех, у кого находили текст воззвания. С начала войны и до ее победного завершения отец Василий духовно укреплял своих прихожан, совершая богослужения ночью без освещения, чтобы не быть замеченным. Почти все жители окрестных деревень приходили на службу. Отважный пастырь знакомил прихожан со сводками Информбюро, рассказывал о положении на фронтах, призывал противостоять захватчикам, читал послания Церкви к тем, кто оказался в оккупации. Однажды в сопровождении партизан он приехал к ним в лагерь, обстоятельно ознакомился с жизнью народных мстителей и с того момента стал партизанским связным. Дом священника стал партизанской явкой. Отец Василий собирал продукты для раненых партизан, присылал и оружие. В начале 1943 г. фашистам удалось раскрыть его связь с партизанами. и дом настоятеля немцы сожгли. Чудом удалось спасти семью пастыря и переправить самого отца Василия в партизанский отряд, который впоследствии соединился с действующей армией и участвовал в освобождении Белоруссии и Западной Украины. За свою патриотическую деятельность священнослужитель был награжден медалями «Партизану Великой Отечественной войны», «За победу над Германией», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

Личный подвиг сочетался со сбором средств по приходам на нужды фронта. Первоначально верующие переводили деньги на счет Комитета Государственной обороны, Красного Креста и других фондов. Но 5 января 1943 г. митрополит Сергий послал Сталину телеграмму с просьбой разрешить открытие банковского счета, на который вносились бы все деньги, пожертвованные на оборону во всех храмах страны. Сталин дал свое письменное согласие и от лица Красной Армии поблагодарил Церковь за ее труды. К 15 января 1943 г. в одном Ленинграде, осажденном и голодающем, верующие пожертвовали в церковный фонд для защиты страны 3182143 рубля.

Создание на церковные средства танковой колонны «Дмитрий Донской» и эскадрильи «Александр Невский» составляет особую страницу истории. Не существовало почти ни одного даже сельского прихода на свободной от фашистов земле, не внесшего свой вклад в общенародное дело. В воспоминаниях о тех днях протоиерея церкви села Троицкого Днепропетровской области И.В. Ивлева говорится: «В церковной кассе денег не было, а их надо было достать… Я благословил двух 75-летних старушек на это великое дело. Пусть их имена будут известны людям: Ковригина Мария Максимовна и Горбенко Матрена Максимовна. И они пошли, пошли уже после того, как весь народ уже внес свою посильную лепту через сельсовет. Пошли две Максимовны просить Христовым именем на защиту дорогой Родины от насильников. Обошли весь приход – деревни, хутора и поселки, отстоявшие в 5–20 километрах от села, и в результате – 10 тысяч рублей, сумма по нашим разоренным немецкими извергами местам значительная».

Собирались средства на танковую колонну и на оккупированной территории. Примером тому – гражданский подвиг священника Феодора Пузанова из села Бродовичи-Заполье. На оккупированной Псковщине для строительства колонны он сумел собрать среди верующих целую котомку золотых монет, серебра, церковной утвари и денег. Эти пожертвования на общую сумму около 500000 рублей были переданы партизанами на большую землю. С каждым годом войны сумма церковных взносов заметно росла. Но особенное значение в заключительный период войны имел начатый в октябре 1944 г. сбор средств в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной армии. 10 октября в своем письме к И. Сталину возглавлявший Русскую после смерти Патриарха Сергия митрополит Ленинградский Алексий писал: «Эта забота со стороны всех верующих нашего Союза о детях и семьях наших родных воинов и защитников да облегчит великий их подвиг, а нас да соединит еще более тесными духовными узами с теми, кто не щадит и крови своей ради свободы и благоденствия нашей Родины». Духовенство и миряне оккупированных территорий после освобождения также активно включались в патриотическую работу. Так, в Орле после изгнания фашистских войск было собрано 2 млн рублей.

Историки и мемуаристы описали все битвы на полях сражений Второй мировой войны, но никто не в силах описать битвы духовные, совершавшиеся великими и безымянными молитвенниками в эти годы.

26 июня 1941 г. в Богоявленском соборе митрополит Сергий отслужил молебен «О даровании победы». С этого времени во всех храмах Московского Патриархата стали совершаться подобные молебствия по специально составленным текстам «Молебен в нашествие супостатов, певаемый в Русской Православной Церкви в дни Великой Отечественной войны». Во всех храмах звучала молитва, составленная архиепископом Августином (Виноградским) в год наполеоновского нашествия, молитва о даровании побед русскому воинству, вставшему на пути цивилизованных варваров. Церковь наша с первого дня войны, не прерывая молитвы своей ни на один день, за всеми службами церковными усердно молилась Господу о даровании успеха и победы нашему воинству: «О еже подати силу неослабну, непреобориму и победительну, крепость же и мужество с храбростью воинству нашему на сокрушение врагов и супостат наших и всех хитрообразных их наветов…».

Митрополит Сергий не просто призывал, но и сам был живым примером молитвенного служения. Вот что писали о нем современники: «Проездом из северных лагерей во Владимирскую ссылку в Москве находился архиепископ Филипп (Гумилевский); он зашел в канцелярию Митрополита Сергия в Бауманском переулке, надеясь увидеть Владыку, но тот был в отъезде. Тогда архиепископ Филипп оставил Митрополиту Сергию письмо, в котором были такие строки: «Дорогой Владыка, когда я думаю о Вас, стоящем на ночных молитвах, – я думаю о Вас, как о святом праведнике; когда же я размышляю о Вашей повседневной деятельности, то я думаю о Вас, как о святом мученике…».

Во время войны, когда решающая Сталинградская битва близилась к концу, 19 января Патриарший Местоблюститель в Ульяновске возглавил крестный ход на Иордань. Он горячо молился о победе русского воинства, но неожиданная болезнь заставила его слечь в постель. В ночь на 2 февраля 1943 г. митрополит, как рассказывал его келейник, архимандрит Иоанн (Разумов), пересилив недуг, попросил помочь подняться с постели. Встав с трудом, он положил три поклона, благодаря Бога, и затем сказал: «Господь воинств, сильных в брани, низложил восстающих против нас. Да благословит Господь людей своих миром! Может быть, это начало будет счастливым концом». Утром радио передало сообщение о полном разгроме немецких войск под Сталинградом.

Дивный духовный подвиг совершил во время Великой Отечественной войны преподобный Серафим Вырицкий. Подражая преподобному Серафиму Саровскому , молился он в саду на камне перед его иконой о прощении грехов людских и об избавлении России от нашествия супостатов. С горячими слезами умолял Господа великий старец о возрождении Русской Православной Церкви и о спасении всего мира. Этот подвиг требовал от святого неизреченного мужества и терпения, это было воистину мученичество ради любви к ближним. Из рассказов родных подвижника: «…В 1941 г. дедушке шел уже 76-й год. К тому времени болезнь очень сильно его ослабила, и он практически не мог передвигаться без посторонней помощи. В саду, за домом, метрах в пятидесяти, выступал из земли гранитный валун, перед которым росла небольшая яблонька. Вот на этом-то камне и возносил ко Господу свои прошения отец Серафим. К месту моления его вели под руки, а иногда просто несли. На яблоньке укреплялась икона, а дедушка вставал своими больными коленями на камень и простирал руки к небу… Чего ему это стоило! Ведь он страдал хроническими заболеваниями ног, сердца, сосудов и легких. Видимо, Сам Господь помогал ему, но без слез на все это смотреть было невозможно. Неоднократно умоляли мы его оставить этот подвиг – ведь можно было молиться и в келье, но в этом случае он был беспощаден и к себе, и к нам. Молился отец Серафим столько, насколько хватало сил – иногда час, иногда два, а порою и несколько часов кряду, отдавал себя всецело, без остатка – это был воистину вопль к Богу! Верим, что молитвами таких подвижников выстояла Россия и был спасен Петербург. Помним: дедушка говорил нам, что один молитвенник за страну может спасти все города и веси… Невзирая на холод и зной, ветер и дождь, на многие тяжкие болезни, настойчиво требовал старец помочь добраться ему до камня. Так изо дня в день, в течение всех долгих изнурительных военных лет…».

Обратилось тогда к Богу и множество простых людей, военнослужащих, тех, кто в годы гонений отошел от Бога. Их была искренна и носила зачастую покаянный характер «благоразумного разбойника». Один из связистов, принимавших по радио боевые донесения русских военных летчиков, говорил: «Когда летчики в подбитых самолетах видели для себя неминуемую гибель, их последними словами часто были: «Господи, прими мою душу"". Неоднократно свои религиозные чувства публично проявлял командующий Ленинградским фронтом маршал Л.А. Говоров, после Сталинградской битвы стал посещать православные храмы маршал В.Н. Чуйков. Широкое распространение среди верующих получила убежденность, что всю войну с собой в машине возил образ Казанской Божией Матери маршал Г.К. Жуков. В 1945 г. он вновь зажег неугасимую лампаду в Лейпцигском православном храме-памятнике, посвященном «Битве народов» с наполеоновской армией. Г. Карпов, докладывая в ЦК ВКП(б) о праздновании Пасхи в московских и подмосковных храмах в ночь с 15 на 16 апреля 1944 г., подчеркивал, что почти во всех церквах, в том или ином количестве были военные офицерского и рядового состава.

Война подвергла переоценке все стороны жизни советского государства, вернула людей к реальностям жизни и смерти. Переоценка происходила не только на уровне рядовых граждан, но и на уровне правительства. Анализ международного положения и религиозной ситуации на оккупированной территории убедили Сталина, что необходимо поддержать возглавлявшуюся Митрополитом Сергием Русскую Православную . 4 сентября 1943 г. митрополиты Сергий, Алексий и Николай были приглашены в Кремль для встречи с И.В. Сталиным. В результате этой встречи было получено разрешение на созыв Архиерейского Собора, избрание на нем Патриарха и решение некоторых других церковных проблем. На Архиерейском Соборе 8 сентября 1943 г. Святейшим Патриархом был избран Митрополит Сергий. 7 октября 1943 г. был образован Совет по делам РПЦ при Совнаркоме СССР, что косвенным образом свидетельствовало о признании правительством факта существования Русской Православной Церкви и желании урегулировать с ней отношения.

В начале войны Митрополит Сергий писал: «Пусть гроза надвигается, Мы знаем, что она приносит не одни бедствия, но и пользу: она освежает воздух и изгоняет всякие миазмы». Миллионы людей смогли снова присоединиться к Церкви Христовой. Несмотря на почти 25-летнее господство атеизма, Россия преобразилась. Духовный характер войны заключался в том, что путем страданий, лишений, скорбей в конечном итоге люди вернулись к вере.

В своих действиях Церковь руководствовалась причастностью к полноте нравственного совершенства и любви, присущих Богу, апостольским преданием: «Умоляем также вас, братия, вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпеливы ко всем. Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло; но всегда ищите добра и друг другу, и всем» (). Сохранить этот дух значило и значит остаться Единой, Святой, Соборной и Апостольской .

Источники и литература:

1 . Дамаскин И.А., Кошель П.А. Энциклопедия Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М.: Красный пролетарий, 2001.

2 . Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. М.: Отчий дом, 1994.

3 . Ивлев И.В., прот. О патриотизме и о патриотах с большими и малыми делами//Журнал Московской Патриархии. 1944. №5. С.24–26.

4 . История Русской Православной Церкви. От восстановления Патриаршества до наших дней. Т.1. 1917–1970. СПб: Воскресение, 1997.

5 . Марущак Василий, протод. Святитель-хирург: Житие архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого). М.: Даниловский благовестник, 2003.

6 . Новопрославленные святые. Житие священномученика Сергия (Лебедева)//Московские Епархиальные Ведомости. 2001. №11–12. С.53–61.

7 . Наиболее почитаемые Петербургские святые. М.: «Фавор-XXI», 2003.

8 . Поспеловский Д.В. Русская Православная в XX веке. М.: Республика, 1995.

9 . Русская Православная Церковь в советское время (1917–1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и /Сост. Г.Штриккер. М.: Пропилеи, 1995.

10 . Серафимово благословение/Сост. и общ. ред. епископа Новосибирского и Бердского Сергия (Соколова). 2-е изд. М.: Про-Пресс, 2002.

11 . Цыпин В., прот. История Русской Церкви. Кн. 9. М.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 1997.

12 . Шаповалова А. Родина оценила их заслуги//Журнал Московской Патриархии. 1944. №10.С. 18–19.

13 . Шкаровский М.В. Русская Православная при Сталине и Хрущеве. М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, 1999.

Изменение религиозной политики советского государства в 1941-1943 гг. и ее проявление в блокадном Ленинграде

19.07.2011 00:00

К началу Великой Отечественной войны отношения между государством и религиозными организациями в СССР были далеки от нормальных. Особенно жестокие антицерковные гонения осуществлялись в 1930-е гг., правда, к 1940-м гг. уже произошел отказ от запланированного полного уничтожения Православной Церкви в стране. Однако ее положение оставалось трагичным - множество запретов опутывало со всех сторон, сотни священников томились в тюрьмах и лагерях. Так, в одной из крупнейших епархий страны - Ленинградской к лету 1941 г. уцелел лишь 21 православный храм, отсутствовали монастыри, духовные учебные заведения и т. д.

Начавшаяся 22 июня 1941 г. война коренным образом изменила весь привычный уклад жизни в стране. Не могло не измениться и положение Церкви, отношение к ней советского государства. Уже первые слова обращения И. Сталина к народу 3 июля 1941 г.: «Дорогие соотечественники! Братья и сестры!» были подсказаны не марксистско-ленинской идеологией, а скорее церковной проповедью. Реальная действительность заставляла Сталина, руководство ВКП(б) начать пересмотр своей религиозной политики, перейти к диалогу во имя единства верующих и атеистов в борьбе с общим врагом России.

Впрочем, первоначально изменения были небольшие. Архиереям Русской Церкви не препятствовали распространять свои патриотические воззвания, хотя это и являлось нарушением закона. Полностью прекратилась антирелигиозная пропаганда, была свернута деятельность «Союза воинствующих безбожников». К октябрю 1941 г. были закрыты практически все анти-религиозные периодические издания.

В первые месяцы войны еще нередко проводились репрессии священ-нослужителей. В подготовленной 25 августа 1941 г. Ленинградским Управлением НКВД «Сводке на изъятие контрреволюционного элемента из гор. Ленинграда» намечалось арестовать 27 и выслать еще 38 «церковников, сектантов, католиков и клерикалов», что составляло примерно 3% от общего числа запланированных «к изъятию» 2248 человек. Уже через несколько дней начались репрессии. 27-28 августа было арестовано несколько членов клира Николь-ской Большеохтинской церкви и свящ. Николай Ильяшенко. Однако осудить их не удалось, 4 сентября о. Николай был эвакуирован в тюрьму г. Ново-сибирска, а 15 июля 1942 г. освобожден, дело прекратили за недоказанностью обвинения. Также 28 августа оказался в заключении настоятель Никольской церкви в пос. Саблино прот. Николай Близнецкий. Его эвакуировали в Новоси-бирскую область, где он и умер в тюремной больнице г. Мариинска 10 февраля 1942 г.

Летом 1942 г. оказалась разгромлена тайная т. н. иосифлянская община архим. Клавдия (Савинского), а всего, согласно справке начальника Ленинградского Управления НКВД, к 1 октября 1942 г. в городе было ликвидировано семь церковно-сектантских контрреволюционных групп. В дальнейшем репрессии в блокадном Ленинграде проводились уже только в отношении членов тайных иосифлянских общин. С середины 1942 г. и в целом в стране аресты клириков Московской Патриархии почти прекратились. Более того, из лагерей освободили десятки священнослужителей, в том числе к сентябрю 1943 г. 11 архиереев. Постепенно начали возрождаться епископские кафедры. Появились первые, пока еще редчайшие случаи восстановле-ния закрытых храмов. Религиозные центры СССР признали де-факто, им снова разрешили устанавливать связи с заграничными церковными организациями.

Осень 1941 г. была тяжелым временем для страны. 12 октября возглавлявший Русскую Церковь митрополит Сергий (Страгородский) написал завещание, в котором назвал своим приемником митрополита Ленинградскому Алексия (Симанского). Еще 7 октября было принято решение об эвакуации из столицы руководителей основных религиозных организаций. Ее провели 14 октября в Ульяновск. Здесь с 19 октября 1941 г. до конца лета 1943 г. проживал Патриарший Ме-стоблюститель вместе с сотрудниками канцелярии. Был эвакуирован из Москвы и экзарх Украины митр. Николай (Ярушевич), но уже в ноябре 1941 г. ему разрешили вернуться в столицу. Экзарх сразу же начал активно сотрудничать с властями в организации пропаганды за границей, и вскоре был включен в качестве представителя Патриархии во Всеславянский комитет.

В начале 1942 г. было разрешено в пропагандистских целях воз-обновить издательскую деятельность Русской Церкви. 10 марта Л. Берия написал И. Сталину о том, что немцы пытаются использовать Церковь на оккупированной территории в своих целях, и НКВД считает целесообразным силами Московской Патриархии подготовить книгу, разоблачающую действия фашистов. Вскоре Политбюро приняло секретное решение о подготовке и публикации этого издания. Предисловие к книге «Правда о религии в России» (а не в СССР!) написал митр. Сергий. Уже летом 1942 г. книга была издана тиражом 50 тыс. экземпля-ров, одновременно на нескольких языках и распространялась за рубежом и за линией фронта. В 1943 г. была подготовлена и напечатана еще одна пропагандистская книга «Русская Православная Церковь и Великая Отечественная вой-на».

В Ленинграде изменения в отношении городских властей к Церкви стали происходить уже в начальный период войны. Помимо церковных взносов в фонд обороны одной из сфер сотрудничества стала маскировка храмов, которые могли стать ориентирами и целями при воздушных налетах на город. В подвальных помещениях ряда храмов (например, в Спасо-Преображенском соборе) были устроены бомбоубежища. Под Казанским собором в период блокады находился детский сад и одно время - отдел штаба Ленинградского фронта. Многие храмы использовались для хранения культурных ценностей. Так, Сампсониевский собор был занят филиалом Эрмитажа, Крестовоздвиженскую церковь занимало фильмохранилище, Владимирскую церковь - филиал Публичной библиотеки и т. д. Особенно много музейных коллекций было размещено в Исаакиевском соборе.

Целый ряд церковных зданий выполнял функции, связанные с патриотическим воспитанием жителей города и бойцов Ленинградского фронта. Особенно большую роль при этом играла Александро-Невская Лавра. В конце 1941 г. в части лаврских зданий разместился приемно-распределительный госпиталь № 1. Присутствие на территории Лавры большого количества военнослужащих стало одной из причин устройства в ее храмах мест патриотического воспитания защитников города. Обращение в ходе войны к русским патриотическим, в том числе православным традициям играло важную роль в обороне Ленинграда. С городом на Неве была тесно связана жизнь, деятельность или история захоронений знаменитых русских полководцев - А. Суворова, М. Кутузова, Ф. Ушакова, св. кн. Александра Невского. В Благовещенской церкви Лавры находилась могила Суворова, и в ноябре 1942 г. было произведено ее художественное оформление. Сюда, к могиле генералиссимуса приходили воины, отправлявшиеся на защиту родного города.

Осенью 1942 г. было произведено и декоративное оформление притвора в Троицком соборе Лавры, где до 1922 г. находилась рака с мощами св. Александра Невского. Имя князя стало особенно популярно после выхода на экраны художественного фильма «Александр Невский» и воспринималось в качестве символа борьбы с германской агрессией на русские земли. Поэтому в 1944 г. в Троицком соборе была устроена выставка, посвященная Александру Невскому, которую посетило большое количество военнослужащих и жителей города.

Значительную роль в патриотическом воспитании играли также Петропавловский и Казанский соборы. На площади перед последним у памятников полководцам Отечественной войны 1812 г. Кутузову и Барклаю де Толли давали клятву уходившие на защиту Ленинграда воины. Для этой цели памятники в виде исключения не были закрыты мешками с песком. Одновременно воины посещали и расположенную в соборе могилу фельдмаршала М. Кутузова. Уже в первые месяцы войны экспозиция занимавшего храм Музея истории религии была закрыта, и к осени 1941 г. устроена выставка «Героическое прошлое русского народа». С 1942 г. в Казанском соборе была развернута выставка «Отечественная война 1812 г.», которую посещали делегации с фронта.

Существенным шагом городских властей навстречу верующим стало выделение православным приходам минимально необходимого количества вина и муки для причащения богомольцев. Первое заявление о выделении муки и вина поступило в Ленсовет от общины Никольского собора 1 ноября 1941 г. И в самый разгар голодной зимы с 29 декабря 1941 г. по 3 января 1942 г. 7 православным приходам были впервые выделены в общей сложности 85 кг муки и 75 литров вина. Выделяемых продуктов хватало лишь для удовлетворения минимальных богослужебных потребностей. Так, согласно свидетельству прихожан, просфоры были размером с пятикопеечную монету, а вина выделялось не более двух столовых ложек на службу. Начиная с февраля 1942 г. выдача продуктов для богослужений стала ежемесячной. Размер ее на протяжении двух лет почти не менялся.

Помимо предоставления продуктов для богослужений городские власти сделали и ряд других уступок верующим. Общинам Никольского и Спасо-Преображенского соборов был предоставлен воск для изготовления свечей. Известный ученый-музыковед Н. Успенский, ставший в феврале 1942 г. регентом в Никольском соборе и создавший новый хор, сумел добиться выдачи певчим не только хлебных, но и других продуктовых карточек.

Когда весной-летом 1942 г. принималось решение оставить в городе тех, кто необходим для удовлетворения потребностей фронта и «насущных нужд населения», приходское духовенство получило возможность продолжить свое служение. Были эвакуированы лишь 2 штатных священника, заштатных священнослужителей также было эвакуировано немного - 2-3 человека. И в действующую армию священнослужители Ленинграда призывались редко, всего 3 человека. В апреле 1942 г. последовало разрешение совершать в городах Пасхальный крестный ход вокруг храмов с зажженными свечами. Произошло снятие некоторых ограничений на внебогослужебную деятельность, проведение массовых религиозных церемоний. О них даже стали сообщать в средствах массовой информации. Так, по указанию городского руководства фотографы снимали во время богослужения внутренний и внешний вид храмов Ленинграда на Пасху 1942 г. и Рождество 1943 г.

Однако отношения Церкви и государства в первый год войны подлинным диалогом еще не стали. В это время нередки были рецидивы прежней политики, грубых административных, насильственных акций. Сохранялся запрет на посещение храмов военнослужащими и некоторыми другими категориями граждан. Оставалась довоенная практика тяжелого налогообложения священнослужителей. К лету 1942 г. сложилась система сбора информации о деятельности религиозных организаций. Основным информатором правительственных органов стал НКВД. От него же исходили инициативы по проведению различных акций в отношении религиоз-ных организаций.

5 января 1943 г. митр. Сергий предпринял важный шаг на пути к фактической легализации Церкви, использовав сборы на оборону страны. Он послал И. Сталину телеграмму, прося его разрешения на открытие Патриархией банковского счета, куда вносились бы деньги, пожертвованные в храмах на нужды войны. 5 февраля председатель СНК дал свое письменное согласие и от лица Красной армии поблагодарил Церковь за ее труды. Получив разрешение открыть банковский счет, Патриархия приобрела урезанный статус юридического лица.

В начале 1943 г. И. Сталин и его ближайшее окружение пришли к окончательному решению о необходимости приступить к нормали-зации государственно-церковных отношений. На него повлияла группа внутренних и внешнеполитических факторов. Одной из причин была активная патриотическая деятельность подавляющего большин-ства духовенства и мирян. За полтора года войны, несмотря на отсутствие необходимого аппарата управления, печатного органа и юридического статуса, Церковь показала свою силу в борьбе против фашизма, сумела во многом расширить и упрочить влияние в стране. Определенное значение имело обращение в ходе войны к русским национальным традициям. В процессе завершения перехода от интернационального к национально-патриотическому курсу Церкви отводилась роль катализатора и цементирующего компонента.

В кинохронике начали показывать немыслимые еще недавно кадры: в освобожден-ных городах жители с иконами встречают советских солдат, и неко-торые из бойцов, осеняя себя крестным знамением, прикладываются к иконам; освящается танковая колонна, построенная на пожертвования верующих и т. д. Зимой 1942/43 г. на студии Ленкинохроники был снят документальный фильм «Сбор ленинградскими верующими средств на танковую колонну имени Димитрия Донского и эскадрилью имени Александра Невского». Его автор Н. А. Сотников в 1976 г. вспоминал: «Это был приказ, боевое задание и, как мне намекнули, задание правительственное… С самого начала фильму были созданы максимально привилегированные условия... Любая моя просьба по этому фильму воспринималась как приказ. А консультантом мне было рекомендовано пригласить самого митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия».

Помимо обращения к национальным патриотическим традициям советское руководство стремилось нейтрализовать воздействие гитлеровской пропаганды, представлявшей Германию защитницей христианства в России. Существенным образом влияли и отношения с союзниками. Сталин действовал по плану, в котором уделял Церкви значительное внимание для придания собственному режиму власти видимости демократического, веротерпимого государства. В его расчетах Московской Патриархии отводилась существенная роль в налаживании контактов с влиятельными религиозными кругами на Балканах, Ближнем Востоке, в Англии, США. Однако даже от-ношения с союзниками по антигитлеровской коалиции были здесь не главными. Внешнеполитические планы Сталина являлись более глобальными. С весны 1943 г., когда исход войны стал ясен, он начал разраба-тывать планы создания мировой державы, в которых Церкви отводилась не маловажная роль. 5 июня 1943 г. Сталин подписал постановление ГКО, в котором религиозные организации впервые были отнесены к категории интересов советской разведки.

В Ленинграде руководство также с большей охотой шло навстречу просьбам верующих. 1 мая 1943 г. в городе была введена новая «Инструкция об отнесении населения к груп-пам снабжения при выдаче продовольственных и промто-варных карточек». Служители культа были приравнены в ней к советским служащим. 3 мая 1943 г. приходской совет Никольского собора обратился в общий отдел Ленгорисполкома с ходатайствами об установке в квартире митр. Алексия телефонного аппарата и о выдаче пропусков «на право хождения по улицам во время воздушной тревоги» 3 священнослужителям и председателю «двадцатки». Вскоре оба разрешения были получены.

Весной - летом 1943 г. появилась идея встречи Сталина с иерархами Русской Церкви. Конкретный момент для намеченной встречи - первые числа сентября - был выбран неслучайно. В начале осени 1943 г. подготавливалась Тегеранская конференция, на которую возлагались большие надежды, связанные с открытием II фронта. В конце августа власти разрешили возвращение митр. Сергия из эвакуации. 4 сентября 1943 г. состоялся официальный прием в Кремле Сталиным митрополитов Сергия, Алексия и Николая.

Хотя Церкви были обещаны существенные уступки, для Сталина оказалось важным, прежде всего, создать видимость благополучия в религиозном вопросе, встроив Церковь в систему режима своей власти. Для осуществления контроля постановлением СНК от 14 сентября был создан специальный орган - Совет по делам Русской православной церкви во главе с полковником госбезопасности Г. Карповым. И вплоть до середины 1950-х гг. Совет находился под опекой всемогущих тогда органов госбезопасности. Согласно Положению о Совете, он имел своих уполномоченных при облисполкомах. 21 февраля 1944 г. уполномоченным по Ленинградской области был назначен полковник госбезопасности А. Кушнарев.

Глубокие изменения в жизни Русской Церкви на-чались сразу же после встречи в Кремле. 8 сентября в Москве состоялся Собор епископов, на котором 19 иерархов единоглас-но избрали Патриархом Московским и всея Руси митр. Сергия. Со-бор также обратился к христианам всего мира с призывом объединиться для окончательной победы над фашизмом. Как постоянный член созданного Священного Синода Ленинградский митр. Алексий являлся ближайшим помощником Первосвятителя и играл активную роль в установлении международных связей Русской Церкви, возобновлении в сентябре 1943 г. выпуска «Журнала Московской Патриархии» и др.

С осени 1943 г. представителей ленинградского духовенства привлекали к участию в общегородской общественной работе. Так прот. Н. Ломакин состоял в городской и областной Комиссиях по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (позднее он выступил в качестве свидетеля обвинения на Нюрнбергском процессе). Митр. Алексий вел переговоры о подготовке и издании книги о патриотической работе в Ленинградской епархии в годы войны (в итоге книга не вышла). А 11 октября 1943 г. впервые за годы советской власти 12 священнослужителям были вручены правительственные награды - медали «За оборону Ленинграда».

Всего же правительственные награды получили 24 ленинградских священнослужителя, в том числе 12 - две медали: «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Военнослужащие Ленинградского фронта, в том числе офицеры, стали посещать богослужения в храмах города (известно, что на некоторых богослужениях в Никольском кафедральном соборе присутствовало командование фронта во главе с маршалом Говоровым) и даже порой прислуживать в церкви. 14 декабря 1943 г. Совет по дела Русской православной церкви разрешил Ленинградскому митрополиту иметь технический аппарат, и 15 апреля 1944 г. в здании Никольского собора открылась епархиальная канцелярия.

Религиозный фактор сыграл существенную роль в обороне города. Действовавшие во время блокады 10 православных храмов способствовали мобилизации материальных средств и духовных сил ленинградцев. Проявления патриотической деятельности Русской Церкви бы-ли очень многообразны: морально-нравственное влияние (через посла-ния, обращения, проповеди); сбор денежных средств, драгоценностей, медикаментов, одежды, продуктов в фонд обороны; служба церковно-служителей в рядах действующей армии и участие в партизанском движении; помощь раненым бойцам шефством над госпиталями и со-зданием санитарных пунктов; участие в сооружении оборонительных укреплений, организации противовоздушной обороны и т. д. Личным примером духовенство Патриархии призывало народ к мобилизации всех сил в помощь обороне и укреплению тыла. Это не могли не учитывать ленинградские власти, их церковная политика начала меняться еще до кардинального изменения общегосударственного курса. В то же время, «потепление политического климата» затронуло не все религиозные движения. Оппозиционные советской власти церковные группы продолжали подвергаться репрессиям. В целом же к моменту освобождения Ленинграда от блокады взаимоотношения властей и православных общин города существенным образом изменились, начинался качественно новый этап церковной жизни и деятельности.

профессор СПбДА, д.и.н.
Михаил Витальевич Шкаровский

Архив управления Федеральной службы безопасности Российской Фе-дерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.

Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 6991. Оп. 1. Д. 6. Л. 18.

Иеродиакон Викентий (Кузьмин). Свято-Троицкий собор Александро-Невской Лавры. Л., 1985. Рукопись.

Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. 7384. Оп. 33. Д. 62. Л. 75, Д. 80. Л. 1, Д. 153. Л. 116, Д. 180. Л. 107, 120.

ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 62. Л. 131, Д. 76. Л. 153, Д. 209. Л. 173.

Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995.

Сотников Н. А. Три встречи с Патриархом // Родина. 1999. № 10.

Кнышевский П. Н. Истоки тотального шпионажа // Государственная безопасность и демократия. 1993. № 2.

ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 1. Л. 1-10.

Одинцов М.И. Религиозные организации в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. М., 1995.

Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. 9324. Оп. 1. Д. 9. Л. 1, Д. 13. Л. 1, Ф. 7384. Оп. 33. Д. 81. Л. 15-16.