Принято считать, что великая княгиня и великий князь состояли в «белом браке» (т. е. жили как брат с сестрой). Это неправда: они мечтали о детях, особенно Сергей Александрович. Принято считать, что Елизавета Федоровна была кротким и тихим ангелом. И это неправда. Ее волевой характер и деловые качества давали о себе знать с детства. Говорили, что великий князь порочен и имеет нетрадиционные наклонности, — снова неправда. Даже всесильная английская разведка не нашла в его поведении ничего более «предосудительного», чем чрезмерная религиозность.
Сегодня личность великого князя Сергея Александровича Романова или остается в тени его великой жены — преподобномученицы Елизаветы Федоровны, или опошляется — как, например, в фильме «Статский советник», где генерал-губернатор Москвы предстает очень неприятным типом. А между тем во многом именно благодаря великому князю Елизавета Федоровна стала той, какой мы ее знаем: «великой Матушкой», «ангелом-хранителем Москвы».
Оклеветанный при жизни, почти позабытый после смерти, Сергей Александрович заслуживает того, чтобы быть открытым заново. Человек, усилиями которого появилась Русская Палестина, а Москва стала образцовым городом; человек, всю жизнь несший крест неизлечимой болезни и крест бесконечной клеветы; и христианин, который причащался до трех раз в неделю — при всеобщей практике делать это раз в год на Пасху, для которого вера во Христа была стержнем жизни. «Дай мне Бог быть достойной водительства такого супруга, как Сергий», — писала Елизавета Федоровна после его убийства…
Об истории великой любви Елизаветы Федоровны и Сергея Александровича, а также об истории лжи о них — наш рассказ.
Имя великого князя Сергея Александровича Романова произносится сегодня, как правило, только в связи с именем его жены, преподобномученицы Елизаветы Федоровны. Она действительно была выдающейся женщиной с необыкновенной судьбой, но князь Сергей, оставшийся в ее тени, оказывается, как раз играл в этой семье первую скрипку. Их брак не раз пытались очернить, назвать безжизненным или фиктивным, в конце концов, несчастным, или, наоборот, идеализировали. Но эти попытки неубедительны. После гибели мужа Елизавета Федоровна сожгла свои дневники, но сохранились дневники и письма Сергея Александровича, они и позволяют нам заглянуть в жизнь этой исключительной семьи, тщательно оберегаемую от посторонних взглядов.
НЕ ТАКАЯ ПРОСТАЯ НЕВЕСТА
Решение о женитьбе было принято в нелегкое для великого князя Сергея Александровича время: летом 1880 года скончалась его мать, Мария Александровна, которую он обожал, а меньше чем через год, бомба народовольца Игнатия Гриневицкого оборвала жизнь его отца, императора Александра II. Пришло время ему вспомнить слова воспитательницы, фрейлины Анны Тютчевой, которая писала молодому князю: «По вашей натуре Вам надо быть женатым, Вы страдаете в одиночестве». У Сергея Александровича действительно было несчастное свойство углубляться в себя, заниматься самоедством. Ему нужен был близкий человек… И он такого человека нашел.
Почему Сергей сделал выбор именно в пользу Елизаветы, ускользнуло от внимания его родных и воспитателей. Но выбор был сделан! И хотя Элла и Сергей оба испытывали сомнения, в конце концов, в 1883 году миру было объявлено об их помолвке. «Я дал своё согласие не колеблясь, — сказал тогда отец Эллы, великий герцог Людвиг IV. — Я знаю Сергея с детского возраста; вижу его милые, приятные манеры и уверен, что он сделает мою дочь счастливой».
Сын российского императора взял в жены провинциальную немецкую герцогиню! Вот привычный взгляд на эту блестящую пару — и тоже миф. Не так просты были Дармштадтские герцогини. Елизавета и Александра (ставшая последней российской императрицей) — родные внучки по матери королевы Виктории, с 18 лет и до кончины в старости — бессменной правительницы Великобритании (императрицы Индии с 1876 года!), человека строгой морали и железной хватки, при которой Британия достигла своего расцвета. Официальный титул Елизаветы Федоровны, перешедший всем гессенским принцессам, — герцогиня Великобританская и Рейнская: они принадлежали, ни больше ни меньше, к роду, правившему на тот момент третьей частью суши. И этот титул — по всем правилам этикета — унаследовали от матери, императрицы Александры Федоровны дочери последнего российского императора Николая II.
Таким образом, с британской короной Романовы породнились благодаря Алисе Гессенской — как и ее мать Виктория, необыкновенно сильной женщине: выйдя замуж за немецкого герцога, Алиса вынуждена была столкнуться с привередливостью немцев, не очень охотно принимавших английскую принцессу. Тем не менее однажды она на протяжении девяти месяцев возглавляла парламент; развернула широкую благотворительную деятельность — основанные ею богадельни действуют в Германии по сей день. Ее хватку унаследовала и Элла, и впоследствии ее характер даст о себе знать.
А пока Елизавета Дармштадтская, хоть и чрезвычайно благородная и образованная, но несколько ветреная и впечатлительная молодая особа, обсуждает магазины и красивые безделушки. Подготовка к их с Сергеем Александровичем свадьбе держалась в строжайшей тайне, и вот летом 1884 года девятнадцатилетняя гессенская принцесса прибыла в украшенном цветами поезде в столицу Российской империи.
«ОН ЧАСТО ОТНОСИЛСЯ К НЕЙ, КАК ШКОЛЬНЫЙ УЧИТЕЛЬ…»
«Он рассказывал мне о своей жене, восхищался ей, хвалил ее. Он ежечасно благодарит Бога за свое счастье», — вспоминает князь Константин Константинович, его родственник и близкий друг. Великий князь действительно обожал свою жену — он любил дарить ей необыкновенные драгоценности, делать ей маленькие подарки по поводу и без. Обходясь с ней временами строго, в ее отсутствие он не мог нахвалиться Елизаветой. Как вспоминает одна из его племянниц (в будущем — королева Румынии Мария), «дядя часто был резок с ней, как и со всеми другими, но поклонялся ее красоте. Он часто относился к ней, как школьный учитель. Я видела восхитительную краску стыда, которая заливала ее лицо, когда он бранил ее. „Но, Серж…“ — восклицала она тогда, и выражение ее лица было подобно лицу ученицы, уличенной в какой-нибудь ошибке».
«Я чувствовала, как Сергей желал этого момента; и я знала много раз, что он страдал от этого. Он был настоящим ангелом доброты. Как часто он мог бы, коснувшись моего сердца привести меня к перемене религии, чтобы сделать себя счастливым; и никогда, никогда он не жаловался… Пусть люди кричат обо мне, но только никогда не говори и слова против моего Сергея. Стань на его сторону перед ними и скажи им, что я обожаю его, а также и мою новую страну и что таким образом научилась любить и их религию…»
Из письма Елизаветы Федоровны брату Эрнесту о перемене религии
Вопреки распускаемым тогда слухам, это был по-настоящему счастливый брак. В день десятилетия супружеской жизни, которое пришлось на разгар Русско-японской войны, князь записал в дневнике: «С утра я в церкви, жена — на складе*. Господи, за что мне такое счастье?» (Склад пожертвований в пользу воинов, организованный при содействии Елизаветы Федоровны: там шили одежду, заготавливали бинты, собирали посылки, формировали походные церкви. — Ред.)
Их жизнь действительно была служением с максимальной отдачей всех сил и способностей, но об этом мы еще успеем сказать.
Что же она? В письме к брату Эрнесту Элла называет мужа «настоящим ангелом доброты».
«После 7 долгих лет счастливой нашей супружеской жизни <…> мы должны начать совершенно новую жизнь и оставить нашу уютную семейную жизнь в городе. Мы должны будем так много сделать для людей там, и в действительности мы будем там играть роль правящего князя, что будет очень трудным для нас, так как вместо того, чтобы играть такую роль, мы горим желанием вести тихую личную жизнь».
Из письма Елизаветы Федоровны отцу, великому герцогу Гессенскому, о назначении супруга на пост генерал-губернатора Москвы
Необыкновенная религиозность — черта, отличавшая великого князя с детства. Когда семилетнего Сергея привезли в Москву и спросили: чего бы тебе хотелось? — он ответил, что самое его заветное желание — попасть на архиерейскую службу в Успенский собор Кремля.
Впоследствии, когда взрослым молодым человеком он встречался во время поездки по Италии с Папой Римским Львом XIII, тот поражался знанию великим князем церковной истории — и даже велел поднять архивы, чтобы проверить озвученные Сергеем Александровичем факты. Записи в его дневниках всегда начинались и заканчивались словами: «Господи, помилуй», «Господи, благослови». Он сам решал, чтó из церковной утвари следует привезти на освящение храма святой Марии Магдалины в Гефсимании (тоже его детище) — блестяще зная как богослужение, так и всю его атрибутику! И, кстати, Сергей Александрович был первым и единственным из великих князей дома Романовых, кто за свою жизнь трижды совершил паломничество на Святую землю. Причем первое отважился проделать через Бейрут, что было крайне трудно и далеко не безопасно. А во второе взял с собой жену, в то время еще протестанку…
«БЫТЬ ОДНОЙ ВЕРЫ С СУПРУГОМ — ПРАВИЛЬНО»
В их родовом имении Ильинском, где Сергей Александрович и Елизавета Федоровна провели счастливейшие дни своей жизни, начиная с медового месяца, сохранился храм, теперь он снова действует. По преданию, именно здесь присутствовала на своем первом православном богослужении тогда еще протестантка Элла.
Елизавете Федоровне по статусу было необязательно менять вероисповедание. Пройдет 7 лет после замужества, прежде чем она напишет: «Мое сердце принадлежит Православию». Злые языки говорили, что к принятию новой веры Елизавету Федоровну активно подталкивал ее супруг, под чьим безусловным влиянием она находилась всегда. Но, как писала отцу сама великая княгиня, муж «никогда не старался принудить меня никакими средствами, предоставляя все это совершенно одной моей совести». Все, что он делал, — мягко и деликатно знакомил ее со своей верой. И сама княгиня очень серьезно подошла к этому вопросу, изучая Православие, присматриваясь к нему очень внимательно.
« … Я все время думала и читала и молилась Богу — указать мне правильный путь, и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином. Это было бы грехом оставаться так, как я теперь — принадлежать к одной Церкви по форме и для внешнего мира, а внутри себя молиться и верить так, как и мой муж ‹…› Я так сильно желаю на Пасху причаститься Св. Тайн вместе с моим мужем…»
Герцог Людвиг IV не ответил дочери, но против своей совести она пойти не смогла, хотя признавалась: «Я знаю, что будет много неприятных моментов, так как никто не поймет этого шага». Так, к неописуемому счастью супруга, пришел день, когда они смогли вместе причаститься. И третье, последнее в его жизни, путешествие на Святую землю уже совершили вместе — во всех смыслах.
90 ОБЩЕСТВ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ
Великий князь был одним из инициаторов создания и до самой гибели — председателем Императорского Православного Палестинского общества, без которого сегодня невозможно представить себе историю русского паломничества на Святую землю! Став во главе Общества в 1880-х годах, он умудрился открыть в Палестине 8 подворий Русской Православной Церкви, 100 школ, где арабских детей обучали русскому языку и знакомили с Православием, построить в честь матери храм Марии Магдалины — вот неполный перечень его дел, причем осуществлялось все это довольно тонко и хитро. Так, иногда князь выделял деньги на строительство, не дожидаясь оформления разрешительной документации, так или иначе обходил множество препятствий. Существует даже предположение, что его назначение в 1891 году генерал-губернатором Москвы — хитроумная политическая интрига, придуманная разведками недовольных Англии и Франции, — кому понравится «хозяйничание» России на территории их колоний? — и имевшая своей целью отстранение князя от дел на Святой земле. Как бы то ни было, расчеты эти не оправдались: князь, кажется, только удвоил свои усилия!
Трудно представить, насколько деятельными людьми были супруги, сколько они успели сделать за свою, в общем, недолгую жизнь! Он возглавлял или был попечителем около 90 обществ, комитетов и других организаций, причем находил время принимать участие в жизни каждого из них. Вот лишь некоторые: Московское архитектурное общество, Дамское попечительство о бедных в Москве, Московское филармоническое общество, Комитет по устройству при Московском университете Музея изящных искусств имени императора Александра III, Московское археологическое общество. Он состоял почетным членом Академии наук, Академии художеств, Общества художников исторической живописи, Московского и Петербургского университетов, Общества сельского хозяйства, Общества любителей естествознания, Русского музыкального общества, Археологического музея в Константинополе и Исторического музея в Москве, Московской духовной академии, Православного миссионерского общества, Отдела распространения духовно-нравственных книг.
С 1896 года Сергей Александрович — командующий Московским военным округом. Он же — председатель Императорского Российского Исторического музея. По его инициативе был создан Музей изобразительных искусств на Волхонке — в основу его экспозиции великий князь заложил шесть собственных коллекций.
«Отчего я всегда чувствую глубоко? Отчего я не таков, как все другие, не весел, как все? Я до глупости углубляюсь во все и вижу иначе — мне самому совестно, что я до того старообразен и не могу быть, как вся „золотая молодежь“, весел и беспечен».
Из дневника великого князя Сергея Александровича
Став в 1891 году генерал-губернатором Москвы — а это означало попечение не только о Москве, но и о десяти прилегающих к ней губерниях — он развернул невероятную деятельность, задавшись целью сделать город равным европейским столицам. Москва при нем стала образцовой: чистая, аккуратная брусчатка, городовые, выставленные в зоне видимости друг друга, все коммунальные службы работают идеально, порядок везде и во всем. При нем налажено электрическое освещение улиц — построена центральная городская электростанция, возведен ГУМ, отреставрированы башни Кремля, построено новое здание Консерватории; при нем по первопрестольной стал ходить первый трамвай, открылся первый общедоступный театр, а центр города был приведен в идеальный порядок.
Благотворительность, которой занимались Сергей Александрович и Елизавета Федоровна, не была ни показной, ни поверхностной. «Правитель должен быть благословением своего народа», — часто повторял отец Эллы, и он сам, и его жена, Алиса Гессенская, этому принципу старались следовать. Их дети с малолетства были приучены помогать людям, невзирая на ранги — к примеру, каждую неделю ходили в больницу, где дарили цветы тяжелобольным, ободряли их. Это вошло в их кровь и плоть, точно так же воспитывали своих детей Романовы.
Даже отдыхая в своем подмосковном имении Ильинском, Сергей Александрович и Елизавета Федоровна продолжали принимать просьбы о помощи, об устройстве на работу, о пожертвовании на воспитание сирот — все это сохранилось в переписке управляющего двором великого князя с разными людьми. Однажды пришло письмо от девушек-наборщиц частной типографии, осмелившихся просить позволить им спеть на Литургии в Ильинском в присутствии великого князя и княгини. И эта просьба была исполнена.
В 1893 году, когда в Центральной России бушевала холера, в Ильинском открылся временный медпункт, где осматривали и при необходимости срочно оперировали всех нуждающихся в помощи, где крестьяне могли остаться в специальной «избе для изоляции» — как в стационаре. Медпункт просуществовал с июля по октябрь. Это — классический пример того служения, которым всю жизнь занимались супруги.
«БЕЛЫЙ БРАК», КОТОРОГО НЕ БЫЛО
Принято считать, что Сергей и Елизавета намеренно вступили в так называемый «белый брак»: решились не иметь детей, а посвятить себя служению Богу и людям. Воспоминания близких и дневники свидетельствуют о другом.
«Как бы я хотел иметь детей! Для меня не было бы большего рая на земле, будь у меня собственные дети», — пишет в письмах Сергей Александрович. Сохранилось письмо императора Александра III жене, императрице Марии Федоровне, где он пишет: «Как жаль, что Элла и Сергей не могут иметь детей». «Из всех дядьев мы более всего боялись дядю Сергея, но, несмотря на это, он был нашим фаворитом, — вспоминает в дневниках племянница князя Мария. — Он был строг, держал нас в благоговейном страхе, но он любил детей… Если имел возможность, приходил, чтобы проследить за купанием детей, укрыть одеялом и поцеловать на ночь…»
Почему Господь не дал супругам собственных детей — Его тайна. Исследователи предполагают, что бездетность великокняжеской пары могла быть следствием тяжелой болезни Сергея, которую он тщательно скрывал от окружающих. Это еще одна малоизвестная страница жизни князя, которая совершенно меняет привычные для многих представления о нем.
ЗАЧЕМ ЕМУ КОРСЕТ?
Холодность характера, замкнутость, закрытость — обычный список обвинений против великого князя.
К этому еще добавляют: гордец! — из-за его чересчур прямой осанки, придававшей ему надменный вид. Если бы знали обвинители князя, что «виновник» гордой осанки — корсет, которым он вынужден был поддерживать свой позвоночник всю свою жизнь. Князь был тяжело и неизлечимо болен, как и его мать, как и его брат Николай Александрович, который должен был стать российским императором, но скончался от страшного недуга. Свой диагноз — костный туберкулез, приводящий к дисфункции всех суставов, — великий князь Сергей Александрович умел от всех скрывать. Только жена знала, чего это ему стоит.
«Сергей очень страдает. Ему снова нездоровится. Очень нужны соли, горячие ванны, без них он не может обходиться», — пишет Елизавета близким родственникам. «Вместо того чтобы отправиться на прием, великий князь принимал ванну», — ёрничала газета «Московские ведомости» уже в предреволюционное время. Горячая ванна — чуть ли единственное средство, снимающее боли (суставные, зубные), которые мучили Сергея Александровича. Он не мог ездить верхом, не мог обходиться без корсета. В Ильинском еще при жизни его матери была устроена кумысная ферма для лечебных целей, но болезнь с годами прогрессировала. И если бы не бомба студента Ивана Каляева, очень возможно, генерал-губернатор Москвы все равно не прожил бы долго…
Закрыт, немногословен и замкнут великий князь был с детства. А можно ли было ожидать другого от ребенка, чьи родители фактически находились в разводе, который тем не менее не мог состояться? Мария Александровна жила на втором этаже Зимнего дворца, не имея уже супружеского общения с мужем и терпя присутствие фаворитки государя — княжны Долгоруковой (она стала его женой после смерти Марии Александровны, но пробыла в этом статусе меньше года, до гибели Александра II). Крах родительской семьи, глубокая привязанность к матери, кротко терпевшей это унижение, — факторы, которые во многом определили формирование характера маленького князя.
Они же — поводы для клеветы, слухов и злословия в его адрес. «Не в меру религиозен, замкнут, очень часто бывает в храме, причащается до трех раз в неделю», — это самое «подозрительное» из того, что сумела выяснить о князе английская разведка перед его вступлением в брак с Елизаветой, как-никак —внучкой английской королевы. Репутация почти безупречная, и тем не менее еще при жизни на великого князя выливались потоки клеветы и нелицеприятных обвинений…
«ТЕРПИ — ТЫ НА ПОЛЕ БРАНИ»
Поговаривали о распутном образе жизни генерал-губернатора Москвы, по первопрестольной распускались слухи о его нетрадиционной сексуальной ориентации, о том, что Елизавета Федоровна очень несчастлива в браке с ним — все это еще при жизни князя звучало даже в английских газетах. Сергей Александрович поначалу терялся и недоумевал, это видно из его дневниковых записей и писем, где он ставит один вопрос: «Почему? Откуда все это?!»
«Терпи всю эту прижизненную клевету, терпи — ты на поле брани», — писал ему великий князь Константин Константинович.
Нападок, обвинений в надменности и равнодушии не удалось избежать и Елизавете Федоровне. Безусловно, основания для того были: несмотря на широчайшую благотворительную деятельность, она всегда держала дистанцию, зная цену своему статусу великой княгини — принадлежность к императорскому дому едва ли предполагает панибратство. И характер ее, проявившийся с детства, давал повод для таких обвинений.
В наших глазах образ великой княгини, надо признать, несколько елейный: нежная, кроткая женщина со смиренным взглядом. Этот образ сложился, конечно, не без оснований. «Ее чистота была абсолютна, от нее невозможно было оторвать взгляд, проведя с ней вечер, каждый ожидал часа, когда сможет увидеть ее на следующий день», — восхищается тетей Эллой ее племянница Мария. И в то же время нельзя не заметить, что великая княгиня Елизавета обладала волевым характером. Мать признавала, что Элла — прямая противоположность старшей послушной сестре Виктории: очень сильная и отнюдь не тихая. Известно, что Елизавета очень жестко отзывалась о Григории Распутине, считая, что его смерть была бы лучшим выходом из сложившейся при дворе катастрофической и нелепой ситуации.
«…Когда он увидел ее <…>, он спросил: «Кто вы?» «Я его вдова, — ответила она, — почему вы его убили?» «Я не хотел убивать вас, — сказал он, — я видел его несколько раз в то время, когда имел бомбу наготове, но вы были с ним, и я не решился его тронуть». «И вы не сообразили того, что вы меня убили вместе с ним?» — ответила она…»
Описание беседы Елизаветы Федоровны с убийцей мужа из книги о. М. Польского «Новые мученики Российские»
Как сказали бы сегодня, великая княгиня была первоклассным управленцем, филигранно умеющим организовать дело, распределить обязанности и следить за их исполнением. Да, она держалась несколько отстраненно, но вместе с тем не игнорировала малейших просьб и нужд тех, кто к ней обращался. Известен случай во время Первой мировой войны, когда раненый офицер, которому грозила ампутация ноги, подал просьбу пересмотреть это решение. Ходатайство попало великой княгине и было удовлетворено. Офицер поправился и впоследствии, во время Второй мировой войны, занимал должность министра легкой промышленности.
Безусловно, жизнь Елизаветы Федоровны кардинально изменилась после страшного события — убийства любимого мужа… Фотография развороченной взрывом кареты тогда была напечатана во всех московских газетах. Взрыв был такой силы, что сердце убитого нашли только на третий день на крыше дома. А ведь останки Сергея великая княгиня собирала собственными руками. Ее жизнь, ее судьба, ее характер — все изменилось, но, конечно, вся предыдущая, полная самоотдачи и деятельности жизнь была подготовкой к этому.
«Казалось, — вспоминала графиня Алек-сан-дра Андреевна Олсуфьева, — что с этого времени она пристально всматривается в образ иного мира <…>, <она> посвятила себя поиску совершенства».
«МЫ С ТОБОЙ ЗНАЕМ, ЧТО ОН СВЯТОЙ»
«Господи, сподобиться бы такой кончины!» — писал в своем дневнике Сергей Александрович после гибели от бомбы кого-то из государственных деятелей — за месяц до собственной смерти. Он получал письма с угрозами, но игнорировал их. Единственное, что князь предпринял: перестал брать с собой в поездки детей — Дмитрия Павловича и Марию Павловну — и своего адьютанта Джунковского.
Великий князь предчувствовал не только свою смерть, но и трагедию, которая захлестнет Россию через десятилетие. Он писал Николаю II, умоляя его быть более решительным и жестким, действовать, принимать меры. И сам такие меры предпринимал: в 1905 году, когда восстание разгорелось в студенческой среде, он отправил студентов на бессрочные каникулы, по домам, не дав разгореться пожару. «Услышь меня!» — пишет и пишет он в последние годы государю императору. Но государь не услышал…
4 февраля 1905 года Сергей Александрович выезжает из Кремля через Никольские ворота. За 65 метров до Никольской башни раздается взрыв страшной силы. Кучер смертельно ранен, а Сергей Александрович разорван на части: от него осталась голова, рука и ноги — так князя и похоронили, соорудив специальную «куклу», в Чудовом монастыре, в усыпальнице. На месте взрыва нашли его личные вещи, которые Сергей всегда носил с собой: образки, крест, подаренный матерью, маленькое Евангелие.
О том, чем стала для столицы основанная великой княгиней Марфо-Мариинская обитель милосердия, существующая и поныне, трудно сказать в нескольких словах. «Господь отмерил мне так мало времени, — пишет она З. Юсуповой. — Надо еще очень многое успеть сделать»…
Мощи великой княгини покоятся в храме, который построил ее муж, — храме святой Марии Магдалины в Гефсимании, а останки великого князя перенесены в 1998 году в Новоспасский монастырь Москвы. Она канонизирована в 1990-е годы, а он… Похоже, святость бывает очень разная, и великий — действительно великий — князь Сергей Александрович вновь остался в тени своей великой жены. Сегодня комиссия по его канонизации возобновила работу. «Мы ведь с тобой знаем, что он святой», — говорила в переписке Елизавета Федоровна после смерти мужа. Она знала его лучше всех.
Святая преподобномученица великая княгиня Елисавета Феодоровна была вторым ребенком в семье великого герцога Гессен-Дармштадского Людвига IV и принцессы Алисы, дочери королевы английской Виктории, Еще одна дочь этой четы — Алиса станет впоследствии императрицей Российской Александрой Феодоровной.
Дети воспитывались в традициях старой Англии, их жизнь проходила по строгому порядку, установленному матерью. Детская одежда и еда были самыми простыми. Старшие дочери сами выполняли свою домашнюю работу: убирали комнаты, постели, топили камин. Впоследствии Елисавета Феодоровна говорила: «В доме меня научили всему». Мать внимательно следила за талантами и наклонностями каждого из семерых детей и старалась воспитать их на твердой основе христианских заповедей, вложить в сердца любовь к ближним, особенно к страждущим.
Родители Елисаветы Феодоровны раздали большую часть своего состояния на благотворительные нужды, а дети постоянно ездили с матерью в госпитали, приюты, дома для инвалидов, принося с собой большие букеты цветов, ставили их в вазы, разносили по палатам больных.
Елисавета с детства любила природу и особенно цветы, которые увлеченно рисовала. У нее был живописный дар, и всю жизнь она много времени уделяла этому занятию. Любила классическую музыку. Все, знавшие Елисавету с детства, отмечали ее религиозность и любовь к ближним. Как говорила впоследствии сама Елисавета Феодоровна, на нее еще в самой ранней юности имели огромное влияние жизнь и подвиги святой Елисаветы Тюрингенской, в честь которой она носила свое имя.
В 1873 году разбился насмерть на глазах у матери трехлетний брат Елисаветы Фридрих. В 1876 г. в Дармштадте началась эпидемия дифтерита, заболели все дети, кроме Елисаветы. Мать просиживала ночами у постелей заболевших детей. Вскоре умерла четырехлетняя Мария, а вслед за ней заболела и умерла сама великая герцогиня Алиса в возрасте 35 лет.
В тот год закончилась для Елисаветы пора детства. Горе усилило ее молитвы. Она поняла, что жизнь на земле — путь Креста. Ребенок всеми силами старался облегчить горе отца, поддержать его, утешить, а младшим своим сестрам и брату в какой-то мере заменить мать.
На двадцатом году жизни принцесса Елисавета стала невестой великого князя Сергея Александровича, пятого сына императора Александра II, брата императора Александра III. Она познакомилась с будущим супругом в детстве, когда он приезжал в Германию со своей матерью, императрицей Марией Александровной, также происходившей из Гессенского дома. До этого все претенденты на ее руку получали отказ: принцесса Елисавета в юности дала обет девства (безбрачия). После откровенной беседы ее с Сергеем Александровичем выяснилось, что он тайно дал обет девства. По взаимному согласию брак их был духовным, они жили как брат с сестрой.
Вся семья сопровождала принцессу Елисавету на свадьбу в Россию. Вместо с ней приехала и двенадцатилетняя сестра Алиса, которая встретила здесь своего будущего супруга, цесаревича Николая Александровича.
Венчание состоялось в церкви Большого дворца Санкт-Петербурга по православному обряду, а после него и по протестантскому в одной из гостиных дворца. Великая княгиня напряженно занималась русским языком, желая глубже изучить культуру и особенно веру новой своей родины.
Великая княгиня Елисавета была ослепительно красива. В те времена говорили, что в Европе есть только две красавицы, и обе — Елисаветы: Елисавета Австрийская, супруга императора Франца-Иосифа, и Елисавета Феодоровна.
Большую часть года великая княгиня жила с супругом в их имении Ильинское, в шестидесяти километрах от Москвы, на берегу Москвы-реки. Она любила Москву с ее старинными храмами, монастырями и патриархальным бытом. Сергей Александрович был глубоко религиозным человеком, строго соблюдал все церковные каноны, посты часто ходил на службы, ездил в монастыри — великая княгиня везде следовала за мужем и простаивала долгие церковные службы. Здесь она испытывала удивительное чувство, так непохожее на то, что встречала в протестантской кирке. Она видела радостное состояние Сергея Александровича после принятия им Святых Таин Христовых и ей самой так захотелось подойти к Святой Чаше, чтобы разделить эту радость. Елисавета Феодоровна стала просить мужа достать ей книги духовного содержания, православный катехизис, толкование Писания, чтобы умом и сердцем постичь, какая же религия истинна.
В 1888 году император Александр III поручил Сергею Александровичу быть его представителем на освящении храма святой Марии Магдалины в Гефсимании, построенного на Святой Земле в память их матери императрицы Марии Александровны. Сергей Александрович уже был на Святой Земле в 1881 году, где участвовал в основании Православного Палестинского Общества, став председателем его. Это общество изыскивало средства для помощи Русской Миссии в Палестине и паломникам, расширения миссионерский работы, приобретения земель и памятников, связанных с жизнью Спасителя.
Узнав о возможности посетить Святую Землю, Елисавета Феодоровна восприняла это как Промысл Божий и молилась о том, чтобы у Гроба Господня Спаситель Сам открыл ей Свою волю.
Великий князь Сергей Александрович с супругой прибыл в Палестину в октябре 1888 года. Храм святой Марии Магдалины был построен в Гефсиманском саду, у подножия Елеонской горы. Этот пятиглавый храм с золотыми куполами и до сего дня — один из красивейших храмов Иерусалима. На вершине Елеонской горы высилась огромная колокольня, прозванная «русской свечой». Увидев эту красоту и благодать, великая княгиня сказала: «Как я хотела бы быть похороненной здесь». Тогда она не знала, что произнесла пророчество, которому суждено исполниться. В дар храму святой Марии Магдалины Елисавета Феодоровна привезла драгоценные сосуды, Евангелие и воздухи.
После посещения Святой Земли великая княгиня Елисавета Феодоровна твердо решила перейти в православие. От этого шага ее удерживал страх причинить боль своим родным, и прежде всего, отцу. Наконец, 1 января 1891 года она написала отцу письмо о своем решении.
Это письмо показывает, какой путь прошла Елисавета Феодоровна. Мы приведем его почти полностью:
« ... А теперь, дорогой Папа, я хочу что-то сказать Вам и умоляю Вас дать Ваше благословение. Вы должны были заметить, какое глубокое благоговение я питаю к здешней религии с тех пор, как Вы были здесь в последний раз — более полутора лет назад. Я все время думала и читала и молилась Богу — указать мне правильный путь, и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином. Это было бы грехом оставаться так, как я теперь — принадлежать к одной церкви по форме и для внешнего мира, а внутри себя молиться и верить так, как и мой муж. Вы не можете себе представить, каким он был добрым, что никогда не старался принудить меня никакими средствами, предоставляя все это совершенно одной моей совести. Он знает, какой это серьезный шаг, и что надо быть совершенно уверенной, прежде чем решиться на него. Я бы это сделала даже и прежде, только мучило меня то, что этим я доставляю Вам боль. Но Вы, разве Вы не поймете, мой дорогой Папа? Вы знаете меня так хорошо, Вы должны видеть, что я решилась на этот шаг только по глубокой вере и что я чувствую, что пред Богом я должна предстать с чистым и верующим сердцем. Как было бы просто — оставаться так, как теперь, но тогда как лицемерно, как фальшиво это бы было, и как я могу лгать всем — притворяясь, что я протестантка во всех внешних обрядах, когда моя душа принадлежит полностью религии здесь. Я думала и думала глубоко обо всем этом, находясь в этой стране уже более 6 лет, и зная, что религия «найдена». Я так сильно желаю на Пасху причаститься Св. Тайн вместе с моим мужем. Возможно, что это покажется Вам внезапным, но я думала об этом уже так долго, и теперь, наконец, я не могу откладывать этого. Моя совесть мне это не позволяет. Прошу, прошу по получении этих строк простить Вашу дочь, если она Вам доставит боль. Но разве вера в Бога и вероисповедание не являются одним из главных утешений этого мира? Пожалуйста, протелеграфируйте мне только одну строчку, когда Вы получите это письмо. Да благословит Вас Господь. Это будет такое утешение для меня, потому что я знаю, что будет много неприятных моментов, так как никто не поймет этого шага. Прошу только маленькое ласковое письмо».
Отец не послал дочери желаемой телеграммы с благословением, а написал письмо, в котором говорил что решение ее приносит ему боль и страдание, и он не может дать благословения. Тогда Елисавета Феодоровна проявила мужество и, несмотря на моральные страдания твердо решила перейти в православие. Еще несколько отрывков из ее писем близким:
« ... Моя совесть не позволяет мне продолжать в том же духе — это было бы грехом; я лгала все это время, оставаясь для всех в моей старой вере... Это было бы невозможным для меня продолжать жить так, как я раньше жила...
Даже по-славянски я понимаю почти все, никогда не уча его. Библия есть и на славянском и на русском языке, но на последнем легче читать.
Ты говоришь... что внешний блеск церкви очаровал меня. В этом ты ошибаешься. Ничто внешнее не привлекает меня и не богослужение — но основа веры. Внешние признаки только напоминают мне о внутреннем...
Я перехожу из чистого убеждения; чувствую, что это самая высокая религия, и что я сделаю это с верой, с глубоким убеждением и уверенностью, что на это есть Божие благословение».
13 (25) апреля, в Лазареву субботу, было совершено таинство Миропомазания великой княгини Елисаветы Феодоровны с оставлением ей прежнего имени, но уже в честь святой праведной Елисаветы — матери святого Иоанна Предтечи, память которой Православная церковь совершает 5 (18) сентября. После Миропомазания император Александр III благословил свою невестку драгоценной иконой Нерукотворного Спаса, которую Елисавета Феодоровна свято чтила всю жизнь. Теперь она могла сказать своему супругу словами Библии: «Твой народ стал моим народом, Твой Бог — моим богом! (Руфь, 1.16).
В 1891 году император Александр III назначил великого князя Сергея Александровича Московским генерал-губернатором. Супруга генерал-губернатора должна была исполнять множество обязанностей — шли постоянные приемы, концерты, балы. Необходимо было улыбаться и кланяться гостям, танцевать и вести беседы независимо от настроения, состояния здоровья и желания. После переезда в Москву Елисавета Феодоровна пережила смерть близких людей: горячо любимой невестки принцессы — Александры (жены Павла Александровича) и отца. Это была пора ее душевного и духовного роста.
Жители Москвы скоро оценили ее милосердное сердце. Она ходила по больницам для бедных, в богадельни, в приюты для беспризорных детей. И везде старалась облегчить страдания людей: раздавала еду, одежду, деньги, улучшала условия жизни несчастных.
После смерти отца она с Сергеем Александровичем поехала по Волге, с остановками в Ярославле, Ростове, Угличе. Во всех этих городах супруги молились в местных храмах.
В 1894 году, после многих препятствий состоялось решение о помолвке великой княгини Алисы с наследником Российского престола Николаем Александровичем. Елисавета Феодоровна радовалась тому, что молодые влюбленные смогут, наконец, соединиться, и ее сестра будет жить в дорогой ее сердцу России. Принцессе Алисе было 22 года и Елисавета Феодоровна надеялась, что сестра, живя в России, поймет и полюбит русский народ, овладеет русским языком в совершенстве и сможет подготовиться к высокому служению императрицы Российской.
Но все случилось по-иному. Невеста наследника прибыла в Россию, когда император Александр III лежал в предсмертной болезни. 20 октября 1894 года император скончался. На следующий день принцесса Алиса перешла в православие с именем Александры. Бракосочетание императора Николая II и Александры Феодоровны состоялось через неделю после похорон, а весной 1896 года состоялось коронование в Москве. Торжества омрачились страшным бедствием: на Ходынском поле, где раздавались подарки народу, началась давка — тысячи людей были ранены или задавлены.
Так началось это трагическое царствование — среди панихид и погребальных воспоминаний.
В июле 1903 года состоялось торжественное прославление преподобного Серафима Саровского. В Саров прибыла вся императорская семья. Императрица Александра Феодоровна молилась преподобному о даровании ей сына. Когда наследник престола родился, по желанию императорской четы престол нижней церкви, построенной в Царском Селе, был освящен во имя преподобного Серафима Саровского.
В Саров приехала и Елисавета Феодоровна с супругом. В письме из Сарова она пишет: « ... Какую немощь, какие болезни мы видели, но и какую веру. Казалось, мы живем во времена земной жизни Спасителя. И как молились, как плакали — эти бедные матери с больными детьми, и, слава Богу, многие исцелялись. Господь сподобил нас видеть, как немая девочка заговорила, но как молилась за нее мать...»
Когда началась русско-японская война, Елисавета Феодоровна немедленно занялась организацией помощи фронту. Одним из ее замечательных начинаний было устройство мастерских для помощи солдатам — под них были заняты все залы Кремлевского дворца, кроме Тронного. Тысячи женщин трудились над швейными машинами и рабочими столами. Огромные пожертвования поступали со всей Москвы и из провинции. Отсюда шли на фронт тюки с продовольствием, обмундированием, медикаментами и подарками для солдат. Великая княгиня отправляла на фронт походные церкви с иконами и всем необходимым для совершения богослужения. Лично от себя посылала Евангелия, иконки и молитвенники. На свои средства великая княгиня сформировала несколько санитарных поездов.
В Москве она устроила госпиталь для раненых, создала специальные комитеты по обеспечению вдов и сирот погибших на фронте. Но русские войска терпели одно поражение за другим. Война показала техническую и военную неподготовленность России, недостатки государственного управления. Началось сведение счетов за былые обиды произвола или несправедливости, небывалый размах террористических актов, митинги, забастовки. Государственный и общественный порядок разваливался, надвигалась революция.
Сергей Александрович считал, что необходимо принять более жесткие меры по отношению к революционерам и доложил об этом императору, сказав, что при сложившейся ситуации не может больше занимать должность генерал-губернатора Москвы. Государь принял отставку и супруги покинули губернаторский дом, переехав временно в Нескучное.
Тем временем боевая организация эсеров приговорила великого князя Сергея Александровича к смерти. Ее агенты следили за ним, выжидая удобного случая, чтобы совершить казнь. Елисавета Феодоровна знала, что супругу угрожает смертельная опасность. В анонимных письмах ее предупреждали, чтобы она не сопровождала своего мужа, если не хочет разделить его участь. Великая княгиня тем более старалась не оставлять его одного и, по возможности, повсюду сопровождала супруга.
5 (18) февраля 1905 года Сергей Александрович был убит бомбой, брошенной террористом Иваном Каляевым. Когда Елисавета Феодоровна прибыла к месту взрыва, там уже собралась толпа. Кто-то попытался помешать ей подойти к останкам супруга, но она своими руками собрала на носилки разбросанные взрывом куски тела мужа. После первой панихиды в Чудовом монастыре Елисавета Феодоровна возвратилась во дворец, переоделась в черное траурное платье и начала писать телеграммы, и прежде всего — сестре Александре Феодоровне, прося ее не приезжать на похороны, т.к. террористы могли использовать их для покушения на императорскую чету. Когда великая княгиня писала телеграммы, она несколько раз справлялась о состоянии раненного кучера Сергея Александровича. Ей сказали, что положение кучера безнадежно и он может скоро умереть. Чтобы не огорчить умирающего, Елисавета Феодоровна сняла с себя траурное платье, надела то же самое голубое, в котором была до этого, и поехала в госпиталь. Там, склонившись над постелью умирающего, она, пересилив себя, улыбнулась ему ласково и сказала: «Он направил меня к вам». Успокоенный ее словами, думая, что Сергей Александрович жив, преданный кучер Ефим скончался в ту же ночь.
На третий день после смерти мужа Елисавета Феодоровна поехала в тюрьму, где содержался убийца. Каляев сказал: «Я не хотел убивать вас, я видел его несколько раз и то время, когда имел бомбу наготове, но вы были с ним, и я не решился его тронуть».
- «И вы не сообразили того, что вы убили меня вместе с ним?» — ответила она. Далее она сказала, что принесла прощение от Сергея Александровича и просила его покаяться. Но он отказался. Все же Елисавета Феодоровна оставила в камере Евангелие и маленькую иконку, надеясь на чудо. Выходя из тюрьмы, она сказала: «Моя попытка оказалась безрезультатной, хотя, кто знает, возможно, что в последнюю минуту он осознает свой грех и раскается в нем». Великая княгиня просила императора Николая II о помиловании Каляева, но это прошение было отклонено.
Из великих князей на погребении присутствовали только Константин Константинович (К.Р.) и Павел Александрович. Погребли его в маленькой церкви Чудова монастыря, где ежедневно в течении сорока дней совершались заупокойные панихиды; великая княгиня присутствовала на каждой службе и часто приходила сюда ночью, молясь о новопреставленном. Здесь она почувствовала благодатную помощь и укрепление от святых мощей святителя Алексия, митрополита Московского, которого с тех пор особо почитала. Великая Княгиня носила серебряный крестик с частицей мощей святителя Алексия. Она считала, что святитель Алексий вложил в ее сердце желание посвятить Богу всю оставшуюся жизнь.
На место убийства мужа Елисавета Феодоровна воздвигла памятник — крест по проекту художника Васнецова. На памятнике были написаны слова Спасителя со Креста: «Отче, отпусти им, не ведят бо что творят».
С момента кончины супруга Елисавета Феодоровна не снимала траур, стала держать строгий пост, много молилась. Ее спальня в Николаевском дворце стала напоминать монашескую келью. Вся роскошная мебель была вынесена, стены перекрашены в белый цвет, на них находились только иконы и картины духовного содержания. На светских приемах она не появлялась. Бывала только в храме на бракосочетаниях или крестинах родственников и друзей и сразу уходила домой или по делам. Теперь ее ничто не связывало со светской жизнью.
Она собрала все свои драгоценности, часть отдала казне, часть — родственникам, а остальное решила употребить на постройку обители милосердия. На Большой Ордынке в Москве Елисавета Феодоровна приобрела усадьбу с четырьмя домами и садом. В самом большом двухэтажном доме расположились столовая для сестер, кухня и другие хозяйственные помещения, во втором — церковь и больница, рядом — аптека и амбулатория для приходящих больных. В четвертом доме находилась квартира для священника — духовника обители, классы школы для девочек приюта и библиотека.
10 февраля 1909 года великая княгиня, собрала 17 сестер основанной ею обители, сняла траурное платье, облачилась в монашеское одеяние и сказала: «Я оставлю блестящий мир, где я занимала блестящее положение, но вместе со всеми вами я восхожу в более великий мир —
в мир бедных и страдающих».
Первый храм обители («больничный») был освящен епископом Трифоном 9 (21) сентября 1909 г. (в день празднования Рождества Пресвятой Богородицы) во имя святых жен-мироносиц Марфы и Марии. Второй храм — в честь Покрова Пресвятой Богородицы, освящен в 1911 году (архитектор А.В. Щусев, росписи М.В. Нестерова). Построенный по образцам новгородско-псковского зодчества, он сохранял теплоту и уют небольших приходских церквей. Но, тем не менее, был рассчитан на присутствие более тысячи молящихся. М.В. Нестеров сказал об этом храме: «Храм Покрова — лучший из современных сооружений Москвы, могущий при иных условиях иметь помимо прямого назначения для прихода, назначение художественно-воспитательное для всей Москвы». В 1914 году под храмом была устроена церковь — усыпальница во имя Сил Небесных и Всех Святых, которую настоятельница предполагала сделать местом своего упокоения. Роспись усыпальницы сделал П.Д. Корин, ученик М.В. Нестерова.
Знаменательно посвящение созданной обители святым женам-мироносицам Марфе и Марии. Обитель должна была стать как бы домом святого Лазаря — друга Божия, в котором так часто бывал Спаситель. Сестры обители призывались соединить высокий жребий Марии, внемлющей глаголам вечной жизни, и служение Марфы — служение Господу через ближнего своего.
В основу Марфо-Мариинской обители милосердия был положен устав монастырского общежития. 9 (22) апреля 1910 года в церкви святых Марфы и Марии епископ Трифон (Туркестанов) посвятил в звание крестовых сестер любви и милосердия 17 сестер обители во главе с великой княгиней Елисаветой Феодоровной. Во время торжественной службы епископ Трифон, обращаясь к уже облаченной в монашеское одеяние великой княгине, сказал: «Эта одежда скроет Вас от мира, и мир будет скрыт от Вас, но она в то же время будет свидетельницей Вашей благотворной деятельности, которая воссияет пред Господом во славу Его». Слова владыки Трифона сбылись. Озаренная благодатию Духа Святого деятельность великой княгини осветила огнем Божественной любви предреволюционные годы России и привела основательницу Марфо-Мариинской обители к мученическому венцу вместе с ее келейницей инокиней Варварой Яковлевой.
День в Марфо-Мариинской обители начинался и 6 часов утра. После общего утреннего молитвенного правила! В больничном храме великая княгиня давала послушания сестрам на предстоящий день. Свободные от послушания оставались в храме, где начиналась Божественная Литургия. Дневная трапеза проходила с чтением житий святых. В 5 часов вечера в церкви служили вечерню с утреней, где присутствовали все свободные от послушании сестры. Под праздники и воскресение совершалось всенощное бдение. В 9 часов вечера в больничном храме читалось вечернее правило, после него все сестры, получив благословение настоятельницы, расходились по кельям. Четыре раза в неделю за вечерней читались акафисты: в воскресенье — Спасителю, в понедельник — архангелу Михаилу и всем Бесплотным Небесным Силам, в среду — святым женам-мироносицам Марфе и Марии, и в пятницу — Божией Матери или Страстям Христовым. В часовне, сооруженной в конце сада, читалась Псалтирь по покойникам. Часто ночами молилась там сама настоятельница. Внутренней жизнью сестер руководил замечательный священник и пастырь — духовник обители, протоирей Митрофан Серебрянский. Дважды в неделю он проводил беседы с сестрами. Кроме того, сестры могли ежедневно в определенные часы приходить за советом и наставлением к духовнику или к настоятельнице. Великая княгиня вместе с отцом Митрофаном учила сестер не только медицинским знаниям, но и духовному наставлению опустившихся, заблудших и отчаявшихся людей. Каждое воскресенье после вечерней службы в соборе Покрова Божией Матери устраивались беседы для народа с общим пением молитв.
«На всей внешней обстановке обители и самом ее внутреннем быте, и на всех вообще созданиях великой княгини, лежал отпечаток изящества и культурности не потому, что она придавала этому какое-либо самодовлеющее значение, но потому, что таково было непроизвольное действие ее творческого духа», — пишет в своих воспоминаниях митрополит Анастасий.
Богослужение в обители всегда стояло на блистательной высоте благодаря исключительным по своим пастырским достоинствам духовнику, избранному настоятельницей. Сюда приходили для совершения богослужений и проповедования лучшие пастыри и проповедники не только Москвы, но и многих отдаленных мест России. Как пчела собирала настоятельница нектар со всех цветов,чтобы люди ощутили особый аромат духовности. Обитель, ее храмы и богослужение вызывали восхищение современников. Этому способствовали не только храмы обители, но и прекрасный парк с оранжереями — в лучших традициях садового искусства XVIII — XIX века. Это был единый ансамбль, соединявший гармонично внешнюю и внутреннюю красоту.
Современница великой княгини — Нонна Грэйтон, фрейлина ее родственницы принцессы Виктории, свидетельствует: «Она обладала замечательным качеством — видеть хорошее и настоящее в людях, и старалась это выявлять. Она также совсем не имела высокого мнения о своих качествах... У нее никогда не было слов «не могу», и никогда ничего не было унылого в жизни Марфо-Мариинской обители. Все было там совершенно как внутри, так и снаружи. И кто бывал там, уносил прекрасное чувство».
В Марфо-Мариинской обители великая княгиня вела жизнь подвижницы. Спала на деревянной кровати без матраца. Строго соблюдала посты, вкушая только растительную пищу. Утром вставала на молитву, после чего распределяла послушания сестрам, работала в клинике, принимала посетителей, разбирала прошения и письма.
Вечером, — обход больных, заканчивающийся за полночь. Ночью она молилась в молельне или в церкви, ее сон редко продолжался более трех часов. Когда больной метался и нуждался в помощи, она просиживала у его постели до рассвета. В больнице Елисавета Феодоровна брала на себя самую ответственную работу: ассистировала при операциях, делала перевязки, находила слова утешения, стремилась облегчить страдания больных. Они говорили, что от великой княгини исходила целебная сила, которая помогала им переносить боль и соглашаться на тяжелые операции.
В качестве главного средства от недугов настоятельница всегда предлагала исповедь и причастие. Она говорила: «Безнравственно утешать умирающих ложной надеждой на выздоровление, лучше помочь им по-христиански перейти в вечность».
Сестры обители проходили курс обучения медицинским знаниям. Главной их задачей было посещение больных, бедных, брошенных детей, оказание им медицинской, материальной и моральной помощи.
В больнице обители работали лучшие специалисты Москвы, все операции проводились бесплатно. Здесь исцелялись те, от кого отказывались врачи.
Исцеленные пациенты плакали, уходя из Марфо-Мариинской больницы, расставаясь с «великой матушкой», как они называли настоятельницу. При обители работала воскресная школа для работниц фабрики. Любой желающий мог пользоваться фондами прекрасной библиотеки. Действовала бесплатная столовая для бедных.
Настоятельница Марфо-Мариинской обители считала, что главное все же не больница, а помощь бедным и нуждающимся. Обитель получала до 12000 прошений в год. О чем только ни просили: устроить на лечение, найти работу, присмотреть за детьми, ухаживать за лежачими больными, отправить на учебу за границу.
Она находила возможности для помощи духовенству — давала средства на нужды бедных сельских приходов, которые не могли отремонтировать храм или построить новый. Она ободряла, укрепляла, помогала материально священникам — миссионерам, трудившимся среди язычников крайнего севера или инородцев окраин России.
Одним из главных мест бедности, которому великая княгиня уделяла особое внимание, был Хитров рынок. Елисавета Феодоровна в сопровождении своей келейницы Варвары Яковлевой или сестры обители княжны Марии Оболенской, неутомимо переходя от одного притона к другому, собирала сирот и уговаривала родителей отдать ей на воспитание детей. Все население Хитрова уважало ее, называя «сестрой Елисаветой» или «матушкой». Полиция постоянно предупреждала ее, что не в состоянии гарантировать ей безопасность.
В ответ на это великая княгиня всегда благодарила полицию за заботу и говорила, что ее жизнь не в их руках, а в руках Божиих. Она старалась спасать детей Хитровки. Ее не пугали нечистота, брань, потерявший человеческий облик лица. Она говорила: «Подобие Божие может быть иногда затемнено, но оно никогда не может быть уничтожено».
Мальчиков, вырванных из Хитровки, она устраивала в общежития. Из одной группы таких недавних оборванцев образовалась артель исполнительных посыльных Москвы. Девочек устраивала в закрытые учебные заведения или приюты, где также следили за их здоровьем, духовным и физическим.
Елисавета Феодоровна организовала дома призрения для сирот, инвалидов, тяжело больных, находила время для посещения их, постоянно поддерживала материально, привозила подарки. Рассказывают такой случай: однажды великая княгиня должна была приехать в приют для маленьких сирот. Все готовились достойно встретить свою благодетельницу. Девочкам сказали, что приедет великая княгиня: нужно будет поздороваться с ней и поцеловать ручки. Когда Елисавета Феодоровна приехала — ее встретили малютки в белых платьицах. Они дружно поздоровались и все протянули свои ручки великой княгине со словами: «целуйте ручки». Воспитательницы ужаснулись: что же будет. Но великая княгиня подошла к каждой из девочек и всем поцеловала ручки. Плакали при этом все — такое умиление и благоговение было на лицах и в сердцах.
«Великая матушка» надеялась, что созданная ею Марфо-Мариинская обитель Милосердия расцветет большим плодоносным древом.
Со временем она собиралась устроить отделения обители и в других городах России.
Великой княгине была присуща исконно русская любовь к паломничеству.
Не раз ездила она в Саров и с радостью спешила в храм, чтобы помолиться у раки преподобного Серафима. Ездила она во Псков, в Оптину пустынь, в Зосимову пустынь, была в Соловецком монастыре. Посещала и самые маленькие монастыри в захолустных и отдаленных местах России. Присутствовала на всех духовных торжествах, связанных с открытием или перенесением мощей угодников Божиих. Больным паломникам, ожидавшим исцеления от новопрославляемых святых, великая княгиня тайно помогала, ухаживала за ними. В 1914 году она посетила монастырь в Алапаевске, которому суждено было стать местом ее заточения и мученической смерти.
Она была покровительницей русских паломников, отправлявшихся в Иерусалим. Через общества организованные ею, покрывалась стоимость билетов паломников, плывущих из Одессы в Яффу. Она построила также большую гостиницу в Иерусалиме.
Еще одно славное деяние великой княгини — постройка русского православного храма в Италии, в городе Бари, где покоятся мощи святителя Николая Мир Ликийского. В 1914 году был освящен нижний храм в честь святителя Николая и странноприимный дом.
В годы первой мировой войны трудов у великой княгини прибавилось: необходимо было ухаживать за ранеными в лазаретах. Часть сестер обители была отпущена для работы в полевом госпитале. Первое время Елисавета Феодоровна, побуждаемая христианским чувством, навещала и пленных немцев, но клевета о тайной поддержке противника заставила ее отказаться от этого.
В 1916 году к воротам обители подошла разъяренная толпа с трсбованием выдать германского шпиона — брата Елисаветы Феодоровны, якобы скрывавшегося в обители. Настоятельница вышла к толпе одна и предложила осмотреть все помещения общины. Господь не допустил погибнуть ей в этот день. Конный отряд полиции разогнал толпу.
Вскоре после Февральской революции к обители снова подошла толпа с винтовками, красными флагами и бантами. Сама настоятельница открыла ворота — ей объявили, что приехали, чтобы арестовать ее и предать суду как немецкую шпионку, к тому же хранящую в монастыре оружие.
На требование пришедших немедленно ехать с ними, великая княгиня сказала, что должна сделать распоряжения и проститься с сестрами. Настоятельница собрала всех сестер в обители и попросила отца Митрофана служить молебен. Потом, обратясь к революционерам, пригласила войти их в церковь, но оставить оружие у входа. Они нехотя сняли винтовки и последовали в храм.
Весь молебен Елисавета Феодоровна простояла на коленях. После окончания службы она сказала, что отец Митрофан покажет им все постройки обители, и они могут искать то, что хотят найти. Конечно, ничего там не нашли, кроме келий сестер и госпиталя с больными. После ухода толпы Елисавета Феодоровна сказала сестрам: «Очевидно мы недостойны еще мученического венца».
Весной 1917 года к ней приехал шведский министр по поручению кайзера Вильгельма и предложил ей помощь в выезде за границу. Елисавета Феодоровна ответила, что решила разделить судьбу страны, которую считает своей новой родиной и не может оставить сестер обители в это трудное время.
Никогда не было за богослужением в обители столько народа как перед октябрьским переворотом. Шли не только за тарелкой супа или медицинской помощью, сколько за утешением и советом «великой матушки». Елисавета Феодоровна всех принимала, выслушивала, укрепляла. Люди уходили от нее умиротворенными и ободренными.
Первое время после октябрьского переворота Марфо-Мариинскую обитель не трогали. Напротив, сестрам оказывали уважение, два раза в неделю к обители подъезжал грузовик с продовольствием: черный хлеб, вяленая рыба, овощи, немного жиров и сахара. Из медикаментов выдавали в ограниченном количестве перевязочный материал и лекарства первой необходимости.
Но все вокруг были напуганы, покровители и состоятельные дарители теперь боялись оказывать помощь обители. Великая княгиня во избежание провокации не выходила за ворота, сестрам также было запрещено выходить на улицу. Однако установленный распорядок дня обители не менялся, только длиннее стали службы, горячее молитва сестер. Отец Митрофан каждый день служил в переполненной церкви Божественную Литургию, было много причастников. Некоторое время в обители находилась чудотворная икона Божией Матери Державная, обретенная в подмосковном селе Коломенском в день отречения императора Николая П от престола. Перед иконой совершались соборные моления.
После заключения Брест-Литовского мира германское правительство добилось согласия советской власти на выезд великой княгини Елисаветы Феодоровны за границу. Посол Германии граф Мирбах дважды пытался увидеться с великой княгиней, но она не приняла его и категорически отказалась уехать из России. Она говорила: «Я никому ничего дурного не сделала. Буди воля Господня!»
Спокойствие в обители было затишьем перед бурей. Сначала прислали анкеты — опросные листы для тех, кто проживал и находился на лечении: имя, фамилия, возраст, социальное происхождение и т.д. После этого были арестованы несколько человек из больницы. Затем объявили, что сирот переведут в детский дом. В апреле 1918 года, на третий день Пасхи, когда Церковь празднует память Иверской иконы Божией Матери, Елисавету Феодоровну арестовали и немедленно вывезли из Москвы. В этот день святейший патриарх Тихон посетил Марфо-Мариинскую обитель, где служил Божественную Литургию и молебен. После службы патриарх до четырех часов дня находился в обители, беседовал с настоятельницей и сестрами. Это было последней благословение и напутствие главы Российской Православной Церкви перед крестным путем великой княгини на Голгофу.
Почти сразу после отъезда патриарха Тихона к обители подъехала машина с комиссаром и красноармейцами-латышами. Елисавете Феодоровне приказали ехать с ними. На сборы дали полчаса. Настоятельница успела лишь собрать сестер в церкви святых Марфы и Марии и дать им последнее благословение. Плакали все присутствующие, зная, что видят свою мать и настоятельницу в последний раз. Елисавета Феодоровна благодарила сестер за самоотверженность и верность и просила отца Митрофана не оставлять обители и служить в ней до тех пор, пока это будет возможным.
С великой княгиней поехали две сестры — Варвара Яковлева и Екатерина Янышева. Перед тем, как сесть в машину, настоятельница осенила всех крестным знамением.
Узнав о случившемся, патриарх Тихон пытался через различные организации, с которыми считалась новая власть, добиться освобождения великой княгини. Но старания его оказались тщетными. Все члены императорского дома были обречены.
Елисавету Феодоровну и ее спутниц направили по железной дороге в Пермь.
Последние месяцы своей жизни великая княгиня провела в заключении, в школе, на окраине города Алапаевска, вместе с великим князем Сергеем Михайловичем (младшим сыном великого князя Михаила Николаевича, брата императора Александра II), его секретарем — Феодором Михайловичем Ремезом, тремя братьями — Иоанном, Константином и Игорем (сыновьями великого князя Константина Константиновича) и князем Владимиром Палеем (сыном великого князя Павла Александровича). Конец был близок. Матушка-настоятельница готовилась к этому исходу, посвящая все время молитве.
Сестер, сопровождающих свою настоятельницу, привезли в Областной совет и предложили отпустить на свободу. Обе умоляли вернуть их к великой княгине, тогда чекисты стали пугать их пытками и мучениями, которые предстоят всем, кто останется с ней. Варвара Яковлева сказала, что готова дать подписку даже своей кровью, что желает разделить судьбу с великой княгиней. Так крестовая сестра Марфо-Мариинской обители Варвара Яковлева сделала свой выбор и присоединилась к узникам, ожидавшим решения своей участи.
Глубокой ночью 5 (18) июля 1918 г., в день обретения мощей преподобного Сергия Радонежского, великую княгиню Елисавету Феодоровну вместе с другими членами императорского дома бросили в шахту старого рудника. Когда озверевшие палачи сталкивали великую княгиню в черную яму, она произносила молитву, дарованную Распятым на Кресте Спасителем мира: «Господи, прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23. 34). Затем чекисты начали бросать в шахту ручные гранаты. Один из крестьян, бывший свидетелем убийства, говорил, что из глубины шахты слышалось пение Херувимской. Ее пели новомученики Российские перед переходом в вечность. Скончались они в страшных страданиях, от жажды, голода и ран.
Великая княгиня упала не на дно шахты, а на выступ, который находился на глубине 15 метров. Рядом с ней нашли тело Иоанна Константиновича с перевязанной головой. Вся переломанная, с сильнейшими ушибами, она и здесь стремилась облегчить страдания ближнего. Пальцы правой руки великой княгини и инокини Варвары оказались сложенными для крестного знамения.
Останки настоятельницы Марфо-Мариинской обители и ее верной келейницы Варвары в 1921 году были перевезены в Иерусалим и положены в усыпальнице храма святой равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании.
В 1931 году, накануне канонизации новомучеников российских Русской Православной Церковью за границей, их гробницы решили вскрыть. Вскрытие производила в Иерусалиме комиссия во главе с начальником Русской Духовной Миссии архимандритом Антонием (Граббе). Гробницы новомучениц поставили на амвон перед Царскими вратами. По промыслу Божию случилось так, что архимандрит Антоний остался один у запаянных гробов. Неожиданно гроб великой княгини Елисаветы открылся. Она встала и подошла к отцу Антонию за
благословением. Потрясенный отец Антоний дал благословение, после чего новомученица вернулась в свой гроб, не оставив никаких следов. Когда открыли гроб с телом великой княгини, то помещение наполнилось благоуханием. По словам архимандрита Антония, чувствовался «сильный запах как бы меда и жасмина». Мощи новомучениц оказались частично нетленными.
Патриарх Иерусалимский Диодор благословил совершить торжественное перенесение мощей новомучениц из усыпальницы, где они до этого находились, в самый храм святой Марии Магдалины. Назначили день 2 мая 1982 г. — праздник святых Жен Мироносиц. В этот день за богослужением употреблялись Святая Чаша, Евангелие и воздухи, преподнесенные храму самой великой княгиней Елисаветой Феодоровной, когда она была здесь в 1886 году.
Архиерейский Собор Русской Православной Церкви в 1992 году причислил к лику святых новомучеников России преподобномученицу великую княгиню Елизавету и инокиню Варвару, установив им празднование в день кончины — 5 (18) июля.
На заседании Архиерейского собора Русской Православной Церкви, которое прошло с 31 марта по 5 апреля 1992 года, были канонизированы семь новомучеников, пострадавших за веру в годы советской власти. Среди них — святая преподобномученица великая княгиня Елизавета Федоровна.
Елизавета Федоровна – необыкновенная, поразительная святая. Образ и судьба её вмещают так много, что производят впечатление поистине эпического действа. Даже в самом лаконичном пересказе, будучи очерчены общей легкой рамкой, обстоятельства жизни этой великой женщины являют широчайшую историческую и личностно-нравственную перспективу.
Убедитесь в этом сами!
Очарование la belle epoque — прекрасной эпохи без войн, наступившей в Европе между последними десятилетиями XIX в. и 1914 г., с ускоренным развитием экономики и технических новшеств, исключительным расцветом культуры, — соединяются в её биографии с периодом предреволюционной смуты в России, с тревогами и бедствиями, последовавшими за большевистским переворотом.
Традиции первенствующих домов западноевропейской аристократии (Елизавета Александра Луиза Алиса – урождённая принцесса Гессен-Дармштадтская, внучка английской королевы Виктории) находят продолжение в исключительно высоком, влиятельном положении Великой княгини и единокровной сестры Императрицы Александры, супруги Самодержца Российского Николая II, главы Царствующей династии Романовых.
Волевой немецкий характер, воспитание в строгих правилах сочетается с трепетным проникновением в русскую жизнь, любовью и преданностью России и её людям. Глубокая набожность лютеранки, впитанная с детства, имеет своим продолжением обретение подлинной близости ко Христу в лоне Православия. Чрезвычайные женственность, изящество, хрупкость, совмещаются с качествами активной благотворительницы и умелого организатора.
/13.jpg)
Нежность и романтизм отношений с мужем, Великим князем великим князем Сергеем Александровичем, братом российского императора Александра III, — с выходящими за пределы мыслимого мужеством и хладнокровием, с которыми она принялась собирать и складывать растерзанные куски плоти любимого, павшего жертвой террористической атаки революционера-бомбиста.
Великосветские манеры соседствуют с полным отсутствием надменности, брезгливости при встрече с картинами дна жизни общества. Незаурядные творческие способности, безупречный эстетический вкус оттеняют непоколебимую решительность в выборе служения сестры милосердия с реалиями человеческой боли, крови, увечий, потери рассудка.
Умение ценить жизнь, радоваться любым её проявлениям своим завершением и достойным венцом имеет исполненный твёрдости и смирения подвиг принятия мученической смерти за веру.
Поистине, не верится, не умещается в воображении, кажется фантастическим! Но факт остаётся фактом, громадную массу событий, встреч и деяний вместила в себя жизнь всего одного реального человека: преподобномученицы Российской Великой княгини Елизаветы Федоровны.
Говорят, будто она с раннего возраста была необычным ребёнком и больше, нежели о личном благополучии и славе светской дамы, мечтала о великих делах и том, чтобы отдавать себя благу общества.
11-летней Элла принесла обет Богу оставаться целомудренной и никогда не иметь своих детей. Это случилось после того, как трехлетний брат Фридрих трагически погиб в результате падения из окна. Сестра первая подоспела на помощь и на руках внесла окровавленного мальчика в дом. Тот оставался жив, но вскоре скончался, так как болел наследственной болезнью гемофилией, и даже слабое кровоизлияние несло в себе смертельную опасность. Впечатления старшей сестры от происшествия были самые сильные. Юная Елизавета уже знала о том, что по женской линии может передать своему ребенку эту болезнь.
Любимой святой принцессы Гессен-Дармштадтской являлась Елизавета Тюрингская, ее дальняя родственница, жившая в первой половине XIII в., во времена Крестовых походов.
Выданная за ландграфа тюрингского, она рано овдовела и была изгнана из своих владений. Елизавета много претерпела от человеческой несправедливости и являла образец христианского смирения. Она скиталась, жила с нищими, перевязывала их раны, носила грубую одежду, спала на голой земле, ходила босая. Подвижнический образ её привлекал Эллу, стремившуюся к христианскому совершенству.
Позже, в замужестве за Великим князем Елизавета Федоровна открыла для себя православную церковность и православных святых. Горячее её желание сменить исповедание и присоединиться к вере мужа и всех русских людей стало причиной неудовольствия отца и прискорбного разрыва с немецкой роднёй. В 1881 г. она писала отцу: «Вы должны были заметить, какое глубокое благоговение я питаю к здешней религии с тех пор, как Вы были здесь в последний раз – более полутора лет назад. Я все время думала и читала и молилась Богу – указать мне правильный путь, и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином».
Частым занятием для августейших особ и представительниц высшего света в те времена была благотворительность. Множество богоугодных и образовательных заведений, просветительских обществ, сестричеств состояло на попечении знатных дам, а при Собственной канцелярии Его Императорского Величества работало целое Ведомство учреждений Императрицы Марии (вдовствующей), ведавшее делами милосердия в масштабах громадной Империи.
Однако же взгляд на благотворительность Елизаветы Федоровны был несколько иным и особым. Великой княгине представлялось недостаточным жертвовать одни только деньги на помощь бедным и содержание школ, приютов, больниц. По её мнению, следовало изменить весь образ жизни аристократии с её светскими увеселениями и часто ненужной, демонстративной роскошью, вызывавшей озлобление в обществе. Долг милосердия в том, чтобы самим выходить к нуждающимся, узнавать жизнь и потребности простого люда, овладевать практической деятельностью сестёр милосердия, учителей, тем самым восстанавливая доверие и солидарность. Таков, если угодно, был собственный план Елизаветы Федоровны по предотвращению надвигавшейся на Россию катастрофы – остановке брожений и революции, водворения общественного мира. И план этот, в отличие от большого числа политических прожектов, был весьма и весьма конкретным.
Направление благотворительности, основанное Великой княгиней, исходило из принципа, во-первых, добровольной милосердной аскезы. Участницы его, незамужние девушки и вдовы, не обременённые семейными хлопотами и попечением о детях, соглашались принять скромные условия жизни и постоянно трудиться, служа нуждающимся. Они собирались в общины, бывшие основой для учреждений социального призрения. Вторым непременным условием являлась строгая церковность. Обеты и устройство жизни подобных общин напоминали монашеские, с молитвами и богослужениями, исполнением уставных требований постов и т. п. Однако сёстры «елизаветинских» общин, одна из которых находилась в Санкт-Петербурге, другая в Москве, не отрекались от мира. Они деятельно участвовали в окружающей жизни и нуждах людей, не сидели внутри стен обители, но каждый день шли в город для посещения бедняков «на местах». Впоследствии каждая из сестёр имела право выйти из общины и создать семью.
На собственном примере Великая княгиня доказывала подобную возможность и вдохновляла идти за собой. Из дворцовых покоев она переехала в учреждённую ею Марфо-Мариинскую обитель в центре Москвы на Большой Ордынке и с неутомимой энергией, день и ночь исполняла не только обязанности настоятельницы и организатора деятельности сестёр, но непосредственного участника медицинских и благотворительных миссий. Всего в годы расцвета (1914-1917) в обители трудились более 150 сестер милосердия.
Для России деятельность подобного рода смотрелась необычно, как настоящее открытие. Открыто и смело Елизавета Федоровна утверждала новый взгляд на общественную роль женщины, на её самостоятельность и инициативу в большом круге вопросов. Это было актуально и ценно тем более, что лозунг освобождения женщины уже проник в массы, и «борьба за равные права» стала коньком политической оппозиции. Женское елизаветинское движение выгодно выделялось как на фоне авантюризма и демагогии левых, так и пришедшего с Запада феминизма. Приверженность традиционным христианским добродетелям смирения, трудолюбия и сострадания, ответственность и политическая умеренность составляли его главные отличительные качества.
Ряд моментов потребовал от Великой княгини большого бесстрашия, проявления даже героических качеств. В период волнений, уличных баррикад и перестрелок с полицией 1905-1907 гг. Елизавета Федоровна отказалась от мер личной безопасности и, вопреки увещеваниям тех, кто умолял Великую княгиню покинуть Москву, продолжала заниматься помощью жертвам волнений. «Предпочитаю быть убитой первым случайным выстрелом из какого-нибудь окна, чем сидеть тут, сложа руки», — признавалась она.
Другим ярким эпизодом стала работа в заполненных криминальным элементом трущобах Хитровки. В те времена обширный район в центре Москвы вблизи Хитрова рынка (стык нынешних Басманного и Таганского районов) представлял настоящую клоаку.
Власти не могли ничего поделать с постоянным скоплением безработных, бездомных и опустившихся людей. В затерянный мир, живущий по своим звериным законам, боялись заходить начальство и полиция. Но сёстры милосердия вместе с настоятельницей регулярно обходили ночлежные дома, давая лекарства и делая перевязки больным, предлагая места безработным.
Беспризорников-сирот «хитровцев» Елизавета Федоровна подбирала и отправляла в специальную школу при обители. Здесь ребятишек приучали к делу, выправляли дурные наклонности, влекущие мальчиков к воровству, а девочек на панель. Если же родители были живы, и семья не совсем опустилась, дети оставлялись с родителями и вместе посещали занятия, получали одежду, еду. Жители Хитровки привыкли к частым посещениям Великой княгини и полюбили её, присваивая ласкательные имена: «наш ангел», «наша княгиня».
Подумать только, как эта женщина белой кости и голубой крови, урождённая принцесса из Германии, смогла полюбить Православие и русских, что не находила покоя и жаждала нести утешение и свет в самые мрачные и захудалые закоулки этой «отсталой, варварской», по меркам просвещённого европейского ума, страны! В одном из писем после революции Великая княгиня напишет такие строки, ясно отображающие её внутренний мир и чувства в отношении нового Отечества: «Я испытывала такую глубокую жалость к России и ее детям, которые в настоящее время не ведают, что творят. Разве это не больной ребенок, которого мы любим во сто крат больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, научить его терпению, помочь ему. Вот что я чувствую каждый день».
Россия тем временем входила в полосу исторических бурь и руками негодных людей готовилась отплатить своей милосердной покровительнице крайней жестокостью. Подобно Иерусалиму, не узнавшему некогда времени посещения Христа, и в ней накапливалась чёрная зависть к самому лучшему, светлому. В 1916 г., ввиду фронтовых неудач начался поиск «немецких шпионов». В экипаж Елизаветы Федоровны, любимой и уважаемой москвичами, стали лететь камни. Толпа, распаляемая агитаторами, собралась у ворот обители. Навстречу вышла сама настоятельница, совершенно одна, спокойная, величавая. Погромщики, опешив, не решились её тронуть.
Зато новая революционная власть скоро стала претворять план по уничтожению августейших Романовых. Немецкий посол Майбах лично встречался с Елизаветой Федоровной, предлагая ей план бегства в Германию. Но это сгодилось бы для кого-нибудь другого, мыслившего своим предназначением спокойную и довольную жизнь за границей, на попечении богатой и именитой немецкой родни. Великая княгиня отдалилась от этого – слишком глубоко в память залегли события более чем 30-летнего отрезка жизни здесь, на русской почве: радость и потеря, напряжение трудов, споры, борьба, преодоление, близость с людьми, бывшими ей сотрудниками и требовавшими помощи. Княгиня отказалась выехать из России под дипломатическим прикрытием, сославшись на необходимость попечения о сёстрах. 8 мая 1918-го, после окончания литургии, отслуженной в обители Святейшим Патриархом Тихоном, большевистская «чрезвычайка» вывезла в неизвестном направлении матушку и двух её келейниц.
В ночь на 18 июля 1918 г. она и ещё семеро членов Царственной фамилии и приближённых были сброшены в шахту Новая Селимская в 18 км от уральского города Алапаевска. Символическим приношением «за други своя», оправданием и свидетельством признательности России своему Белому ангелу, Великой княгине и возглавительнице движения добрых душ, явился отказ ближайшей подруги и спутницы Елизаветы Федоровны, инокини Варвары, в смертный миг разлучаться с любимой матушкой. Простого рода, Варвара легко могла избежать казни, но настояла на том, чтобы за всеми последовать в тёмное каменистое жерло алапаевского рудника.
Окончилась жизнь, но не оконченными оказались мытарства преподобномучениц Елисаветы с Варварой. Честные останки их вместе с телами других погибших пришлось провезти по железной дороге через всю Сибирь до Китая отступающим белым войскам. В это время сопровождавшие скорбный груз стали свидетелями удивительного чуда: из наспех сколоченных гробов на пол вагона сочилась жидкость, и та, которая истекала от мощей Великой княгини – благоухала! Пузырьки с нею разошлись позже в качестве реликвий в среде эмиграции, стали благоговейно сохраняться почитателями памяти святой.
Одна из монахинь Русского Зарубежья вспоминает: «Незадолго до своей кончины игумен Серафим подарил мне пузырек с прахом Великой Княгини. Содержимое пузырька представляет собою высохшую массу темно-коричневого цвета, осевшую примерно до половины бутылочки. Пробка, пропитавшаяся жидкостью, ссохлась и уже не закрывает плотно бутылочку. Горлышко обвязано тряпочкой такого же темно-коричневого цвета, а вся бутылочка обмотана другой тряпочкой, покрытой такими же пятнами. Все это издает очень приятное, остро-пряное благоухание, не похожее ни на какой запах, который мне когда-либо приходилось обонять. Несмотря на свою нежность и тонкость, это запах очень пронизывающий, так как проходит сквозь нейлоновый мешочек, в который я бутылочку с тряпочками завернула. Она стоит у меня на полке перед образами, где всегда горит лампада. От времени до времени запах немного меняется, точно в составе преобладают попеременно то те, то другие ароматические вещества. Конечно, я не позволяю себе часто прикасаться к бутылочке, а только прикладываюсь к ней в день годовщины убиения Великой Княгини как к мощам».
Великая княгиня Елизавета Федоровна и инокиня Варвара прославлены в лике святых сначала Зарубежной Церковью в 1981 г., а затем в 1992 г. Архиерейским собором Русской Православной Церкви. Несмотря на то, что монашеский постриг над ними не совершался, они почитаются в чине преподобномучениц. Обеты безбрачия и нестяжательности, принесённые обоими, разрешают такую возможность.
Погребены преподобномученицы Елизавета Федоровна и инокиня Варвара по завещанию Великой княгини на Святой Земле, в Иерусалиме, в русском женском Гефсиманском монастыре.
С жизнеописанием преподобномученицы Великой княгини Елизаветы Федоровны можно подробней ознакомиться .
О ней все говорили, как об ослепительной красавице, а в Европе считали, что есть только две красавицы на Европейском Олимпе, и та и другая — Елизаветы. Елизавета Австрийская,...
О ней все говорили, как об ослепительной красавице, а в Европе считали, что есть только две красавицы на Европейском Олимпе, и та и другая — Елизаветы. Елизавета Австрийская, супруга императора Франца Иосифа, и Елизавета Федоровна.
Елизавета Федоровна, старшая сестра Александры Федоровны, будущей русской императрицы, была вторым ребенком в семье герцога Гессен-Дармштадского Людовига IV и принцессы Алисы, дочери королевы английской Виктории. Еще одна дочь этой четы — Алиса — стала впоследствии императрицей российской Александрой Федоровной.
Дети воспитывались в традициях старой Англии, их жизнь проходила по строгому распорядку. Одежда и еда были самыми простыми. Старшие дочери сами выполняли домашнюю работу: убирали комнаты, постели, топили камин. Много позже Елизавета Федоровна скажет: «В доме меня научили всему».
Великий князь Константин Константинович Романов, тот самый КР, посвятил Елизавете Федоровне в 1884 году такие строки:
Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно:
Ты так невыразимо хороша!
О, верно, под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа!
Какой-то кротости и грусти сокровенной
В твоих очах таится глубина;
Как ангел, ты тиха, чиста и совершенна;
Как женщина, стыдлива и нежна.
Пусть на земле ничто
Средь зол и скорби многой
Твою не запятнает чистоту.
И всякий, увидав тебя, прославит Бога,
Создавшего такую красоту!
В двадцать лет принцесса Елизавета стала невестой великого князя Сергея Александровича, пятого сына императора Александра II. До этого все претенденты на ее руку получали категорический отказ. Венчались в церкви Зимнего дворца в Санкт-Петербурге, и, конечно, на принцессу не могла не произвести впечатления величественность события. Красота и древность обряда венчания, русская церковная служба словно ангельское прикосновение поразили Елизавету, и она уже не смогла забыть этого чувства всю свою жизнь.
У нее возникло неодолимое желание познавать эту загадочную страну, ее культуру, ее веру. И облик ее стал меняться: из холодноватой немецкой красавицы великая княгиня постепенно превращалась в одухотворенную, всю как будто светящуюся внутренним светом женщину.
Большую часть года семья проводила в их имении Ильинское в шестидесяти километрах от Москвы, на берегу Москвы-реки. Но были и балы, гуляния, театральные постановки. Жизнерадостная Элли, как ее называли в семье, своими домашними театральными постановками и праздниками на катке вносила юный задор в жизнь императорской семьи. Здесь любил бывать наследник Николай, а когда в дом великого князя приехала двенадцатилетняя Алиса, он стал приезжать еще чаще.
Древняя Москва, ее уклад, ее старинный патриархальный быт и ее монастыри и церкви очаровали великую княгиню. Сергей Александрович был человеком глубоко религиозным, соблюдал посты и церковные праздники, ходил на богослужения, ездил в монастыри. И вместе с ним всюду бывала великая княгиня, выстаивающая все службы.
Как это не было похоже на протестантскую кирху! Как пела и ликовала душа княгини, какая благодать разливалась по ее душе, когда она видела Сергея Александровича, преображенного после причастия. Ей хотелось вместе с ним разделить эту радость обретения благодати, и она начала серьезно изучать православную веру, читать духовные книги.
А вот еще подарок судьбы! Император Александр III поручил Сергею Александровичу быть на Святой земле в 1888 году на освящении храма Святой Марии Магдалины в Гефсимании, который был построен в память их матери, императрицы Марии Александровны. Супруги побывали в Назарете, на горе Фавор. Княгиня писала своей бабушке английской королеве Виктории: «Страна действительно прекрасная. Кругом все серые камни и дома того же цвета. Даже деревья не имеют свежести окраски. Но тем не менее, когда к этому привыкнешь, то находишь везде живописные черты и приходишь в изумление…».
Она стояла у величественного храма Святой Марии Магдалины, в дар которому привезла драгоценную утварь для богослужений, Евангелия и воздухи. Вокруг храма такая тишь и воздушное благолепие растекалось… У подножия горы Елеонской в мреющем, чуть приглушенном свете, будто слегка прорисованные на фоне неба, замерли кипарисы и оливы. Дивное чувство овладело ею, и она произнесла: «Я бы хотела быть похороненой здесь». Это был знак судьбы! Знак свыше!. И как же он отзовется в будущем!
Сергей Александрович после этой поездки стал председателем Палестинского общества. А Елизавета Федоровна после посещения Святой земли приняла твердое решение перейти в православие. Это было нелегко. 1 января 1891 года она написала отцу о принятом решении с просьбой благословить ее: «Вы должны были заметить, сколь глубокое благоговение я питаю к здешней религии…. Я все время думала и читала, и молилась Богу указать мне правильный путь, и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином. Это было бы грехом — оставаться так, как я теперь, принадлежать к одной церкви по форме и для внешнего мира, а внутри себя молиться и верить так, как мой муж…. Вы знаете меня хорошо, Вы должны видеть, что я решилась на этот шаг только по глубокой вере, и что я чувствую, что перед Богом я должна предстать с чистым и верующим сердцем. Я думала и думала глубоко обо всем этом, находясь в этой стране уже более 6 лет и зная, что религия «найдена». Я так сильно желаю на Пасху причаститься Св. Тайн вместе с моим мужем». Отец не благословил дочь на этот шаг. Тем не менее накануне Пасхи 1891 года в Лазареву субботу был совершен чин принятия в Православие.
Какое ликование души — на Пасху вместе с любимым мужем пела она светлый тропарь «Христос восресе из мертвых смертию смерть поправ…» и подходила к святой Чаше. Именно Елизавета Федоровна уговорила свою сестру перейти в православие, окончательно рассеяв страхи Аликс. Элли не требовалось переходить в православную веру при бракосочетании с великим князем Сергеем Александровичем, поскольку тот не мог быть ни при каких обстоятельствах наследником престола. Но она сделала это из внутренней потребности, она же объяснила своей сестре всю необходимость этого и то, что переход в православие не будет для нее отступничеством, но, наоборот, обретением истинной веры.
В 1891 году император назначил великого князя Сергея Александровича московским генерал-губернатором. Москвичи скоро узнали великую княгиню как защитницу сирых и убогих, больных и бедных, она ездила в больницы, богадельни, приюты, помогала многим, облегчала страдания, раздавала помощь.
Принцесса Гессенская Елизавета-Александра-Луиза-Алиса (в семье ее звали Эллой) родилась 20 октября (1 ноября) 1864 года в Дармштадте. Она была второй дочерью Великого герцога Гессен-Дармштадтского Людвига IY и внучкой английской королевы Виктории. В семье было семеро детей. Впоследствии одной из ее младших сестер, Алисе, было суждено стать супругой последнего Российского императора. Герцогство Гессенское переживало в годы детства Эллы нелегкий период: участие в австро-прусской войне разорило страну.
Воспитывали детей довольно строго,например, старшие дети сами должны были следить за порядком в комнатах, помогать младшим. Мать Эллы, принцесса Алиса, основала целый ряд благотворительных учреждений (некоторые действуют и посейчас). Посещая госпиталь или приют, она часто брала с собой старших детей, стремилась развивать в дочерях сострадание. Большую роль в духовной жизни семьи играл образ св. Елизаветы Тюрингенской, в честь которой была названа Элла. Эта святая, родоначальница герцогов Гессенских, прославилась делами милосердия.
В 1873 году погиб маленький брат Елизаветы. Это было первое серьезное потрясение в ее жизни. Девочка дает обет целомудрия, чтобы не иметь детей. (Заметим, что, выйдя замуж, она этот обет не нарушила. Все это стало известным, когда духовника Елизаветы заставляли дать показания об оргиях, якобы бывших в стенах обители, а он в ответ предъявил медицинскую карту Матушки, где было написано: «Virgo»).
1878 год принес еще более страшную беду: в эпидемии дифтерита умерли сестра и мать Эллы. И тут юная девушка проявляет удивительную самоотверженность. Словно забывая о себе, она утешает отца, королеву Викторию; на нее и на ее старшую сестру Викторию ложится забота обо всем доме, о младших детях, особенно о шестилетней Алисе - Елизавета навсегда сохранила материнское отношение к младшей сестре.
В 1884 году наступает переворот в жизни Эллы: она выходит замуж за великого князя Сергея Александровича, брата царя Александра Ш. Сразу скажу, что Элла очень любила своего мужа. Вокруг их брака ходит очень много сплетен; я не знаю их источника, знаю только, что в письмах своих - разным людям, в т.ч. королеве Виктории, с которой была очень близка и откровенна, - Элла писала неоднократно, что счастлива в браке. Думаю, для нас этого достаточно.
Свадьба была очень пышной и тоже с элементом поэтичности. Например, по описанию Л.Миллер - ее книга о Елизавете Федоровне была первым достаточно полным ее жизнеописанием в нашей стране, - «Ее жених, Великий князь Сергей Александрович, зная, как она любила цветы, украсил все ее вагоны душистыми цветами исключительно белого цвета». Вы себе только представьте, какая красота - благоухающий поезд!
После свадьбы молодожены отправились в свое подмосковное имение Ильинское. И вот очередной поступок, характеризующий Елизавету как неординарного человека с открытым сердцем: вместо того чтобы беспечно развлекаться, как и положено женщине, только что вышедшей замуж за брата царя, она обходит дома крестьян в имении. И ужасается. Бедность, серость, отсутствие элементарной медицинской помощи... По ее настоянию Сергею пришлось срочно выписывать акушера для своих крестьянок, а в дальнейшем в Ильинском была устроена больница, периодически проходили ярмарки в пользу крестьян (гости Сергея и Эллы покупали всевозможные изделия местных умельцев). Кроме того, Элла горячо взялась за изучение русского языка. Овладела она им в совершенстве, говорила почти без акцента.
Довольно быстро у молодой четы появился круг друзей, которые любили бывать у них и в Ильинском, и в Петербурге. Элла великолепно справлялась с ролью хозяйки дома. Надо сказать, что она действительно была очень красива, многие считали ее внешность безупречной, еще будучи невестой, она считалась одной из двух лучших красавиц Европы. Но ни одна фотография, ни один портрет не могли передать эту красоту. Существует считанное число удачных фотографий Елизаветы, да и то, они изображают ее обычно вполоборота, и по ним нельзя назвать ее красоту необыкновенной. Видимо, все ее обаяние заключалось в красоте души, сиянии глаз, простой и изящной манере, доброте и внимании к людям. Она обладала очень приятным голосом, хорошо пела, рисовала, составляла с большим вкусом букеты цветов. Живое чувство юмора и такт привлекали ее собеседников. Она горячо верила в Бога, и, будучи еще протестанткой, вместе с мужем посещала православные богослужения.
В 1888 году Елизавета с мужем посетила Святую землю. Это паломничество произвело на нее глубокое впечатление. В храме св. Марии Магдалины у подножия Елеонской горы она сказала: «Как бы я хотела быть погребена здесь!» Ее пророчество исполнилось: сейчас ее мощи и мощи ее келейницы Варвары Яковлевой, пострадавшей вместе с нею, лежат в этом храме. У Гроба Господня Елизавета много молилась за Россию, за свою семью... Это время было временем духовного поиска. Перед Елизаветой встал вопрос о переходе в Православие.
На это было трудно решиться. Елизавету мучила мысль, что отец и все родные не поймут ее шага, будут объяснять его соображениями положения в свете, подчинения воле мужа и т.п. Она писала пронзительные письма отцу, брату, сестрам, бабушке.
«А теперь, дорогой Папа, я хочу что-то сказать Вам и умоляю Вас дать Ваше благословение... Я все время думала и читала и молилась Богу - указать мне правильный путь - и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином... Я бы это сделала даже и прежде, только мучило меня то, что этим я доставляю Вам боль и что многие родные не поймут меня. Но Вы, разве Вы не поймете, мой дорогой Папа?.. Прошу, прошу по получении этих строк простить Вашу дочь, если она Вам доставит боль... Прошу только маленькое ласковое письмо...» (Цит. по книге Л. Миллер)
Елизавета попросила составить для отца записку с разъяснением догматов православной церкви в сравнении с протестантским вероучением. Эту записку составил для нее протопресвитер Иоанн Янышев.
К сожалению, почти никто из родных не поддержал Елизавету в ее намерении. Ей пришлось получить довольно резкие ответы от отца и брата, и лишь две Виктории - сестра Елизаветы принцесса Баттенбергская и королева Виктория - не упрекали ее, а старались ободрить своими письмами. Православные же родственники из дома Романовых поддерживали Елизавету в ее решении. Таинство Миропомазания было совершено в Лазареву субботу 1891 года.
В том же году Сергей Александрович был назначен генерал-губернатором Москвы. Это была серьезная перемена всего уклада жизни для Елизаветы. Она стала первой светской дамой Москвы. Переезд из Петербурга в Москву, необходимость активно участвовать в светской жизни, бывать на приемах и концертах и устраивать их у себя - все это подорвало здоровье Елизаветы. У нее начались мигрени.
Здесь мне видится загадка души. Елизавета Федоровна была необычайно впечатлительна; в ее письмах можно найти сентиментальные ноты, события внешнего и духовного мира производили на нее сильное действие, подчас она сильно страдала от непонимания, от сплетен - сильнее, чем, может быть, другие на ее месте. И при этом, поставив себе цель сделать что-то ради славы Божьей и ради милосердия, она шла к этой цели, не колеблясь. Она, уже будучи настоятельницей обители милосердия, посещала трущобы, где царили ужасающая грязь, болезни и разврат. Она ассистировала на сложных полостных операциях. Она ухаживала за гнойными и ожоговыми больными. Те сестры нынешней Марфо-Мариинской обители, кто сейчас работает в ожоговом центре, после работы с трудом приходят в себя - она же ничем не выдавала, что ей трудно это все видеть. Как этой нежной женщине, любящей цветы и тихие разговоры, удавалось ради Бога преодолевать то, что не под силу самым крепким мужчинам?
Этот период был тяжким и еще по одной причине. Сначала умерла жена великого князя Павла Александровича. Сергей Александрович и Елизавета Федоровна очень дружили с этой семьей. Это было сильное потрясение для них. Умирающая родила недоношенного ребенка, которого выходили в Ильинском. Впоследствии великий князь Павел попал в опалу из-за своего второго брака, и двое его детей царской волей были переданы на воспитание Сергею Александровичу и Елизавете Федоровне.
А вскоре умер и отец Елизаветы. Она очень любила отца и тяжело пережила его смерть. Ее здоровье еще ухудшилось. Чтобы прийти в себя, она вместе с мужем совершила путешествие по Волге, а через некоторое время они посетили королеву Викторию.
Несмотря на все эти переживания, Елизавета Федоровна очень активно занималась благотворительной деятельностью, которую вела и раньше, но не в таком объеме. Положение генерал-губернаторши давало ей широкую возможность для дел общественного призрения. Если просматривать периодику 1890-х годов, в разделах по благотворительности довольно часто встречается имя Е.И.В. Елисаветы Феодоровны, наряду с прот. И.И.Сергиевым - о. Иоанном Кронштадтским. Самое значительное дело в этот период - Елисаветинское благотворительное общество. «Елисаветинское благотворительное общество, состоящее под Высочайшим покровительством Их Императорских Величеств и под Августейшим попечительством Государыни Великой Княгини Елисаветы Феодоровны, учреждено специально для того, чтобы... призревать законных младенцев беднейших матерей, дотоле помещаемых, хотя без всякого права, в Московский Воспитательный дом, под видом незаконных. Основанное в январе 1892 г., исключительно для столицы, и распространившее в конце того же года, с Высочайшего соизволения, свою благотворительную деятельность и на всю Московскую губернию, Елисаветинское общество встретило теплое сочувствие среди москвичей, что дало ему возможность в короткое время образовать Елисаветинские комитеты при всех 224 московских церковных приходах и открыть таковые же во всех уездных городах Московской губернии» (журнал «Детская помощь», 1894 г.) Деятельность Общества была тщательно спланирована и охватывала детей различных возрастов, обеспечивая их будущее.
Кроме того, Елизавета Федоровна возглавила Дамский комитет Красного Креста, а после гибели супруга она была назначена председательницей Московского управления Красного Креста.
С началом русско-японской войны Елизавета Федоровна организовала Особый комитет помощи воинам. При этом комитете в Большом Кремлевском Дворце был создан склад пожертвований в пользу воинов. Там заготавливали бинты, шили одежду, собирали посылки, формировали походные церкви.
Там 4 февраля 1905 года застал Елизавету Федоровну страшный взрыв. Никто из находившихся на этом складе не понял, что произошло. А Елизавета, вскрикнув: «Это Сергей!» бросилась бежать по коридорам дворца, в одном платье выбежала на улицу - кто-то набросил на нее плащ - и в стоявшей возле крыльца карете поспешила к месту взрыва. Зрелище было ужасно. Сильный взрыв превратил карету великого князя в груду щепок, а его самого разорвал, обезобразив до неузнаваемости. Снег вокруг смешался с кровью. Елизавета, стоя на коленях, собирала то, что несколько минут назад было ее мужем.
Следующие несколько дней Елизавета жила, как автомат, ничего не ела, взгляд ее оцепенел. Единственное, что ее поддерживало - это молитва и Причастие. И опять неожиданный поступок: в тот же день, в том же своем голубом платье, она поехала в больницу к кучеру великого князя. На вопрос, жив ли Сергей Александрович, она ответила: «он прислал меня к Вам». Кучер умер со спокойным сердцем. А через несколько дней Елизавета посетила в тюрьме убийцу мужа, Ивана Каляева. Она передала ему прощение от имени Сергея Александровича, оставила ему Евангелие. Более того, она подала прошение о помиловании террориста, но оно не было удовлетворено.
Вскоре после этого Елизавета Федоровна решила полностью посвятить себя служению людям. У нее было очень много прекрасных драгоценностей. Она отделила ту часть, которая принадлежала фамилии Романовых, и отдала в казну, еще небольшую часть подарила своим друзьям. Оставшиеся драгоценности продала, и на эти деньги купила на Большой Ордынке усадьбу с 4 домами и обширным садом, где и расположилась Марфо-Мариинская обитель. Движение сестер милосердия, начавшее разворачиваться со времени Крымской войны, было хорошо известно Елизавете: она, вместе с Сергеем Александровичем, была попечительницей Иверской общины сестер милосердия, участвовала в ее управлении и имела самое живое представление о возможностях такой общины. Но ей хотелось большего: возродить движение диаконисс. Диакониссы - служительницы Церкви первых веков - поставлялись через рукоположение, участвовали в совершении Литургии, примерно в той роли, в какой сейчас служат иподиаконы, занимались катехизацией женщин, помогали при крещении женщин, служили больным - одним словом, их роль была значительна. На Русь христианство пришло уже на закате этого движения, и диаконисс здесь никогда не было. Вот как описывает сама Елизавета Федоровна отношение части Российской Церкви к идее такой обители:
«Видишь ли, мы просили о присвоении имени «диаконисс», что по-гречески означает «служительницы», то есть служительницы Церкви, чтобы сделать наше положение в стране возможно более ясным: мы - организация Православной Церкви. А в интервью Гермогена (епископ Саратовский, член Синода - Е.Л.), опубликованном в газетах, нам брошен резкий упрек в подражании протестантизму, тогда как мы трудимся под прямым руководством митрополита, в постоянном непосредственном контакте с епископами... Церковь должна поддержать нас, не бросать, и, к счастью, в основном так оно и есть. Аликс (императрица Александра, сестра Елизаветы - Е.Л.) находит, что с нашим домом сестер все совершенно ясно, ну а я как раз с этим не могу полностью согласиться и надеюсь, коль скоро наш «чин посвященных» утвержден Священным Синодом, мы будем стоять на этом крепко и ожидать, что нас ясно и открыто представят стране как церковную, православную церковную организацию. Большего я не желаю. В любой день можно умереть, и мне было бы очень жаль, если бы такой тип обители - не совсем монастырь и, конечно же, не обыкновенная светская община - подвергся изменению... Все наши службы отправляются как в монастыре, весь труд основан на молитве...» (письмо Николаю П, цит. по книге «Материалы к житию...»).
Устав и строй обители были уникальны: они вобрали в себя, с одной стороны, опыт православных монастырей, и с другой - опыт западных общин диаконисс. Под руководством старцев Зосимовой пустыни, Елизавета вместе с придворным священником Янышевым и другими церковными деятелями разрабатывала устав обители. Они скрупулезно исследовали европейский опыт милосердной деятельности, в частности, в Германии. На родине Елизаветы изучали уставы общин диаконисс и остановились на Штутгартском уставе, как наиболее приближенном к возможностям России. Глубоко уважая путь русского монашества, великая княгиня полагала все-таки, что постоянная молитва, внутреннее созерцание должны быть конечным этапом и вознаграждением тех, кто уже отдал свои силы на благо служения Богу через ближнего. Впоследствии, согласно Уставу обители, предполагалось создать скит для того, чтобы потрудившиеся сестры по желанию могли принять монашество.
Основа жизни обители отражена в ее названии. Марфа и Мария - евангельские сестры, принявшие Христа у себя в доме. Марфа заботилась об услужении Господу. Мария же села у ног Иисуса и слушала слово Его. В принятом в Церкви чтении этого отрывка к нему прибавляются стихи из следующей главы, где Иисус говорит: «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его». Марфа и Мария - образ труда и молитвы. При посвящении сестрам выдавались четки с наказом непрестанно творить молитву Иисусову.
Первые сестры появились в обители в начале 1909 года. Их было всего 6, но уже к концу года их число возросло до 30, а со своего скорбного пути на Урал Матушка прислала каждой сестре по записочке - 105 записок. Сестрами обители могли быть православные христианки, девицы или вдовы, в возрасте от 20 до 40 лет (требовалось немало физических сил, чтобы выполнять такое служение). Сотрудницами же обители могли быть женщины любого семейного положения и не обязательно православные. Они приходили помогать обители в свободное время.
В апреле 1910 года епископ Трифон (Туркестанов), один из друзей-покровителей обители, посвятил первых 17 сестер во главе с великой княгиней в крестовые сестры. Они принесли обеты целомудрия, нестяжания и послушания, однако, в отличие от монахинь, по истечении определенного срока (1 год, 3, 6 и более лет) могли уйти из обители, создать семью и быть свободными от данных прежде обетов. По уставу, обитель должна была помочь таким сестрам, приготовить им приданое и поддержать их на первых порах.
Деятельность обители значительно отличалась от деятельности общин милосердия, бывших тогда в Москве. Общины милосердия ограничивались, в основном, медицинской помощью нуждающимся. По плану Елизаветы Федоровны, обитель должна была оказывать комплексную, духовно-просветительскую и медицинскую помощь. Для этих целей первые 3 года сестры исследовали жизнь беднейших семей, сведения о которых поступали в специальный почтовый ящик на стене обители. Исходя из установленных нужд, призреваемым часто не просто давали еду и одежду, но помогали в трудоустройстве, устраивали в больницы. Нередко сестры уговаривали семьи, которые не могли дать детям нормальное воспитание (например, профессиональные нищие, пьяницы и т.д.), отдать детей в приют, где им давали образование, хороший уход и профессию. Елизавета сама обходила Хитров рынок (самое «гнилое» место в тогдашней Москве, трущобы и притоны). Здесь ее очень уважали за достоинство, с которым она держалась, и полное отсутствие превозношения над этими людьми.
Сестры до своего выхода к призреваемым получали очень серьезную психологическую, методологическую, духовную и медицинскую подготовку. Им читали лекции лучшие врачи Москвы, беседы с ними проводили духовник обители о. Митрофан Сребрянский, человек выдающихся духовных способностей, и второй священник обители о. Евгений Синадский. Кроме того, приглашался о. Иосиф Фудель для ознакомления сестер с тюремной жизнью и способами облегчения нравственных страданий преступников. В обители были больница на 22 места (она намеренно не расширялась), отличная амбулатория, аптека, где часть лекарств выдавалась бесплатно, приют, бесплатная столовая и еще множество учреждений. По замыслу Матушки и отца Митрофана, обитель должна стать для всей России духовным центром, школой диаконисс, где сестры получали бы управление, поддержку и возможность нравственного обновления.
Поселившись в обители, Елизавета Федоровна начала жизнь прямо подвижническую: порой почти не спала, ночами ухаживая за тяжелобольными или читая Псалтирь над умершими, а днем трудилась, наряду со своими сестрами, обходя беднейшие кварталы. Кроме того, известные хирурги города приглашали ее ассистировать при сложных операциях.
Очень важную роль в просветительской деятельности обители играл Покровский соборный храм. Храмов в обители было 2; первый - в честь праведных Марфы и Марии - предназначался для сестринских молитв, а также для тяжелобольных, которые могли слышать богослужение из своих палат, прилегавших к помещению церкви. Второй храм - Покрова Пресвятой Богородицы - представляет особый интерес. Выстроенный в 1910 году крупнейшим русским архитектором А.В.Щусевым, расписанный М.В.Нестеровым и П.Д.Кориным, он сам по себе является ценным достоянием культуры, привлекающим внимание горожан. Но главное - благоговейные богослужения, совершаемые духовенством обители, а нередко - и иерархами Церкви при дивном пении сестер, и просветительские лекции и беседы, которые велись каждое воскресение в трапезной этого храма духовником обители о. Митрофаном и приглашенными им лучшими проповедниками того времени. Москвичи активно посещали эти занятия. В трапезной храма проходили также заседания Палестинского общества, Географического общества, духовные чтения и другие мероприятия.
Не оставила Елизавета Федоровна прежнюю свою деятельность. Она продолжала быть председательницей Московского комитета Красного Креста, посещала различные благотворительные учреждения. Во время войны активно заботилась о снаряжении армии и помощи раненым.
Трудно найти сферу социального служения, которая не была бы охвачена покровительством Великой матушки. Вот некоторый перечень ее обязанностей (далеко не полный: Елизавета Федоровна занимала в течение своей жизни более 150 должностей!)
Почетная председательница Дома воспитания сирот убитых воинов, Московского городского училища.
Председательница Елисаветинской женской гимназии.
Почетный член общества слепых, Московского отделения Императорского Русского музыкального общества, общества спасания на водах.
Председательница Палестинского общества.
Попечительница Военного лазарета на Сивцевом Вражке, комитета о военных госпиталях, комитета передвижных храмов и госпиталей г. Москвы и т.д.
Эти общественные дела не были формальностью: Великая матушка вникала в суть каждого дела. Не избежала она и клеветы: во время I Мировой войны, желая помочь военнопленным, которыми были переполнены госпитали, она была обвинена в пособничестве немцам. Результатом протеста против того, чтобы Г.Распутин жил при дворе, явилось отдаление императрицы Александры от сестры.
С началом Февральской революции в обитель стали приходить агрессивно настроенные группы, угрожали великой княгине, искали оружие, якобы спрятанное там. Но первое время все обходилось благополучно, благодаря выдержке и мудрости матушки Елизаветы и отца Митрофана. Германия беспокоилась о судьбе Елизаветы Федоровны; кайзер Вильгельм, когда-то предлагавший ей руку, уговаривал ее уехать из России; одним из условий Брестского мира Германия ставила возможность для великой княгини свободно покинуть Россию. Но она отказалась покинуть свою новую родину и своих духовных чад, хотя ясно предчувствовала страшные события и говорила о мученическом венце, который ждет многих в обители.
В третий день Пасхи 1918 года чекисты увезли Великую матушку из обители и отправили вместе с сестрами Екатериной Янышевой и Варварой Яковлевой сначала в Пермь, а затем в Алапаевск. Сестрам было предложено сохранить жизнь, оставив свою настоятельницу. Елизавета Федоровна уговорила Екатерину уехать, передать в обитель известия об их положении и письма сестрам. А Варвара твердо решилась разделить участь Матушки.
Конвоировать Елизавету Федоровну московские солдаты отказывались, и поручено это дело было латышским стрелкам. Они видели в ней всего лишь одну из представительниц ненавистной династии Романовых, и она подвергалась различным унижениям, так что Патриарху Тихону пришлось ходатайствовать за нее. Но присутствие духа она не теряла, в письмах наставляла оставшихся сестер, завещая им хранить любовь к Богу и ближним.
5 (18) июля 1918 г., в день преподобного Сергия Радонежского, которого очень чтила Елизавета, на следующий день после убийства царской семьи, Елизавета Федоровна вместе со своей келейницей Варварой и еще 6 алапаевскими узниками - членами дома Романовых - была сброшена в старую шахту под Алапаевском. Бросали их живыми. Они получили при падении страшные увечья. Великая княгиня молилась: «Господи, прости их, ибо не ведают, что творят!» Когда тела были извлечены из шахты комиссией Колчака, было обнаружено, что жертвы жили и после падения, умирая от голода и ран. Великая матушка и там продолжала милосердное служение: рана князя Иоанна, упавшего на уступ шахты возле нее, была перевязана частью ее апостольника. Окрестные крестьяне рассказывают, что несколько дней из шахты доносилось пение молитв.
Тела алапаевских жертв были перевезены в Пекин, затем 2 гроба - Елизаветы и Варвары - отправлены в Иерусалим. Тела этих мучениц, в отличие от прочих шести, почти не подверглись тлению, а источали удивительный аромат.
В 1992 году Русской Православной Церковью великая княгиня Елисавета и инокиня Варвара причислены к лику святых новомучеников Российских.
